Повести об отважных - Страница 7

Отрывистый стон, донесшийся со стороны коридора, словно бичом хлестнул по взвинченным нервам военврача. Хлопнула дверь, грохнула автоматная очередь и прозвучал чей-то яростный голос:

— Стой, гад. Теперь не уйдешь!

В коридоре захлопали двери, послышались быстрые шаги, голоса.

Надежда Михайловна тоже выбежала в коридор. Выздоравливающие, медсестры, санитары толпились у открытых дверей послеоперационной палаты.

— Что случилось? — спросила Надежда Михайловна. — Пропустите меня! Дайте лампу!

Держа лампу над головой, с пистолетам в правой руке, она шагнула в комнату.

Первым, кого она увидела, был уже знакомый старший сержант. Нагнув голову, он стоял в двух шагах от дверей, направив автомат в темную нишу за высокой кафельной печью.

— Что случилось? — повторила Надежда Михайловна.

— Да какой-то фашист пырнул ножом нашего немецкого товарища. Хотел прирезать и Щурку. А тут — я! Он швырнул в меня кинжал, а я его автоматной очередью резанул. За печкой эта гадюка… Ну-ка, посветите, товарищ военврач!

Держа автомат на изготовку, старший сержант направился к печке. Надежда Михайловна шла за ним, высоко подняв лампу.

Белая квадратная колонна кафельной печки, вершина которой упиралась в потолок, была возведена почти в метре от угла комнаты. Сбоку печи и за нею был довольно просторный закуток. Но в нем никого не было.

— Промазали, значит! Плохо! — сказала Надежда Михайловна, опуская лампу.

— Не должно быть! — смущенно ответил старший сержант. — Я не мажу…

— Так где же фашист?

— Черт его знает где… — Старший сержант нагнулся к полу. — Ого! Нет! Я не промазал! Видите — кровь!

Надежда Михайловна торопливо сунула пистолет в карман шинели.

— А раненый? Что с ним? — Она обернулась.

У кровати, где лежал раненый немец, молча толпились сотрудники госпиталя и раненые.

В комнату вошел подполковник Смирнов.

— Всем выйти из палаты! — негромко приказал он. — Кто стрелял по убийце?

— Я, товарищ полковник. Старший сержант Коньков.

— Останьтесь, старший сержант… И вас, Надежда Михайловна, прошу остаться. Хотя нашему немецкому товарищу медпомощь уже не нужна.

Надежда Михайловна подошла к кровати и подняла лампу. Свет упал на лицо с мертвым взглядом широко раскрытых глаз. В груди у мертвого торчал немецкий штык, который убийца вогнал по самую рукоятку. Возле головы убитого лежал небольшой клочок бумаги.

Подполковник взял его и прочитал:

— Вервольф! — Волк-оборотень…

Розыски убийцы были безуспешными. Несомненно, что он был ранен и, очевидно, тяжело. Об этом свидетельствовали капли крови за печкой и отпечаток окровавленной ладони на белом кафеле. Но куда девался раненый, установить не удалось. Лейтенант Серков простукал стены за печкой. Они издавали один и тот же сухой звук и казались монолитными.

— Куда же все-таки девался убийца? — спрашивал себя в который раз подполковник Смирнов. — Безусловно, где-то здесь имеется тайный вход. Но где?

По приказу подполковника раненый солдат был переведен в другую комнату. А в палату, где было совершено убийство, переселилась группа разведчиков во главе со старшиной Ничипуренко.

— Хай тильки сунется сюда тот фашистский оборотень! — старшина погрозил печке крепким кулаком. — Свинячью отбивную с него зроблю!

Вместе со старшиной в палату госпиталя переселился и Коля Петров.

— Надо выяснить все обстоятельства этого дела, — сказал подполковник. — Пойдемте ко мне, старший сержант…

— Может быть, пройдем в мою комнату, Юрий Юрьевич? — предложила Надежда Михайловна. — У меня тоже есть что рассказать вам… — Она улыбнулась. — А к тому же обещаю угостить вас отличным чаем.

— Идемте, Надежда Михайловна.

Подполковник усадил смущенного старшего сержанта за стол. Надежда Михайловна налила три кружки крутого чаю, достала печенье.

— Расскажите-ка, старший сержант, как вы очутились в палате? — сказал подполковник, прихлебывая чай. — Этот раненый, который лежал вместе с немецким товарищем, — ваш сын?

— Так точно, товарищ подполковник, — ответил старший сержант. — Потому, значит, я и задержался здесь, что сын. Очень я тревожился. Ну, а когда товарищ военврач сообщили, что с Шуркой все в порядке, я идти в город один не решился. Нам в ночное время комендант города запретил в одиночку ходить, потому — стреляют в одиночных бойцов недобитые фашисты. Ну, позвонил я от вашего дежурного в комендатуру, дал мне дежурный разрешение заночевать здесь. И стал я устраиваться на ночлег. Разрешила мне дежурная сестричка переночевать у вас. Ну, я и устроился возле той палаты, где Шурка мой лежал. Даже, признаюсь, дверь чуть приоткрыл — вдруг, мол, Шурке что-нибудь понадобится. Лежу, значит, возле двери, а сон не идет. Решил я закурить, чтобы нервы успокоились. Только свернул махорочки, вдруг в палате кто-то закричал страшным голосом. Я вскочил, как подброшенный, — и в палату. Темновато там, но свет из коридора, от лампы падает. Гляжу, какой-то человек к Шуркиной кровати крадется… — старший сержант виновато посмотрел на Надежду Михайловну. — Вы только не серчайте, доктор, сестрица ваша издаля, с порога, показала мне Шурку… Ну, а тут кто-то к сыну моему крадется. Я ему: “Стой!” А он перепрыгнул через кровати и к печке. Я и резанул его короткой очередью.

— Значит, мимо вас никто не проходил? — спросила Надежда Михайловна.

— Ну, что вы, доктор! Мышь и ту бы я заметил. Не спал, не дремал ни минуты.

— Странно!

— Что странно, Надежда Михайловна? — заинтересовался подполковник.

— А то, что и у меня побывал незваный гость…

— А ну-ка рассказывайте! И поподробнее, — сказал подполковник.

Он внимательно, не перебивая, выслушал Надежду Михайловну.

— Да, похоже, что где-то совсем рядом крупное гнездо фашистов, — задумчиво проговорил подполковник. — Надо глядеть в оба… Прежде всего выставим посты в зале, возле статуи и в верхнем коридоре. Да и в нашем крыле замка тоже поставим часовых. А вас, Надежда Михайловна, и весь ваш персонал прошу, как положено, иметь при себе оружие.

Надежда Михайловна вдруг вздрогнула. Ей показалось, что глаза Железного Рыцаря на картине мигнули и в них блеснуло отражение горящей лампы.

Подполковник и старший сержант заметили, как вздрогнула женщина, и тоже обернулись в ту сторону, куда она смотрела.

— Черт возьми! — воскликнул подполковник, вскакивая из-за стола. И, рывком расстегнув кобуру, шагнул к картине. — Старший сержант, лампу сюда!

Лампа осветила неподвижное лицо Железного Рыцаря и застывший взгляд нарисованных глаз.

Подполковник попытался отодвинуть тяжелую дубовую раму картины. Но она не двигалась.

Еще при осмотре замка подполковник Смирнов и лейтенант Серков поселились в библиотеке — большой, светлой комнате, окна которой выходили на море. Солдаты немного отодвинули шкафы, поставили возле них второй диван, втащили тяжелый несгораемый ящик с шифрами и документами.

Когда поздно ночью, освещая себе путь аккумуляторным фонариком, подполковник добрался до библиотеки и закрыл за собой тяжелую дверь, его сразу охватили тишина и покой. Этим мирным покоем дышали ряды стеллажей, заполненных книгами, особенный, сухой запах старых фолиантов, ритмичный, еле различимый шум моря внизу, под скалой, на которой стоял замок.

Подполковник на всякий случай запер дверь, заложив в массивную ручку ножку тяжелого дубового стула. Потом он прошел в угол зала, где слышалось ровное, спокойное дыхание спящего лейтенанта Серкова. Чтобы не разбудить спящего, подполковник направил луч фонаря на свой диван, стоящий под картиной. Диван был заботливо застлан простыней, прикрытой одеялом.

Слабый отблеск света играл на худощавом молодом лице лейтенанта. Оно выглядело спокойным и беззаботным. И подполковник мысленно позавидовал молодому офицеру, который спит глубоким спокойным сном, словно не было этого мрачного убийства и капель крови за печкой. Подполковник знал, что умение моментально переключаться с работы на отдых — привычка фронтовика, старающегося использовать для отдыха каждую минуту, так как таких минут на войне выпадало очень мало.