Повести об отважных - Страница 27

— Руки вверх! — выкрикнул он.

Двое немцев в полувоенном обмундировании, возившиеся с радиоаппаратурой, послушно взметнули руки к потолку.

Впереди в коридоре распахнулось сразу несколько дверей и раздались испуганные возгласы. Потом отрывисто захлопал “вальтер”, засвистели пули.

Свет вдруг погас. В темноте вспыхивали и гасли огоньки автоматных очередей. Громовыми раскатами ударили разрывы гранат.

Немецкие автоматы смолкли.

Разведчики быстро продвигались вперед. Одну за другой открывали они двери подземных комнат, направляли внутрь лучи фонарей, принуждали вервольфовцев сдаваться. Впрочем, сами “волки-оборотни” особенной отваги и желания драться не проявляли.

Положение изменилось, когда разведчики продвинулись до поворота коридора. Дальше широкий коридор был залит ослепительным светом прожектора и простреливался пулеметом. Атака захлебнулась в огне пулемета и автоматов. Четверых раненых разведчиков пришлось отправить наверх.

Подполковник несколько раз обращался к осажденным вервольфовцам с призывом сложить оружие. Но каждый раз фашисты отвечали яростным огнем.

— Что будем делать, товарищ подполковник? — тихо спросил Смирнова лейтенант Серков. — Мы уже несколько часов не можем продвинуться вперед ни на шаг.

Подполковник пожал плечами.

— Вот старшина Ничипуренко подсказывает одну любопытную мысль.

— Какую? — заинтересовался подполковник. Ничипуренко доложил о своем предложении.

— Двери здесь, товарищ подполковник, сделаны из толстых листов стали. Что автоматная пуля их не возьмет, за это могу поручиться. Насчет пулемета — не знаю. Но думаю, если пулеметная очередь попадет не под прямым углом и пулеметные пули пойдут рикошетом, то и они не пробьют такую дверь.

— Что-то не понимаю вас, старшина, — подполковник сдвинул брови. — Зачем фашистам стрелять в двери?

— Я предлагаю, товарищ подполковник, под прикрытием бронедверей выдвинуться из-за угла и автоматной очередью порушить фашистский прожектор… Ну, а потом швырнуть волкам на закуску парочку гранат.

— Молодец, старшина, действуйте! — сказал подполковник.

Когда из-за угла коридора выдвинулась поставленная набок металлическая дверь, фашисты не сразу поняли, к чему она, и только через несколько секунд открыли бешеный огонь из всех видов оружия. Дверь звенела и дребезжала, как колокол, пули визжали, отскакивая от металла. Минут шесть продолжалась эта яростная канонада. Но потом гитлеровцы, очевидно, поняли, что напрасно расходуют патроны, и прекратили огонь.

И тогда сержант Кавторадзе, приподнявшись над дверью, короткой автоматной очередью потушил прожектор.

Коридор наполнился мраком. Но сейчас же снова застрочили фашистские автоматы, ударил пулемет, и красноватые вспышки заиграли на каменных стенах.

Старшина Ничипуренко связал вместе несколько гранат, дождался ослабления огня, на мгновение высунулся из-за угла и швырнул связку в фашистов.

Прогремел оглушительный взрыв, особенно громкий в подземелье.

Пулемет и автоматы смолкли.

— Вперед! — скомандовал подполковник.

Разведчики выскочили из-за угла и, не зажигая фонарей, побежали по коридору. В них никто не стрелял.

Кавторадзе включил фонарик. Он осветил баррикаду, сооруженную из мебели и матрацев.

За нею валялся опрокинутый взрывом пулемет и стонал раненый пулеметчик в зеленой солдатской форме с железным крестом на груди. Больше за баррикадой никого не было.

— Куда они, гады, подевались? — удивился Кавторадзе.

И точно отвечая ему, откуда-то снизу раскатисто прогремела пулеметная очередь.

Подполковник и лейтенант переглянулись.

— Не понимаю! — пожал плечами подполковник. — Волки ведут бой. Но с кем?

Слева темнело полукруглое отверстие. Когда подполковник осветил его, стали видны ступени лестницы, спускающейся вниз.

— За мной! — крикнул Смирнов и первым побежал по лестнице, перепрыгивая через ступени…

Если выключить свет, подземный порт наполнял зловещий, непроницаемый мрак, и начинало казаться, что мягкие шлепки волн в борта — это крадущиеся шаги по палубе катера. Но и со светом было не лучше — все время чувствуешь себя беззащитным от чужих враждебных взглядов из темных углов.

Наташа ни в чем не упрекала товарища, но Коля понимал свою вину. Он не послушался девочку, когда она предлагала повернуть лодку назад, да еще и лодку плохо привязал. Одно к одному.

Но, как говорил старшина Ничипуренко, попал в беду — не ной, а борись.

И Коля развил самую бурную деятельность. Ведь всякие сомнения и страхи появляются у человека тогда, когда он ничего не делает. И Коля, сплюнув за борт, нарочито бодрым голосом заявил:

— Мы, разведчики, и не из таких положений выходили. Выберемся!

— Мы — разведчики! — передразнила Наташа. — Что ты сам разведывал? Кашу на нашей кухне?

Девочке было холодно и жутко. Ее била неудержимая дрожь. А Коля по-настоящему рассердился.

— Ну, знаешь! — Он развел руками. — Так, значит, я только хвастаю! Это не я там, в склепе, догадался, как открыть каменный мешок? Это не я вытащил Надежду Михайловну из фашистского гроба?

— Ну ладно, ладно! — замахала руками Наташа. — Вот давай и сейчас думай, как нам выбраться отсюда.

— И придумаем! Прежде всего надо как следует осмотреть катер. Значит, так: ты становишься на посту около пулемета, смотришь и слушаешь, не идет ли кто. Если увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное — даешь сигнал. А я осматриваю катер.

— Ладно… — Девочка вздохнула. — Только знаешь что, Коля, дай мне свой пистолет.

— Но у тебя же есть автомат! — удивился Коля.

— Все равно дай… Автомат большой, тяжелый. А пистолет будет рядом — маленький, но верный…

— Ладно! Возьми. Только будь с ним осторожной. Помнишь, как отводить предохранитель?

— Конечно, помню! Это такая кнопочка около ручки, которая сдвигается вниз.

— Кнопочка! — повторил Коля. — Вечно вы, девчонки… — Он не договорил. — На, возьми. Иди на нос и слушай. Я еще раз осмотрю каюту.

На этот раз Коля производил осмотр тщательно. Начал он с приборной доски. Но прежде всего он плотно задвинул шторки на переднем стекле и иллюминаторах, чтобы свет фонаря не проникал наружу.

Все кнопки, рычаги и переключатели на доске были снабжены аккуратными надписями, светящимися в темноте зеленоватым светом. В углу доски Коля прочитал: “Лихт”.

Это слово он хорошо знал. Оно означало “свет”. Сколько раз хозяин и его жена там, на фольварке, страшась возможных бомбежек, требовали, чтобы везде тушили свет.

Ниже этой надписи, возле переключателей, были другие, помельче: “Каюта”, “Борд”, “Шейнверфер”.

Ну, первые два слова были почти понятны. А что такое этот самый “Шейнверфер”?

Для пробы Коля щелкнул переключателем под словом “Каюта”. И сейчас же в рубке загорелись два матовых плафона.

“Значит, правильно!” — решил Николай.

И, приоткрыв дверь, дернул вниз второй переключатель.

— Коля! Зажглись огни! — встревоженно крикнула Наташа.

Николай и сам видел, что с той стороны, где была дверь из рубки, загорелся яркий красный свет. Выключив бортовые сигналы, Коля крикнул:

— Наташа! Посмотри, что сейчас засветится! — Он опустил вниз ручку третьего переключателя.

Набережную залил яркий синеватый свет прожектора, установленного на носу катера. Ослепительным белым цветом отливали плиты набережной, чернела дыра входа, прорезанная в задней стене пещеры.

Коля поспешно выключил прожектор.

Затем он принялся осматривать другие части рубки. Под диванчиками в объемистых рундуках лежали одеяла и одежда — непромокаемые плащи, шапки, зюйдвестки, тяжелые рыбацкие сапоги с высокими голенищами. На самом дне Коля обнаружил три брезентовые куртки с капюшонами, подбитые серым мехом.

“Ну, теперь мы с Наташкой не замерзнем в этом подземелье!” — подумал Николай.

В другом рундуке был сложен провиант — мясные консервы, сало, хлеб в прозрачной целлофановой упаковке, вино, пиво.