Повести об отважных - Страница 23

— Скажите, Ганс, вы не знаете, откуда в библиотеке замка взялись книги на русском языке? Кто их читал? — спросил подполковник.

Ганс Вернер ответил не сразу. Он задумчиво рассматривал клубы табачного дыма.

— Думаю, что смогу ответить на ваш вопрос, — наконец сказал он. — Последний владелец замка Отто фон Шлиппенбах долго жил в России. Он строил у вас заводы. А когда началась война, Отто фон Шлиппенбах несколько раз приезжал в наш город. Он носил эсэсовскую форму и имел чин генерала. Говорили, что он ведал какими-то строительными работами в фронтовой зоне. Может быть, строил укрепления, а возможно, сооружал лагеря и крематории…

— Куда он девался?

— Этого я сказать не могу. Но не думаю, чтобы он остался здесь. Отто — хитрый и беспринципный делец. Наверное, он убежал на Запад.

В дверь постучали.

— Да! Входите! — крикнул подполковник.

Опираясь на плечи Коли и Наташи, в комнату вошла Надежда Михайловна.

— Это вы? Зачем же вы встали с постели? — подполковник вскочил с кресла и заботливо усадил в него женщину. — Вам надо лежать.

— Лежать и отдыхать будем после войны, — улыбнулась Надежда Михайловна. Сейчас ее похудевшее, осунувшееся лицо уже не было синевато-серым и на щеках появился еле заметный румянец. — Вы хотели говорить со мною, Юрий Юрьевич?

— Да. Но я мог сам прийти к вам.

— Ерунда! Я, как врач, знаю, что у меня была просто слабость от голода и нервного перенапряжения. Сейчас все уже почти прошло.

— Ну что ж, очень хорошо, Надежда Михайловна! — подполковник придвинул стул к столу. — Присаживайтесь, ребята. — Обратился он к Коле и Наташе. — Вон туда, на мой диван. — Смирнов обернулся к Надежде Михайловне и спросил: — Нам хотелось бы узнать, что случилось с вами?

— Я не мешаю? — спросил Ганс Вернер.

— Нет, нет, товарищ Вернер… — подполковник оглянулся на шепчущихся ребят. — Вы тоже можете остаться… Если не возражает Надежда Михайловна.

— Разве я могу возражать, если Николаша спас меня! — воскликнула женщина. — Он ведь просто молодец!

Коля покраснел от похвалы. Надежда Михайловна мгновение помолчала, собираясь с мыслями.

— Я расскажу вам, что со мною произошло…

— Да, пожалуйста. Но пока только в общих чертах, чтобы не переутомляться. А завтра я попрошу вас изложить все подробнее, на бумаге. Договорились?

— Договорились, — кивнула головой Надежда Михайловна. — В тот вечер я очень устала и заснула сразу же, как только легла в постель. Вдруг кто-то набросился на меня. Нападавших было несколько. Они заткнули мне рот, связали, укутали в одеяло так, что я ничего не могла видеть, и поволокли куда-то. Тащили долго. Несли какими-то узкими переходами, потому что я несколько раз больно ударялась о стены. Потом меня швырнули на пол, разрезали веревку, которой я была связана. “Встать! — приказал чей-то грубый голос. — Дайте ей одеться…” Мне открыли лицо, вытащили тряпку изо рта и швырнули одежду. Я одевалась и одновременно пыталась понять, куда меня притащили. Это была просторная, низкая комната. Стены до самого верха закрывали темные дубовые панели. Пол был застлан толстым мягким ковром. В комнате стояла удобная мебель — письменный стол, кофейный столик, кресла, красивые, массивные стулья, диван. Но я поняла, что нахожусь где-то в подземелье.

— Почему вы так решили?

— В комнате не было окон. Она освещалась большой хрустальной люстрой и четырьмя настенными бра. На столе стоял полевой телефон — знаете, такой черный пластмассовый ящик… Сидевший в кресле грузный мужчина в черном штатском костюме, наверное, главный среди этих бандитов, с усмешкой снова проговорил грубым голосом: “Вашу обувь мои люди, к сожалению, захватить забыли. Придется вам пока пользоваться моими ночными туфлями, доктор”.

— Простите, а как выглядел этот человек с грубым голосом? — спросил подполковник.

Ганс Вернер с нетерпением ждал ответа.

— Это грузный, широкоплечий человек лет сорока, с заметным брюшком и большими красными руками, которые все время находятся в движении. Лицо у него тоже красное, большеносое, с маленькими бегающими глазами и рыжими бровями. На правой щеке шрам.

— Шрам?!

Коля вскочил с дивана. Наташа прижала ладони к груди.

— Этот человек своими красными руками все время делает такое движение, словно душит кого-то? — взволнованно спросил Вернер.

— Да! — подтвердила Надежда Михайловна. — Откуда вы так хорошо знаете русский язык? Вы были в России?

— Нет! — Вернер покачал головой. — В России я, к сожалению, не был. Я специально изучил русский язык, чтобы читать в подлиннике Ленина… У этого грузного человека шрам начинается около носа и идет к уху?

— И поперек большого шрама есть три маленьких, белых, — выкрикнула Наташа.

— Да! — удивленно подтвердила Надежда Михайловна.

— Это Шванке! — воскликнул Коля.

— Штурмбанфюрер Шванке! — подтвердил Ганс Вернер.

— Будем считать, что личность главаря вервольфовцев установлена, — проговорил подполковник. — Но не будем отвлекаться… Надежде Михайловне нельзя сейчас переутомляться… Продолжайте, пожалуйста!

— Все с той же ухмылкой главарь вервольфовцев сказал мне, что у них есть раненый, который нуждается в моей помощи. И сослался на гуманный долг врача, на клятву Гиппократа… Я осмотрела раненого. Это — молодой мужчина. Одна пуля засела у него в правом легком, другая — в плече. Я извлекла эти пули. Операция прошла успешно. Но после нее, когда я убедилась, что непосредственной опасности для жизни раненого нет, у меня состоялся бурный разговор с главарем. Я заявила, что отказываюсь лечить раненого, если его не доставят немедленно в наш госпиталь и не отпустят меня. Главарь вервольфовцев разъярился, стал угрожать мне, трясти перед моим лицом своими руками убийцы. Но я не уступала ему. Тогда… Тогда меня потащили по какому-то длинному коридору, затем вверх по лестнице и, наконец, заперли в каменную клетку. Там было очень холодно и душно. Мне казалось, что камень пьет из меня жизнь. Я не помню, сколько я там пробыла… Знаю только, что ко мне три раза приходили какие-то люди и спрашивали, согласна ли я лечить их раненого. Я не соглашалась. И они снова запирали меня в каменном гробу…

Лицо Надежды Михайловны побледнело, и в глазах появилось выражение боли.

— Ладно, хватит, дорогая Надежда Михайловна, — сказал подполковник. — Давайте выпьем чаю… Хотите горячего, крепкого чаю?

— Спасибо, Юрий Юрьевич, — Надежда Михайловна прикрыла глаза подрагивающей ладонью. — Я что-то плохо чувствую себя. Пойду лягу… Ребята, проводите меня вниз.

— Разрешите мне помочь вам, дорогой мой доктор, — ласково предложил подполковник.

Он сильной рукой помог Надежде Михайловне подняться с кресла, осторожно и бережно вывел ее из комнаты.

Было уже темно, когда в коридоре раздались шаги. В дверях показался строгий, подтянутый лейтенант Серков.

— Товарищ подполковник! По вашему приказанию задержанный немецкий гражданин Фридрих Шперлинг доставлен, — доложил он.

Ганс Вернер вскочил с кресла и отошел к окну. Подполковник Смирнов поднял усталые глаза от документов гестапо, которые он просматривал вместе с Вернером, и сказал:

— Понятно! Пусть арестованный подождет в коридоре… — Он подчеркнул слово “арестованный”.

Лейтенант подошел к столу.

— Что обнаружено при обыске?

— Ничего интересного, товарищ подполковник… — Лейтенант пожал плечами. — У Шперлинга обширная библиотека. Мы изъяли из нее с десяток книг об истории Тевтонского Рыцарского ордена. Мне пришлось просмотреть множество никому не нужных бумаг — копии различных частных писем, квитанции об уплате налогов и платы за электричество… Этот самый Шперлинг основательный бюрократ — он сохранил документы за добрых три десятка лет…

— Ясно. — Подполковник отодвинул в сторону одно из кресел, поставил на его место стул. — Садитесь в кресло, товарищ Вернер.

Ганс Вернер стоял у окна, вглядываясь в густеющие сумерки.

— Сейчас, товарищ подполковник, — тихо ответил он. — Очень тяжело, когда веришь человеку и обманываешься в нем.