Повести о дружбе и любви - Страница 27
Я торжественно вручил письмо Тимошке:
– На, возьми. Это первый подарок ко дню рождения. Ты его заслужил!
– Прочти… – сказал оробевший Тимошка.
– Нет, сам читай. На конверте же написано: «Тимофею». Значит, ты сам должен вскрыть и прочитать.
Он осторожно, чтобы не повредить лежавшее внутри письмо, надорвал конверт. И вытащил белый листок, на котором был написан твой, Оля, адрес. Всего полторы строчки… Но Тимошка очень долго изучал белый листок.
Это письмо до востребования я послал три дня назад.
Конечно, я мог бы просто сказать Тимошке, где ты сейчас живешь. Но мне показалось, что так интересней: Тимошка в день рождения получает письмо и твой долгожданный адрес прямо по почте, из окошка, откуда он еще никогда в жизни писем не получал!
– «Операция МИО» завершена! – торжественно воскликнул я. – Мы нашли Олю.
– Она долго будет там? – спросил Тимошка.
– Много лет… Мы ведь хотели, чтоб в Заполярье жил какой-нибудь наш знакомый. И чтобы мы с ним переписывались!
– Она будет мне писать? – спросил он.
– Конечно… Можешь не сомневаться!
В общем, Тимошка нашел, как и обещала ему «посланка», самую дорогую для него находку: тебя, Оля!
– Дай мне адрес, а то потеряешь, – предложил я.
– Нет, – коротко ответил Тимошка. И засунул письмо под пальто, в какой-то свой заветный карман.
Мы пошли в магазин покупать двухколесный велосипед.
Малыши, я заметил, очень долго выбирают себе подарки, а Тимошка прямо ткнул пальцем в первый попавшийся велосипед и сказал:
– Этот!
– Может быть… другого цвета? – спросил я.
– Какая разница? – ответил Тимошка.
Я сказал:
– Это второй подарок от Оли!
– От Оли?! – не понял Тимошка.
– Она прислала деньги. Вот и все, – объяснил я.
Он сам вынес велосипед на улицу… Но рассказать тебе Оля, как Тимошка впервые сел и поехал, я не смогу, потому что он еще не поехал. В магазине негде было кататься, и на заснеженной улице тоже.
Это было немного странно: мы несли по зимнему городу велосипед… Должно быть, люди так же удивленно оборачивались бы на нас, если б мы летом, в жаркий день, несли по улице зимние санки.
Кажется, просьбу, Оля, я выполнил… Нет, я не занял твое место в Тимошкиной жизни. Просто там, в его жизни, хватило места для нас двоих…
Коля
Дорогой Коля!
Ты преподнес два подарка Тимошке. Но вроде и мне…
А Тимошка совсем не огорчился, когда узнал, что я уехала в Заполярье? Думаю, что ты просто не заметил, не разглядел. Он ведь скрытный мальчишка. Не может быть, чтобы он совсем не огорчился…
Оля
Дорогой Феликс!
Я победила в нашем споре! Колька доказал, «на что он способен».
Обо всей моей теперешней жизни вы знаете от него. Правда, Белка пишет, что он мало рассказывает… Но разве Колька виноват, что я в своих письмах чаще не о себе писала, а об этих самых «заданиях» и просьбах, которые он выполнял.
Привет всем. И поцелуй Тимошку. Пусть он меня не забывает.
Оля
Дорогая Оля!
Я очень рад, что проиграл пари.
Да, Коля доказал, «на что он способен». Этого я и хотел.
Феликс
Уважаемая Елена Станиславовна и отец Коли (не знаю, к сожалению, вашего имени-отчества)!
Даже сюда, да самого Заполярья, докатились слухи о вашем замечательном сыне Коле Незлобине! Он очень находчивый, смелый и добрый. Но главное – очень способный!
Коля ведь и рассказы хорошо пишет, и стихи. Только он вам их не показывает, потому что скромный и, наверно, стесняется…
Мы хотим, чтобы вы им гордились! Конечно, в душе… А виду можно особенно и не подавать. И конечно, не говорите ему об этом письме, потому что он рассердится и расстроится.
Если вы не верите, что письмо из Заполярья, посмотрите на почтовый штемпель – и убедитесь!
Завидуем, что у вас такой замечательный сын!
От имени «заполярников»
Ольга Воронец
Владимир Артамонов
Дорогая Оля!
Вчера Елена Станиславовна сама накормила моих рыб. В обоих аквариумах… Когда я вошел в комнату, отец держал в руках тарелку с хлебными крошками, а она сыпала крошки в воду и при этом почему-то приговаривала: «Цып-цып-цып…»
Я до того удивился, что даже не поблагодарил их. А Елена Станиславовна сказала, что «рацион у рыб должен быть разнообразнее», что она возьмет у одного инженера в проектной конторе книгу Брема и узнает точно, чем их «следует кормить».
Что случилось с ней? Не могу понять!
Жду твоих писем!
Коля
Да, забыл… Тимошка очень скучает. Честное слово!
Дорогой Коля!
У меня к тебе есть еще одна просьба. Пришли мне, пожалуйста, свою фотокарточку. Артамонов тоже очень хочет взглянуть на тебя. Правда, у меня есть фотография всего нашего класса, и я сказала Артамонову: «Отыщи здесь Колю!» Он в десять лиц ткнул пальцем, а в тебя нет, потому что ты на этой фотографии совсем не такой, какой ты на самом деле. Ты там мрачный, угрюмый… Одним словом, Колька Свистун! Я раньше думала, что ты такой и есть. А теперь хочу иметь фотографию настоящего Коли Незлобина, того самого, с которым я переписываюсь.
Оля
Дорогая Оля!
Карточку свою я выслать тебе не могу, потому что никогда не фотографировался. Я долго думал, что же делать, но фотографироваться не пошел. Как-то не хочется… Я посылаю тебе фотокарточку моей мамы. Говорят, что я очень похож на нее. Правда, карточка маленькая и с белым уголком: мама снималась для паспорта. Перед самым нашим отъездом, в то лето… У нее кончался срок паспорта. Он, кажется, даже кончился, и мама шутила, что ее не пропишут в лесу.
Мама тогда собиралась в дорогу, чтобы нам с отцом хорошо было отдыхать. Ей некогда было зайти за карточками, и она попросила меня. Я зашел… И сейчас эти карточки у меня, все шесть. Я никогда не расстаюсь с ними, они у меня лежат в боковом кармане. Одну я посылаю тебе…
Знаешь, Оля, мне почему-то кажется, что мама, когда была девочкой, по характеру чем-то напоминала тебя. И потом, она тоже часто говорила слова, которые любишь повторять ты: «справедливо» или «несправедливо».
Посылаю карточку тебе…
Через четыре месяца снова начнется лето. И наверно, там, возле старого дуба, нам с тобой не поручат больше переписываться. Но мы, может быть, все равно будем, а? И в будущем году, и через шесть лет, и через десять? И вообще всегда.
Коля
Дорогой Коля!
Я получила фотографию твоей мамы. Она действительно на тебя очень похожа. Или вернее, ты на нее. Вы очень похожи друг на друга.
Я думаю, что тебе возле старого дуба могут снова поручить переписываться со мной: все-таки ведь, наверно, не совсем еще забыли меня?
Но я хотела бы, чтоб тебе не давали такого задания. Лучше пусть Белка пересказывает мои письма. А мы с тобой будем переписываться так, без всяких заданий, и ты ничего никому не пересказывай.
А может, когда-нибудь нам с тобой и не придется писать письма, потому что мы будем снова жить в одном городе, и даже на одной улице. И даже в одном доме, как раньше. Ведь может так быть? Как ты думаешь?…
Оля
Саша и Шура
«Не забудь про самое главное!»
Всю свою сознательную жизнь я мечтал ездить и путешествовать.
Помню, например, когда я был еще совсем маленьким, я каждый день ездил с бабушкой на трамвае в детский сад. Тогда я мечтал стать вагоновожатым. Дома я вытаскивал на середину комнаты старый деревянный чемодан и ставил его на попа. Это был электромотор. Сам я усаживался на табуретке перед чемоданом и три часа подряд вертел ручку от мясорубки. На «поворотах» я постукивал чайной ложечкой по дну старой, закопченной алюминиевой кастрюльки – давал звонки. «Лезут под самые колеса! Жизнь, что ли, надоела?» – бормотал я себе под нос. Я слышал, что так именно ругаются вагоновожатые.