Повести о дружбе и любви - Страница 17
– По скольку?
– Человека по три-четыре, – сбавил я на ходу. – Вы же не будете возражать, чтобы дети немного побегали? Или покатались на велосипеде?
– Я, конечно, не буду…
– А я буду! – сорвалась вдруг Еремкина. Она уже больше не хотела поддакивать мужу. – Где это видано, чтобы в коммунальной квартире…
– Нигде не видано, – перебил я ее. – Но у нас новый город, и пока не построят специальных помещений… Впрочем, если не хотите, чтоб в коридоре катались, тогда мы можем организовать детскую комнату с более строгим режимом. Для начинающих нарушителей…
Еремкин усадил свою жену обратно на табурет и спокойно произнес:
– Мы все должны считаться с юношеским, я бы даже сказал – с детским возрастом нашего города. Но, именно заботясь о детях, этих ровесниках нашего города, я не смогу допустить… Да о чем разговор! Ведь не вы же решаете все окончательно? Есть, должно быть, и взрослые люди?
– Есть, – ответил я. – Мы можем проводить вас к начальнику штаба дружины.
– Идемте! – решительно сказал Еремкин. И прямо в пижаме шагнул к двери.
Но я остановил его, потому что еще не успел предупредить обо всем нашего Феликса:
– Нет, лучше пойдем с вами в другой раз. А сейчас мы осмотрим освобождающуюся жилплощадь…
– Пожалуйста, товарищи! – гостеприимно воскликнула твоя мама, будто видела нас с Белкой первый раз в жизни. И распахнула дверь.
Когда мы вышли на улицу, я снял с рукава твою красную повязку и сказал Белке:
– Возьми. Больше она не пригодится.
– Нет, Коля, ты можешь ее пока оставить у себя, – застенчивым и как бы не своим голосом ответила Белка. – Пожалуйста… Оставь ее.
Но я отдал повязку: ведь Феликс не доверял ее мне.
О том, что будет дальше, я тоже подробно тебе напишу.
Сейчас очень поздно. Я решил написать тебе обо всем сразу, за один вечер, потому что сегодня произошло очень много важного. Сижу за столом и пишу…
И никаких уроков на завтра не приготовил. Но это ничего: уроки задают каждый день, а такое важное задание я выполняю первый и, может быть, последний раз в жизни.
Елена Станиславовна сказала, что в коллективе каждый должен считаться с другими, а я не гашу свет и, стало быть, не считаюсь с Нелькой, которой давно уже пора спать.
Кончаю писать.
Коля
Здравствуй, Оля!
Ты что-то перепутала: написала мой адрес, а в конверт вложила чужое письмо. Но я это не сразу заметил: сперва прочитал, а потом уж понял, что оно не мне. Так получилось.
В нем ты пишешь Феликсу, что накануне отъезда вы о чем-то поспорили. И что я должен помочь тебе выиграть этот спор. Но как же я могу помочь, если не знаю, о чем вы там поспорили.
А в конце ты упоминаешь о каком-то Тимофее, с которым «все сложно». Ты пишешь, что очень любишь его… Я долго думал, кто такой Тимофей. У нас в школе я не знаю ни одного мальчишки с таким именем. Оно очень простое, но почему-то редко встречается.
Я в чужие секреты лезть не хочу. Но просто интересно: о чем вы поспорили? И кто такой Тимофей, с которым «все сложно» и которого ты очень любишь?
Письмо я отдал Феликсу.
Он сказал, чтобы мы с Еремкиными завтра пришли к нему в штаб дружинников. Вот будет история!
А кто такой Тимофей?…
Коля
С нетерпением жду, Коля, твоего следующего письма. Все время мне кажется, что в почтовый ящик что-то опускают – и я выскакиваю на лестницу. Как дальше с Еремкиными? Вернее сказать, с Анной Ильиничной? Это ведь самое важное.
Прости, что послала тебе не то… К твоему адресу я уже привыкла, а Феликсу пишу в первый раз.
О чем мы поспорили с Феликсом, пока рассказать не могу. И о Тимофее тоже.
Не обижайся, Коля. Со временем, может быть, все узнаешь.
Оля
Здравствуй, Оля!
Сегодня, когда мы четверо – Еремкины и я с Белкой – пришли в городской штаб дружинников, наш Феликс был уже там. Мы вошли, а он с очень строгим и деловым видом продолжал писать. Только мельком взглянул на нас и сказал: «Подождите минутку…» Я прекрасно понимал, что Феликс мог бы и сразу начать разговор, но нужно было, как он объяснил мне потом в школе, произвести психологическую атаку.
На стенах висели плакаты: «Хулиган – наш общий враг. Борись с ним!» и «Не пустим в наш новый город старые пережитки!». Эти призывы тоже произвели на Еремкиных очень сильное впечатление. И когда Феликс коротко, не отрываясь от бумаги, предложил им: «Садитесь, пожалуйста!», они еле слышно ответили: «Нет, ничего… Мы постоим!»
А потом еще зазвонил телефон, и Феликс стал говорить в трубку: «Задержанных доставляйте прямо в штаб. Пора навести там порядок!» И хоть Еремкиных никто в штаб не доставлял, но им, наверно, стало казаться, что и они тоже не сами пришли к Феликсу, а что мы их «доставили».
Еремкины раньше никогда не видели Феликса и поэтому все время разглядывали его пустой рукав и молча удивлялись, как он быстро пишет левой рукой.
– В борьбе с хулиганами пострадал? – шепотом спросил меня Еремкин.
– Миной оторвало! – ответил я.
Еремкин вздрогнул и передал это на ухо своей жене. И хоть беседа еще даже не началась, они оба, как мне показалось, под напором нашей психологической атаки уже полегоньку начали отступать. Лица у них были покорные, робкие…
А ведь когда мы выходили из дома, Еремкин сказал своей жене: «Сейчас мы наведем в этом деле порядок!» Достал из кармана какой-то значок и прикрутил его к пиджаку. Я не мог разобрать, что на значке изображено и написано. Спросил у Белки:
– Это что у него?
– Значок, – ответила она.
– Сам вижу. А за что такие выдают?
– Их не выдают, а в газетном киоске покупают. Там сколько угодно таких. Мой братишка значки собирает…
В штабе Еремкин все время нервно теребил этот значок, словно хотел, чтобы Феликс обратил на него внимание. Но Феликс был не похож на себя. Ведь он всегда бывает таким внимательным, вежливым, а тут положил трубку и, даже не глядя на Еремкиных, спросил:
– По какому вопросу?
– По сугубо общественному! – ответил Еремкин.
– А точнее?
– Хотим вовремя подать вам сигнал!
– О чем?
– О том, что для детей, нуждающихся в присмотре общественности, наша квартира никак не подходит. Просто жаль малышей! Все-таки они наше будущее…
– Почему же их надо жалеть? – удивился Феликс. – Я думаю, внесено разумное предложение. Городские организации вполне могут его поддержать! Нарушителей мы к вам направлять не будем, но невинные дети дошкольного возраста… Что вы можете иметь против них?
– Видите ли, я уже объяснял… – снова начал Еремкин, теребя свой значок, купленный в газетном киоске. – Я уже объяснял, что детям там будет очень неудобно: входить прямо с улицы, через балкон…
– Ну что вы! – успокоил его Феликс. – Дети так любят все необычное. Они так любят перелезать через заборы, через перила, балконы. Мы, воспитатели, это прекрасно знаем. Вот давайте спросим у Коли. Тебе бы понравилось входить в комнату через балкон?
– Еще бы! Я бы и домой через балкон залезал, если бы не жил на четвертом этаже!
– Вот видите. Так что не волнуйтесь, пожалуйста.
– А места общественного пользования? – все испуганнее возражал Еремкин. – Как с ними быть? Ведь они не приспособлены…
– Дети будут ходить по очереди, по одному. Мы за этим проследим.
– Я понимаю всю важность непрестанного контроля над детьми, остающимися без родительского надзора! – произнес Еремкин.
– Вот видите, как хорошо! – согласился наш Феликс. – Кажется, мы приходим к общему соглашению.
– Я понимаю, что мы, жители нового города, должны учитывать все сложности первого периода…
Я вспомнил твои, Оля, слова о том, что Еремкины очень любят произносить красивые фразы. Он хочет, чтобы его считали передовым и сознательным.
– Но я еще не высказал своего главного аргумента против детской комнаты, воспитательное значение которой мне абсолютно ясно…