Повести и рассказы - Страница 19
— Ну где же он? — сказал Пал Палыч и постучал ещё раз по шкафу.
Я испугался, что все уйдут, я останусь в шкафу, и изо всех сил крикнул:
— Я здесь!
— Кто ты? — спросил Пал Палыч.
— Я… Цыпкин…
— Зачем ты туда забрался, Цыпкин?
— Меня заперли… Я не забрался…
— Гм… Его заперли! А он не забрался! Видали? Какие волшебники в нашей школе! Они не забираются в шкаф, в то время как их запирают в шкафу. Чудес не бывает, слышишь, Цыпкин?
— Слышу…
— Ты давно там сидишь? — спросил Пал Палыч.
— Не знаю…
— Найдите ключ, — сказал Пал Палыч. — Быстро.
Тётя Нюша пошла за ключом, а Пал Палыч остался.
Он сел рядом на стул и стал ждать. Я видел сквозь щёлку его лицо. Он был очень сердитый. Он закурил и сказал:
— Ну! Вот до чего доводит шалость! Ты мне честно скажи, почему ты в шкафу?
Мне очень хотелось исчезнуть из шкафа. Откроют шкаф, а меня там нет. Как будто бы я там и не был. Меня спросят: «Ты был в шкафу?» Я скажу: «Не был». Мне скажут: «А кто там был?» Я скажу: «Не знаю».
Но ведь так только в сказках бывает! Наверняка завтра маму вызовут… Ваш сын, скажут, в шкаф залез, все уроки там спал, и всё такое… Как будто мне тут удобно спать! Ноги ломит, спина болит. Одно мученье! Что было мне отвечать?
Я молчал.
— Ты живой там? — спросил Пал Палыч.
— Живой…
— Ну сиди, скоро откроют…
— Я сижу…
— Так… — сказал Пал Палыч. — Так ты ответишь мне, почему ты залез в этот шкаф?
Я молчал.
Вдруг я услышал голос директора. Он шёл по коридору:
— Кто? Цыпкин? В шкафу? Почему?
Мне опять захотелось исчезнуть.
Директор спросил:
— Цыпкин, ты?
Я тяжело вздохнул. Я просто уже не мог отвечать.
Тётя Нюша сказала:
— Ключ унёс староста класса.
— Взломайте дверь, — сказал директор.
Я почувствовал, как ломают дверь, — шкаф затрясся, я стукнулся больно лбом. Я боялся, что шкаф упадёт, и заплакал. Руками упёрся в стенки шкафа, и, когда дверь поддалась и открылась, я продолжал точно так же стоять.
— Ну, выходи, — сказал директор. — И объясни нам, что это значит.
Я не двинулся с места. Мне было страшно.
— Почему он стоит? — спросил директор.
Меня вытащили из шкафа.
Я всё время молчал.
Я не знал, что сказать.
Я хотел ведь только мяукнуть. Но как я сказал бы об этом…
Секрет
У нас от девчонок секреты. Мы ни за что на свете не доверяем им свои секреты. Они по всему свету могут разболтать любую тайну. Даже самую важную государственную тайну они могут разболтать. Хорошо, что им этого не доверяют!
У нас, правда, нет таких важных секретов, откуда нам взять их! Так мы их сами придумали. У нас был такой секрет: мы зарыли в песок пару пулек и никому не сказали об этом. Был ещё секрет: мы собирали гвозди. Например, я собрал двадцать пять самых разных гвоздей, но кто знал об этом? Никто! Я никому не проболтался. Сами понимаете, как нам трудно приходилось! Через наши руки прошло столько секретов, что я даже не помню, сколько их было. И ни одна девчонка не узнала ничего. Они ходили и косились на нас, разные кривляки, и только о том и думали, чтобы выудить у нас наши тайны. Хотя они у нас ни разу ни о чём не спрашивали, но это ведь ничего не значит! До чего хитрые всё–таки!
А вчера я хожу по двору с нашей тайной, с нашим новым замечательным секретом и вдруг вижу Ирку. Я прошёл мимо несколько раз, и она на меня покосилась.
Я ещё походил по двору, а потом подошёл к ней и тихо вздохнул. Я нарочно несильно вздохнул, чтобы она не подумала, что я специально вздохнул.
Я ещё раза два вздохнул, она опять только покосилась, и всё. Тогда я перестал вздыхать, раз никакого от этого толку нету, и говорю:
— Если бы ты знала, что я знаю, ты бы прямо здесь, на месте, провалилась.
Она опять покосилась на меня и говорит:
— Не беспокойся, — отвечает, — не провалюсь, как бы ты сам не провалился.
— А мне–то чего, — говорю, — проваливаться, мне–то нечего* проваливаться, раз я тайну знаю.
— Тайну? — говорит, — какую тайну?
Смотрит на меня и ждёт, когда я ей начну рассказывать про тайну.
А я говорю:
— Тайна есть тайна, и не для того она существует, чтобы каждому эту тайну разбалтывать.
Она почему–то разозлилась и говорит:
— Тогда уходи отсюда со своими тайнами!
— Ха! — говорю, — вот ещё не хватало! Твой двор это, что ли?
Мне прямо смешно даже стало. Вот ведь до чего докатились!
Мы постояли, постояли, потом вижу — она снова косится.
Я сделал вид, что уйти собрался. И говорю:
— Ладно. Тайна при мне останется. — И усмехнулся так, чтобы она поняла, что это значит.
Она голову даже ко мне не повернула и говорит:
— Нету у тебя никакой тайны. Если у тебя какая–нибудь тайна была бы, ты бы давно уже рассказал, а раз ты не рассказываешь, — значит, ничего такого нету.
Что, думаю, она такое говорит? Ерунду какую–то? Но, честно говоря, я немножко растерялся. И правда, ведь могут мне не поверить, что у меня есть какая–то тайна, раз, кроме меня, никто не знает о ней. У меня в голове здорово все перемешалось. Но я сделал вид, что у меня там ничего не перемешалось, и говорю:
— Очень жалко, что тебе доверять нельзя. А то я бы тебе всё рассказал. Но ты можешь оказаться предательницей…
И тут я вижу, она опять на меня одним глазом косится.
Я говорю:
— Дело тут не простое, ты это, надеюсь, прекрасно понимаешь, и обижаться по всякому поводу, я думаю, не стоит, тем более если бы это был не секрет, а какой–нибудь пустяк, и если бы я тебя знал получше…
Говорил я долго и много. Почему–то у меня такое желание появилось — долго и много говорить. Когда я кончил, её рядом не было.
Она плакала, прислонившись к стене. Её плечи дрожали. Я слышал всхлипыванья.
Я сразу понял, что она ни за что на свете не может оказаться предательницей. Она как раз тот человек, которому спокойно можно всё доверить. Я это сразу понял.
— Видишь ли… — сказал я, — если ты… дашь слово… и поклянёшься…
И я ей рассказал весь секрет.
На другой день меня били.
Она разболтала всем…
Но самое главное было не то, что Ирка оказалась предательницей, не то, что секрет был раскрыт, а то, что потом мы не могли придумать ни одного нового секрета, сколько мы ни старались.
Мы играем в Антарктиду
Мама куда–то ушла из дому. И мы остались одни. И нам стало скучно.
Мы перевернули стол. Натянули на ножки стола одеяло. И получилась палатка. Словно мы в Антарктиде. Там, где сейчас наш папа.
Мы с Витькой влезли в палатку.
Мы были очень довольны, что вот мы с Витькой сидим в палатке, хотя и не в Антарктиде, но как будто бы в Антарктиде, и вокруг нас льды и ветер. Но нам надоело сидеть в палатке.
Витька сказал:
— Зимовщики не сидят так всё время в палатке. Они, наверное, что–нибудь делают.
— Наверняка, — сказал я, — они ловят китов, тюленей и что–нибудь ещё делают. Конечно, они не сидят так всё время!
Вдруг я увидел нашу кошку. Я закричал:
— Вот тюлень!
— Ура! — крикнул Витька. — Хватай его! — Он тоже увидел кошку.
Кошка шла нам навстречу. Потом остановилась. Внимательно посмотрела на нас. И побежала обратно. Ей не хотелось быть тюленем. Она хотела быть кошкой. Я это сразу понял. Но что мы могли поделать! Мы ничего не могли поделать. Надо же нам ловить кого–то!
Я побежал, споткнулся, упал, поднялся, но кошки уже нигде не было.
— Она здесь! — орал Витька. — Беги сюда!
Из–под кровати торчали Витькины ноги.