Повести и рассказы - Страница 16

Однажды Вовка пел песню. Он совсем слов не знал. Так он пел другие слова. Какие попало. И никто не заметил.

В одной песне я тоже слов не знала. Учитель вызвал меня эту песню спеть. Я сказала учителю:

— Пожалуйста, я вас прошу погромче. А то мне не слышно будет.

А про себя думаю: «Он не услышит, что я буду петь, а я буду петь что попало».

Он посмотрел на меня и сказал:

— С удовольствием! — и заиграл во всю силу.

А я тихо запела. Я пела два слова: «Козёл–баран». Только мотив я верно пела. А слова были «козёл–баран».

Учитель не остановил меня. Он не сделал мне замечания. Только когда я петь кончила, он спросил:

— Хорошо было слышно?

— Хорошо, — говорю, — очень даже!

— А теперь, — говорит, — я играть буду тихо. А ты пой погромче. Только, пожалуйста, без козла. И без барана, конечно…

Второклассники были взволнованы. Они шумели. Вот один октябрёнок влез на стул и, обращаясь к старшим, сказал:

— Вы наши шефы. Мы все вас очень любим. И поэтому мы вам хотим помочь. Вы плохо натёрли пол в коридоре. Он совсем не блестит. А он должен блестеть — это каждый знает. Разрешите, пожалуйста, нам это сделать. Натереть пол в коридоре, чтоб он блестел.

Старшеклассники были очень сконфужены. Они написали в стенгазету:

«Мы шестиклассники. Нам стыдно вчерашних позорных минут. Мы переживаем. Мы плохо натёрли пол в коридоре. И мы благодарны второму «А», который пришёл нам на помощь. Но мы исправим свою ошибку. Мы в скором времени

соберёмся и все вместе, всем коллективом, натрём пол до блеска. Пусть второклассники не беспокоятся. Всё будет сделано. Мы всё сделаем сами».

Но октябрята не стали ждать. Они натёрли пол в тот же день. А на другой день прочли стенгазету. И написали свою заметку.

«Мы, второклассники, извиняемся. Мы без разрешения натёрли пол. Не переживайте. Мы всё сделали сами».

Все столпились возле бильярда.

— Довольно играть просто так, — сказал он. —Я играю на третье. К примеру, кисель дадут, или компот, или там шоколад, ну не важно что, ясно?

Всем было ясно. Стали играть.

К обеду он выиграл пятнадцать третьих.

Подали чай. Все кричали:

— Чай! Чай!

Даже повар сказал:

— Во как любят чай!

Он залпом выпил один стакан, второй, третий, четвёртый…

— Стойте… — сказал он. — Сейчас… погодите… Залпом он уже пить не мог.

Все обступили его. Он сидел перед стаканами, тяжко вздыхал, говорил «погодите» и отпивал каждый раз по глотку.

Кругом шумели. Давали Советы. Кто–то пощупал его живот.

— Живот не хватать, — сказал он, — нечестно…

Но больше он уже пить не мог. Он стал бледен, таращил глаза и икал.

Позвали вожатого.

— Что с ним такое? — спросил вожатый.

— Да вот чаю попил, — сказал кто–то.

С трудом его подняли со стула. Взяли под руки. И повели.

орал я на весь дом.

Я отложил книжку в сторону и с выраженьем прочёл:

Что–то не то. Я опять начал снова:

— Буря мглою…

Я забыл вдруг, что буря кроет. Я стал думать и вскоре вспомнил. Я так обрадовался, что начал снова:

МГЛОЕТ? Что это такое? Мне стало не по себе. Такого, по–моему, не было. Я поглядел в книжку. Ну так и есть! МГЛОЕТА нету!

Я стал читать, глядя в книжку. Всё получалось как в книжке. Но как только я закрыл книжку, я вдруг прочёл:

— Утро воет небо могилою…

Это было совсем не то. Я это сразу понял. Я всегда вижу, когда не то. Но в чём тут дело, в конце концов? Почему я никак не запомню?

— Не нужно зубрить, — сказал старший брат, — разберись, в чём там дело.

Я стал разбираться: значит, буря покрывает небо своей мглою и в то же время крутит что есть силы снежные вихри. Я закрыл книжку и чётко прочёл:

Больше я не ошибался.

Я вообще вратарь неплохой. А тут вот случилось такое. Стою я в воротах. Вдруг вижу — Таня идёт. Я сразу вратарскую позу принял. И одной рукой защищаюсь от солнца. И всё из–за солнца вышло. Солнца–то не было. Я из–за позы всё. И тут мне — бац! — гол забили. Я прыгнул — поздно.

На уроке Таня записку мне пишет: «Ты очень здорово падаешь».

Ох и разозлился я! Значит, я только падаю здорово, а вратарь, значит, я никудышный? Не буду с ней разговаривать.

Целый месяц с ней не разговаривал.

Через месяц стал разговаривать.

Ей. и вправду понравилось, как я падал. Как в кино, говорит.

Зря я месяц с ней не разговаривал.

Когда я ходил в школу, в первый класс, я любил рисовать пароходы. Я всем хвалился: вот какие замечательные пароходы я могу рисовать!

И вот однажды я спросил одного мальчишку, может ли он нарисовать такой же замечательный пароход. Я тут же нарисовал большой пароход с трубами, всё как полагается. Потом я подрисовал море синим карандашом, а красным карандашом — флаг на мачте, и получилось совсем хорошо: плывёт по морю пароход, а на мачте у него развевается красный флаг.

Мальчишке понравился мой корабль, но он мне сказал:

— Я могу лошадь нарисовать.

И он нарисовал лошадь.

Эта лошадь была так хорошо нарисована, что я больше не хвалился своими пароходами, потому что такую лошадь я не сумел бы нарисовать никогда!

— Ты опять завтракаешь на уроке?

Валя быстро спрятала завтрак в парту.

— Что будет, — сказал учитель, — если все будут завтракать на уроке?

Класс зашумел. Потому что каждый хотел сказать, что тогда будет.

Коля сказал:

— Будет очень смешно!

Миша сказал:

— Жеванье будет!

Маша сказала:

— Все сытые будут!

— А чего не будет? — спросил учитель.

Класс молчал. Чего не будет — никто не знал.

Учитель хотел уже сам ответить, как вдруг кто–то крикнул:

— Урока не будет!

— Абсолютно верно! — сказал учитель.

Новый год в двенадцать часов приходил, а я в это время всегда уже спал. Прошло столько Новых годов! А я ни одного не видел. И мама и тётя Вера встречали его, а я спал. Я всегда засыпал перед Новым годом. А просыпался утром, и мама мне дарила подарки и говорила: «Ну вот, Новый год!» Но я–то знал, что он ночью был. А сейчас его нету.