Повести и рассказы - Страница 147

— Ты являешься главным редактором книжной серии «Поэты свинцового века». Первые книжки из этой серии уже стали библиографической редкостью. Из других городов меня просят прислать сборнички Тинякова, Маслова, Барковой… Имена этих поэтов возрождаются сейчас из забвения. Кто на очереди?

— Следующими будут книжки поэта-дивногорца Николая Рябеченкова, бывшей норильчанки Лиры Абдуллиной и поэтессы из Новосибирска Елизаветы Стюарт. Ее имя нельзя назвать забытым, но многие ее стихи не были напечатаны при жизни.

— Вернемся к главному — к твоим стихам и прозе. Как пишется? Как издается?

— Последней была книга прозы в «Платине» — «Очи синие, деньги медные», она вышла еще при поддержке Гулидова. За последнее время написал несколько повестей, которые, возможно, составят потом одну большую исповедальную книгу. В Москве должны вскоре выйти в одной серии три книги, три повести — «Свобода ночью», «Личный счет» и «Возвращенная родина». Я уже четвертый год работаю над этим повествованием, хочу рассказать об отце, о его поколении, о том, как все это аукалось в нас… Пишу и стихи. Заканчиваю работу над книгой под названием «Напоминание о счастье». Это моя благодарность всему прекрасному, что я видел в жизни, — матери, любимой, родине, друзьям. Эту книгу обещает издать в Москве Станислав Лесневский.

— А новые пьесы?

— Пьесу «Красноярский сериал» в «Дне и ночи» ты читал, ее сейчас рассматривают в театре имени Моссовета. Жаль, что в нашем ТЮЗе сейчас смутное время, и спектакль по моей пьесе «Жизнь при голубом свете» сняли с репертуара. Почему сняли? Да просто потому, что новое руководство предпочитает мюзиклы…

— Позволь заглянуть в твою творческую лабораторию. Как ты пишешь — по плану или по вдохновению? Или, может быть, с утра — стихи, а после обеда — прозу?

— У меня эта работа похожа на подземный торфяной пожар. Когда задумываешься над судьбой какой-то семьи, когда тебя не отпускают события, придуманные или увиденные (это не имеет значения), ты стоишь как бы на раскаленной земле, и твоя исповедь может быть горячечной, болезненной, обращенной к одному человеку, — это стихи. А когда ты видишь, что пламя выбилось наверх и охватывает дома, ты созываешь народ, стараешься быть вместе со всеми, пытаешься осознать происходящее, — это, наверное, проза. А театр — он и есть театр. По накалу это поэзия, а если сбоку глянуть — игра.

— Кого бы ты назвал лучшим поэтом ХХ века?

— Самый строгий, честный, волшебный поэт прошлого века — это Александр Блок. С прекрасным русским языком, с мудрыми мыслями, понятными любому человеку, с бесконечным восхищением жизнью. Конечно, я люблю и Есенина, и Маяковского, и Цветаеву, и Мандельштама… Но именно Блок, стоявший на рубеже веков, представлявший как бы Пушкина в нашем веке, — он для меня первый поэт столетия. Очень жаль, что он умер от голода, от безверия, от нежелания жить…

— Есть ли у тебя любимая стихотворная строчка?

— Из черновиков Пушкина: «Вся жизнь — одна ли, две ли ночи…»

— Помню, в 60-е годы многие мечтали стать физиками, даже в стихах у поэтов (и у тебя в том числе) очень часто встречались образы ракет, циклотронов… Как ты думаешь, кто сегодня герой нашего времени? Неужели — делец, бизнесмен или, того хуже, киллер?

— Не согласен. Если говорить о молодых, то сейчас я наблюдаю у них огромную тягу к гуманитарным наукам, многие ребята читают запоем книги по философии, по истории. Жаль, что сегодня многие стыдятся обнажить свою душу, робеют признаться в чистой любви, стесняются добрых слов, светлого начала… Нам все кажется, что над этим будут смеяться. Так вот, должен прийти герой, который не будет бояться быть хорошим человеком.

Много лет назад в одном московском театре шел спектакль по моей пьесе «Ждем человека». Тогда же у меня выходила книга «День рождения хорошего человека». И сейчас, спустя 20 лет, я продолжаю верить, что хороший человек нужен и в жизни он есть. Вот почему мне больше всего хочется написать очень добрую, светлую книгу. И я верю, что я ее напишу.

Недавно Роман Солнцев вышел в номинанты премии «Букер». Особого восторга наш земляк не испытывает: «все равно москвичи дадут своему». Потому настроение спокойное. К тому же он многопланов. Автор не только литературы, но и, так скажем, литературной среды. Журнал «День и ночь», премия имени Астафьева, Литературный лицей — все это его заботы. О своих ближайших планах рассказывает он сам.

— Не кажется, что писателей в России сейчас больше, чем квалифицированных читателей? На одну премию «Дебют» идет каждый год 50 тысяч человек до 25 лет. Несколько сот тысяч человек в России чего-то кропает.

— А что такое квалифицированный читатель?

— Человек, без труда читающий любой текст. Набокова, Астафьева, Пелевина, Джойса.

— Ну, дорогой мой, все эти сотни пишущих, включая графоманов, — они ведь еще и читатели! Разве не радость великая! Кроме самых необузданных, клинических, но таких всего 5–6 процентов. Остальные, думаю, до звания нормального читателя доросли.

— То есть литература не уступает иным формам «репрезентации реальности»? Кино, рок-музыке, компьютерным всяким штукам?

— Это другой вопрос. Литература сейчас действительно отступает. Можно вспомнить фразу Ленина про важнейшее из искусств. Все сейчас отступило перед ТВ. Это пушечное явление, оно пробивает любую кожу. Не хочешь, а смотришь. Причем думать, за редким исключением, это не провоцирует. Какой-то умный круг собирает только канал «Культура», может быть, еще ТВЦ.