Повести - Страница 8

— Вылезем как-нибудь.

— Я днем смотрел, ничего не нашел.

Иван посидел молча в углу, но не успокоился.

— Может, потолок разберем, — сказал он.

— Как его разберешь! По стене не залезешь.

— Нет, не залезть… Садись на меня.

— Как?

— Становись на плечи.

— Выдержишь?

— Выдержу.

— А ногу я совсем себе не покалечу?

— Ты помаленьку. Ну, давай попробуем.

Солдат не решался. Иван уперся руками в стену, подставив солдату костлявую спину.

— Давай.

Солдат вскарабкался на Ивана. Тяжеленный был, как трактор.

— Держишь? — шепотом спросил Ивана.

— Держу.

— Выдержишь?

— Замолчи ты!..

— Ну, держи давай.

Солдат покачнулся, ноги его соскользнули, и он грохнулся на Ивана, сбил его.

— Жив? Батя, жив?

— Жив, — ответил Иван.

— Ничего нам не сделать. Не удержаться мне.

Иван лег возле стены. Действительно, ничего не выйдет.

Он лежал и думал о том, что если побили его и не отпустили домой, а бросили в амбар, то, значит, плохо его, Ивана, дело. Если не выпускают, значит — каюк! А, все равно ведь когда-то умирать! Когда-то придет срок. Раньше, позже ли, а придется! Неохота, конечно. А на фронте кому охота погибать? Нет таких, но погибают. Только зачем же вот так, сразу? Для чего?

К утру Иван забылся в тревожном полусне. Очнувшись, он услышал музыку. В доме заводили патефон. Иван прислушался.

— Слышишь? — спросил он солдата.

— Слышу. Забавляются, мерзавцы.

Веселая была песня. Но сейчас так грустно стало Ивану. И вроде бы подсказывала она ему, что надо прощаться с миром, пришла пора.

Немного позже за Иваном и солдатом пришли, вывели из амбара. От яркого солнца у Ивана щурились глаза.

— Обоих везти? — подталкивая Ивана в спину, спросил у кого-то конопатый.

— Обоих бери, — ответили ему из сеней.

— А может, одного оставить?

— Да вези обоих.

Ивана и солдата посадили верхом на одну лошадь. Солдата впереди, Ивана позади. Понизу, под брюхом лошади, связали веревкой ноги. Не убежишь! Конопатый сел на другую лошадь, постромок узды лошади, на которой сидел Иван, перекинул через руку.

— Двигай! — хлестнул постромкой по лошадиному крупу.

Они выехали за деревню и рысцой затрусили по разбитой дороге. Перед глазами Ивана трясся затылок солдата. Солдат был выше Ивана, и поэтому Иван плохо видел дорогу.

— Куда же ты нас? — спросил Иван у конопатого.

— На кудыкины пруды. Куда других, туда и тебя.

— В Новоржев?

— А хотя бы. Тебе от этого легче?

— А может, в могилевскую? Это поближе.

— Может, и в могилевскую.

— Нет, тогда ты нас так далеко не повез бы. Это точно. А ты чего? — спросил Иван солдата. Солдат тихонько простонал, хрящики ушей у него стали красными. Он указал на ногу. Иван наклонился и увидел на штанине у солдата кровь.

— Не могу.

— Что с тобой?

— Рана открылась. Ох!

— Потерпи.

— Не могу. Развяжи ноги, — попросил солдат у конопатого. Но тот, насупясь, угрюмо молчал.

— Развяжи, — попросил Иван. — Видишь, человеку больно.

Конопатый подхлестнул лошадь.

— О-о! Стой! Развяжи! Обожди, обожди, стой!.. Руки свяжи.. Не убегу! — просил солдат и, наклонившись, пытался достать до веревки. — Развяжи!

— Развяжи, слышишь! — закричал Иван, видя, как у солдата сделалось мокрым лицо. — Христом-богом прошу, развяжи!

— Стой, стой, что ты делаешь! Стой! О-о! — кричал солдат, откидываясь и падая Ивану на руки. Иван поддерживал его.

А конопатый все гнал.

За этими жуткими воплями Иван почти не расслышал выстрел, вроде бы щелкнуло что. Но пуля взвизгнула рядом. Конопатый схватился за винтовку. Лошадь, на которой сидели солдат с Иваном, прошла вперед так, что прикрыла конопатого. Он разворачивал свою лошадь, но тоже вроде бы еще не верил, что стреляли, недоуменно оглядывался. Лошадь Ивана потянулась к траве.

— Тпру! — крикнул конопатый и потянул поводок.

И в это же время раздался второй выстрел. Стреляли с пригорка. Конопатый выстрелил наугад, бросил поводок от Ивановой лошади и припустил в галоп. Удирая, он выстрелил еще раз, и непонятно было, по кому он стрелял — по тому, кто был на пригорке, или по солдату с Иваном, — пуля прошла рядом. Из кустов выбежал красноармеец.

— Свои, свои! — закричал Иван. — Тпру, стой! — пытался он остановить лошадь.

— Ну, мальцы, что теперь делать будем? — спросил Иван, осматривая своих новых товарищей. Они остановились на лесной поляне, поросшей редким березняком.

— Надо что-то делать.

— К нашим пойдем, — сказал солдат, освободивший Ивана. — К фронту надо пробираться. Когда мы в окружение попали, политрук велел рассредоточиться, по одному пробираться. Надо идти.

— До фронта сейчас далеко, — заметил Иван.

— Все равно пойдем.

Иван посмотрел на солдата, вместе с которым еще недавно ехал на лошади. Тот сидел на земле, обхватив ногу. Будто придерживал ее.

— На коне сможешь ехать? — спросил его Ивам.

— Не знаю.

— Ничего, не расстраивайся. Тебя как зовут?

— Петя.

— А тебя? — спросил он другого солдата.

— Коля.

— А меня — Иван. Ребров… Не одни мы тут, в лесу, еще люди есть.

— Надо выходить, — по-прежнему настойчиво повторил Николай. — Политрук приказал рассредоточиться!

— А куда его? — спросил Иван, указав на Петра.

Петр ждал. Он молча смотрел на свои руки, и чувствовалось, как он ждет, что ответит Николай, как он ужасно не хочет и боится остаться один и сейчас не решается обернуться, взглянуть на Николая, на Ивана, потому что боится ответа, которого ждет.

— Один пойду. А вы оставайтесь, — возможно, поняв, о чем думал Петр, ответил Николай.

— Оружие надо, — сказал Иван. — Оружия только нет.

— Правильно! — резко обернулся к Николаю Петр. — Ты зачем идешь, чтобы сражаться или спасаться? Сражаться можно везде. И всегда!

— Все-таки…

— Что?

— Там наша армия.

— Пока ты пробираешься, прячешься по кустам, времени пройдет достаточно. И это время немец будет жить безбоязненно, как хочет.

— Так что же делать? — спросил Николай, взглянув на Ивана.

— Драться, — ответил Иван.

— Трое — уже отряд, маленький, но отряд, — сказал Петр. И Ребров подумал о нем: «Молодец. Умный парень». — А командиром будете вы, — вдруг неожиданно добавил Петр.

— Кто? — недоуменно спросил Иван.

— Вы.

— Я?

Иван, смутившись, взглянул на Николая, потом опять на Петра. И покраснел, жарко стало.

— Нет, — покачал он головой. — Не гожусь я… Грехов за мной много. И белобилетник к тому ж…

— Не в этом дело.

«Мать честная! — подумал Иван. — Как же так? Небывало! И вдруг — меня! А я что, что делать-то?»

И испугался. Но тут же пришла на выручку исконная мужицкая хитрость — повременить, не отвечать сразу, воздержаться. Так-то и скромнее.

— Ладно, там поглядим, — сказал Иван. — А сейчас идти надо, уходить отсюда, а то вдруг в погоню пошлют. Петра надо перво-наперво определить в надежное место, пока выздоровеет. А ты можешь пробираться, если решил, — сказал он Николаю. Тот промолчал. — Можешь на коня сесть? — спросил Иван у Петра. — Попробуй.

Николай и Иван помогли Петру подняться, усадили на лошадь.

— Удержишься?

— Держусь.

«К куму надо везти, — решил Иван. — У нас в деревне будут шастать, найдут».

Кум жил в четырех верстах от деревни Ивана, в противоположную сторону от Полозова. Иван проходил лесом вблизи от своей деревни. Здесь, в своем лесу, он знал каждую тропку, каждый камушек. Любое болотце было знакомо. Все здесь еще в раннем детстве было истоптано босыми ногами. А потом сколько хожено!

Иван посматривал в ту сторону, где был его дом. Хоть и знал, что отсюда не увидит, а все поворачивался, смотрел. И у него тоскливо подсасывало под ребрами в левом боку.