Повести - Страница 13

Когда сани, в которых сидели одетые в тулупы Степан и Егор, примчались в одну из соседних деревень, красноармейцы уже были пойманы.

— Тут, голубчики, — попыхивая цигаркой, сказал подъехавшим один из полицаев, выходя из избы, в которой находились пойманные.

Егор и Степан привязали к изгороди белую, лохматую от инея лошадь, вошли в избу. После улицы, после снегов они не сразу разглядели присутствующих. На лавке сидели два паренька в шинелях, обутые и без шапок. А третий — то ли раненый, то ли сильно побитый, лежал на полу и постанывал. Но рассмотреть как следует не удалось.

— Был еще один, да удрал. Далеко ему не уйти. Догоняйте, ребята!

Егор и Степан выскочили из избы. Хлестая лошадь, охваченные азартом погони, они неслись по дороге в сторону своей деревни — Заборы. В передок саней стучали ледяшки из-под лошадиных копыт.

Что он думал? Куда он бежал? Зачем? Может быть, он надеялся укрыться у кого-нибудь из деревенских знакомых, может быть, бежал домой? Или просто он бежал от преследователей и ему безразлично было, куда бежать, он не имел возможности выбирать? Или он на что-то надеялся? О чем он думал?

Они увидели его, когда он подходил уже к деревне. Они увидели его издалека. Он торопливо шел по утрамбованному дорожному накату, чуть прихрамывая, наклонившись, как очень спешащий человек.

— Ага-а! — алчно, с хрипотцой в голосе сказал Егор, привстал на колени и рванул вожжи. Лошадь понеслась галопом.

А тот оглянулся, увидел их и побежал. Он бежал изо всех сил, как будто старался успеть добежать до прогона, до изгороди, оглядывался и, когда увидел, что нагоняют, свернул с дороги и, почти по пояс проваливаясь в снег, суетясь, падая, загребая руками, побежал к ближнему, окраинному гумну.

Егор швырнул Степану на руки вожжи, пригнулся, приготовился и прямо с катящихся саней сильно и далеко прыгнул в снег, на след, и побежал по нему, подняв винтовку, высоко и резко подпрыгивая, так что мелькали голенища валенок. Но все-таки тот успел вскочить в гумно.

Егор вбежал следом. Налево был рей, темное, без единого окошка помещение, в котором сушат зерно, направо — поветь. Дверь в рей была открыта, и Егор бросился туда, но у порога лежал слой нетоптаного снега. Гулко дыша, Егор огляделся, шагнул к повети. Но чутье будто подсказало ему, и он выглянул за калитку на противоположную сторону гумна.

Тот стоял, притаившись, за косяком двери, плотно прижавшись спиной к стене, касаясь ее щекой.

Егор глянул и… отшатнулся.

Несколько секунд они растерянно, удивленно смотрели друг на друга. Это было так неожиданно, что в первое мгновение оба будто остолбенели.

— Брательник?.. — первым воскликнул Давыд. Это был он. И что-то похожее на смущенную растерянную улыбку дрогнуло у него на губах. Они молча и быстро, как будто все еще не веря в происшедшее, осмотрели друг друга.

Давыд был в потрепанном стареньком полупальтишке — «пиджаке», на ногах тоже потрепанные ватные сапоги — стеганки и клееные розовые калоши.

— Ну… Вот как… — промолвил Егор растерянно. — Ты?..

— Я.

— Ха… А я думал, кто там… А значит… Ты?

— Да.

— Вот как… — еще раз повторил Егор.

— Пойдем, — сказал Егор, показав стволом винтовки в сторону калитки.

— Да, да, — порывисто ответил Давыд, будто наконец вспомнив, что ему надо делать. Они рядом вошли в гумно, но на выходе Егор пропустил Давыда чуть вперед себя. Давыд торопливо полез по снегу к саням. Но, не доходя до них, замедлил шаг, прищурился, глядя на Степана.

— Давыдка! — воскликнул Степан. Он оставил винтовку на санях и бросился к Давыду, радостно обнял, всхлипнул. — Ты? Браток! Давыдка! Ты или не ты? Не может быть!

— Может быть, — сказал Давыд.

— Ты? Братишка?

— Поймали… — сказал Давыд.

— Как же ты?.. Каким путем? Столько лет не виделись?

— Куда теперь? — спросил Давыд Егора, садясь в сани.

Егор ничего не ответил, стеганул лошадь и въехал в деревню. Там он, все так же молча, остановил лошадь у своей избы, не оглядываясь, поднялся по скрипучему от мороза крыльцу.

— Как же так… вот так раз! — повторял Степан, поднимаясь следом за Давыдом.

— Давненько я тут не был, — сказал Давыд, входя в избу.

Старый Демид не промолвил ни слова, увидев Давыда, только привстал с лавки, но не выпрямился, удержался за нее руками и снова сел. А Капа ойкнула и, помолчав, заплакала.

— Вот кого встретили! — неестественно весело сказал Степан.

— Здравствуйте, — поздоровался Давыд.

— Здрасьте, — ответила Капа, и Демид кивнул.

— Вот кого черти принесли! — сказал Давыд. — Кого не ожидали, поймали. Воды бы, — поморщившись, попросил он.

Капа быстро принесла ведро с постукивающими о жесть плавающими в воде колотыми ледяшками. Давыд сунул в воду руки, подержав и затем растерев их, стал стягивать с ног обувку.

— Поморозился? — спросил Демид.

— Померз.

Все смотрели, как Давыд стягивает стеганки, постанывая и прикрывая глаза.

— Дай я, — предложила Капа.

— Сам.

— Домой? Решил вернуться, значит? — спросил у Давыда Демид. Он еще ничего не знал о происшедшем.

— Нет.

— Как?

— Сбежал.

— Откуда?

— Из плена.

— Откуда? — переспросил Демид. Он или не понял, или не расслышал ответ.

— Из Новоржева, из лагеря. Погулял недельку. А вы? — не разгибаясь, не глядя на братьев, но обращаясь к ним, кивнул в сторону приставленных к печи винтовок. — Вы, значит, теперь это?.. Ловите?

Ему не ответили.

— Заставили? — вновь спросил Давыд.

Степан взглянул на Егора.

— Никто нас не заставлял, самим захотелось, — раздраженно и заносчиво ответил Егор.

— Просто так, сами? — спросил Давыд. Но братья молчали. — Быстро вы…

— Подай ему мои валенки. На печи греются, — велел Демид Капе. — Да собери мальцам чего-нибудь поесть.

Капа залезла на печь, где спали ее ребятишки, достала валенки, засуетилась возле стола.

— Куда же вы меня теперь? — спросил Давыд братьев, наблюдая, как Капа собирает на стол и в то же время беспокойно посматривая то на Егора, то на Степана.

— Иди куда хочешь. Задерживать не будем, — ответил Егор.

— Отпускаете, значит? Ну, спасибо.

— Куда он пойдет? В такой мороз! — сказал Степан. — Пусть здесь остается.

— Тебя кто-нибудь из знакомых видел? — спросил Егор у Давыда.

— Нет. Я только вчера сюда прибрел, да вот с ребятами встретился… Никто не признал.

— А вдруг искать начнут, спросят, где он? — заметила Капа.

— Скажем, не догнали, в лес убежал, — сказал Степан.

— Если дознаются?

— Не узнают. У нас искать не будут — не догадаются.

— Могут у вас спросить, почему не вернулись, не доложили?

— Если бы обо всем спрашивали… Не спросят…

— Ну, спасибо вам, братаны. Намерзся я, наголодался. Как жив, не знаю. Я вас не подведу — потеплее будет, уйду отсюда, вас не затрудню. А доброту вашу… пока жив буду… — прочувственно, срывающимся голосом сказал Давыд.

Он пообедал, быстро и жадно съел все, что ему Капа подала. Хватал и проглатывал, кажется, не разжевывая, и все отвернулись почему-то — всем было стыдно смотреть, как он ест.

— Коня уберу, — ни к кому не обращаясь, сказал Демид и ушел из избы.

— Вас сколько, четверо было? — спросил у Давыда Егор.

— Да, — помедлив, ответил Давыд. — Поймали?

— Поймают.

— Куда их теперь?

— В Новоржев. А там — известно куда, откуда ты бежишь. Больных — тех, конечно… тех не возят. Попадись ты не нам, а Обуху…

— И Обух вместе с вами?

— Да.

— Точнее, вы с Обухом… Хорошая компашка. Что Обух в полицаях — понятно, — помолчав, продолжил Давыд. — Обуха раскулачивали, на Урал выселили. А Барканы всегда бедняками жили. Им вроде бы с Обухами не по пути. Еще сам дед Никифор к Обуховым внаем ходил.

— Хватит, надо мной накомандовались граждане-начальники. Я лес валил — на начальничков работал, на сплавах целыми днями мокрый стоял. А теперь я им отплачу.