Повесть о солдатском бушлате - Страница 7

— Ну, братва, — громко и даже весело сказал Макаров. — Что будем делать? Какие есть предложения?

Главное, чтобы ребятами не завладело ощущение безвыходности, безнадёжности.

Макаров привычно хлопнул себя по карману, где должны были находиться портсигар и спички, — карман был пуст. Макаров чертыхнулся: опять он забыл, что бросил курить. Уже почти полгода прошло, а всё не может привыкнуть. Он поймал на себе взгляд Борьки Терёхина и усмехнулся замёрзшими губами. Это из-за него, из-за Борьки, пришлось Макарову распроститься с папиросами…

В тот день Макаров рассказывал ребятам про большие войсковые учения, в которых он принимал участие. Рассказывал, как спали по-походному, на еловом лапнике, в наскоро построенных снежных чумах, как рыли ходы сообщения, как маскировали боевую технику…

Неожиданно Макаров ощутил, что ребята не слушают его. Только что они смотрели на него во все глаза, ловили каждое его слово — и вдруг словно бы отключились: что-то другое занимало их. Он не сразу понял что.

Макаров сидел в центре класса за партой, по-прежнему плотно окружённый ребятами, но ребята теперь кто украдкой, а кто и совсем не таясь поглядывали в сторону крайнего окна.

Макаров приподнялся и увидел, что окно было раскрыто. Одна его створка слегка ходила туда и обратно, словно кто-то только что держался за неё и внезапно отпустил руку. Возле окна сейчас никого не было, но по глазам мальчишек Макаров сразу определил, что именно там совершалось нечто крайне заинтересовавшее их.

Он быстро подошёл к окну, перегнулся через подоконник и увидел Борьку Терёхина. Терёхин спускался вниз по водосточной трубе.

«Вернись!» — чуть было не крикнул Макаров. Но какое там «вернись»! Труба гулко громыхала, скрежетала и, казалось, вот-вот была готова развалиться на части.

— Погодите, ребята, я сейчас! — крикнул Макаров. Он выскочил из класса и бросился вниз по лестнице.

Он бежал, прыгая через две ступеньки, гремя сапогами.

Он ещё надеялся успеть, надеялся в крайнем случае, если Борька сорвётся, попытаться поймать его, смягчить удар.

Но когда он прибежал вниз, Борька Терёхин уже стоял на земле и как ни в чём не бывало стряхивал с брюк ржавчину. Маленькие пацанята, столпившись вокруг, глазели на него восхищённо.

С минуту Макаров молча смотрел на Терёхина.

— Я вижу, ты, Терёхин, храбрый человек, — наконец сказал он. И сам почувствовал, как фальшиво прозвучали эти слова. Ему хотелось сказать сейчас совсем другое. Ему хотелось попросту дать Борьке здоровенную затрещину.

Ясное дело: на уроке Терёхин никогда бы не осмелился выкинуть подобную штуку. А тут можно, Макаров не учитель, Макаров не накажет, не станет жаловаться, не потащит к директору. Всё это Борька, конечно, учитывал.

А честное слово, стоило бы сейчас взять Борьку за шкирку и доставить в кабинет директора — пусть бы почувствовал. Только для самого Макарова это означало бы признать своё поражение, своё бессилие. Может быть, Борька как раз этого и добивался?

— Ну скажи: с чего взбрело тебе показывать свою смелость? — сказал Макаров.

Терёхин слегка пожал плечами и не удостоил его ответом.

Ребята уже сбежали вниз, уже окружили их, и Борька явно рисовался. Теперь, что ни говори, он всё равно будет героем. Не каждый решится слезть по трубе с четвёртого этажа.

Макаров почувствовал, как обида и злость закипают в нём. И нарочно ведь момент выбрал — показать хотел, что все эти рассказы макаровские про учения для него ноль без палочки. Или назло Макарову специально устроил этот спектакль?

Макаров торопливо вытащил портсигар и закурил.

— Думаешь, это великая смелость — сползти по трубе? — сказал он. — Очень много мужества требуется для этого? Как бы не так!

— Ты думаешь, Терёхин, ты свою храбрость показываешь? — вмешалась Люда Лепёшкина. Неужели и она поняла, что Макаров не в силах переломить молчаливое Борькино упрямство, и решила прийти на выручку? Только этого не хватало! — Ты не храбрость — ты только дурость свою показываешь!

— Зато ты больно умная, — лениво сказал Терёхин.

— Вот разбился бы, хорошо было бы, да? — подхватила и Валя Горохова. — А Станиславу Михайловичу отвечать за тебя, да?

— Да при чём здесь отвечать не отвечать! — сердито сказал Макаров. — Разве в этом дело? Вот, я скажу, был у нас в прошлом году в роте один солдат, тоже мастер всякие фокусы выкидывать: то сострит в строю — храбрость свою перед командирами демонстрирует, то за оголённый провод под напряжением схватится — тоже выдержкой своей хвалится ещё что-нибудь в том же роде. А потом однажды, когда был в карауле, на посту заснул. Разводящий пришёл — где часовой? Нет часового! А он к цистерне прислонился, сидит и спит. Вот тебе и стойкость! Вот тебе и смелость! Потому что ночью, в мороз, два часа на посту отстоять куда труднее, чем на глазах у всего взвода с командиром пререкаться…

— Я бы не уснул, — сказал Терёхин.

— Не знаю. Это мне неизвестно, — сказал Макаров.

Терёхин насмешливо хмыкнул.

— Силы воли у тебя маловато, — сказал Макаров.

— Это почему? — мгновенно обиделся Борька.

— А сам не знаешь? Не догадываешься? Вон по углам, по уборным прячешься — похудел уже, позеленел от своего курева, а можешь отказаться? Чёрта с два! Потому что это сложнее, чем лазить по трубам!

— А вы? — спросил Терёхин.

— Что я?

— Вы же курите!

— Так я же взрослый! — сказал Макаров.

Терёхин понимающе усмехнулся в ответ: мол, слыхали эти басенки! Он был убеждён, что сами взрослые живут иным законам, чем те, которые они навязывают ребятам. «Взрослым можно, а детям нельзя», — он уже не верил в эти сказочки.

Макаров отшвырнул горящую сигарету.

— Ладно, — сказал он. — Ты прав. С этого дня я больше не курю. С этой минуты. Понял?

Борька ошеломленно смотрел на него.

— И у меня хватит силы воли сдержать своё слово — не беспокойся! А ты вот только языком болтаешь!

— Это почему же болтаю? Захочу и брошу!

— А ты захоти! — не давая Терёхину опомниться, сказал Макаров. — Захоти! Давай на спор! Ну?

Он уже знал, был уверен, что на глазах у ребят Терёхин не сможет отказаться, пойти на попятный. Макаров вынул свой портсигар, открыл его и высыпал сигареты в мусорную урну.

— А теперь давай твои! — сказал он.

Терёхин послушно сунул руку в карман и протянул Макарову мятую, полупустую пачку сигарет.

— Значит, железно?

— Железно. А если кто не выдержит, тому что будет? — поинтересовался Терёхин.

— Позор! Вечный позор! — сказал Макаров. — Все ребята свидетели. Правильно?

— Правильно! Правильно! — охваченные весёлым азартом, закричали ребята.

— А как я узнаю: может быть, вы у себя там, в части, потихоньку будете курить? — сказал Терёхин.

— Э-э, брат, если так рассуждать, тогда и спорить нет никакого смысла. Тут уж только на честность. На обман идти — это уважение к самому себе потерять, я так понимаю, — сказал Макаров. — Так что давай-ка на совесть. Согласен?

— Согласен, — сказал Терёхин.

Они по всем правилам протянули друг другу руки, крепко соединили их, а затем Генка Смелковский ребром ладони разбил их.

— Ну, теперь гляди у меня! — сказал Макаров.

— И вы у меня глядите! — сказал Терёхин.

Ребята загалдели: они были довольны, что это происшествие кончилось миром и согласием.

— Станислав Михайлович! — вспомнила Люда Лепёшкина. — Вы не досказали про учения! Что там дальше было, Станислав Михайлович?

— Ну ладно, пошли в класс, я доскажу, — согласился Макаров. Если бы его сейчас попросили рассказать ещё десять историй подряд, он бы и то согласился — такое у него было настроение. Пожалуй, первый раз за всё время с тех пор, как он пришёл в эту школу, как познакомился с Борькой Терёхиным, он был наконец-то доволен собой…

Что они могли придумать? Какой выход найти?