Повесть о многих днях - Страница 5

С фронта приезжали в Москву: на неделю - пожить, встряхнуться, щегольнуть выправкой, обветренным лицом. В клубе, между столиков с ужинающими, между розовых лысин, розовых плеч, проходили щеголевато. Медынцев, Знаменский вместе с Мэри, Виргинией Кнорре, полнобедрой, бездетной; из клуба ехали: везла Мэри. На извозчиках спускались бульварами: бульвары подсыхали: в сухих ветках, под ветром мартовским. На Трубной, голой, блистающей, свернули в переулок, ехали мимо лавок татарских; у ворот, кисло пахнущих, вылезли, пробирались по грязи, по черной лестнице со спичками взбирались долго: на четвертом этаже отворил китаец, Мэри узнал - впустил. В конце коридора, в большой комнате, на полу, на грязных тюфяках, лежали, улыбались блаженно, томились, втягивали серый дым опия: Крушинский, другие - знакомые по вернисажам, ресторанам, премьерам.

Комета всплыла без четверти час ночи, марта 27-го: жемчужно-алая, обвисшая хвостом, стала: над окопами, полями. Солдаты вылезли, глядели, крестились. Комета стояла до утра, пока ободняло; в сиреневом тумане таяла, меркла, исчезла. Ко дворцу депутаты спешили: подходили с портфелями; под'езжали на извозчиках. В кулуарах, залах двухсветных совещались, гудели, постановляли требовать, - автомобиль министра, зелено-серый, сворачивал от Аничкова моста: в портфеле министра лежала бумага - депутаты распускались, во дворце будет летний ремонт, реставрация.

В новой премьере Зоя Ярцева играла, о ней снова писали, - бледная от весны, мучительно-близкая, отчужденная, изменчивая, актера Русланова терзала, приближала, отталкивала: ночи безумия, страсти сменялись днями враждебными, отчужденными. Русланов терзался, сгорал, ревновал. На пятой неделе поста он шел с ней вдоль по Пречистенскому; деревья набухали почками; лед прошел. Измученный, неверящий, он смотрел сбоку на легкий профиль, улыбку, к кому-то обращенную: любовь, ненависть, ревность вскипали в нем. У Храма Спасителя, возле каменной набережной, спросил ее, кого она любит. Зоя, усмехаясь, ответила - не его, кого - не знает сама. Он схватил ее в два прыжка, ударил ножом в бок: Зоя рванулась, крикнула, опустилась, крикнула, что любит другого. Минуту он стоял, смотрел вслед, затем нагнал ее в два прыжка, ударил ножом в бок: Зоя рванулась, кракнула, опустилась. Встав на колени, он целовал ей руки, мертвеющее лицо, молил о прощении, - бок ее теплел, намокал. Через день в часовне она лежала - белая, с точеным носом, все узнавшая; из газет пришли фотографы, шипели магнием, щелкали затворами. В газетах писалось об убийстве сенсационном.

Рязанские, самарские сидели в окопах, забытые, голодные; министра сменили, ездил к Фаддею Иванычу другой - среброволосый, статный, с носом орлиным; Фаддей Иваныч на бумагах выводил каракули, - над Петербургом, Невой, белыми ночами, дворцами, стражей, министрами, депутатами - стоял конь, поднявшийся на дыбы - медный, с всадником медным, дородным, Россию на финских берегах утвердившим. Казак вихрастый, с папиросных коробок глядел, тоже Россию утверждал. К лету в штабах готовились: развертывали дивизии, гнали поезда - зеленые колонны проходили, залезали в землю. Дождя не было, лето было сушливым - кровь колосьев не выгоняла.

III.

В улицах мартовских, чернее черни, на машине черной, летящей, адвокат летел в ночь: управлять. Адвокаты управляли, совещались, выпускали воззвания. Из черной земли, разверзшейся от буханья пушек, неправды, обид, вшей, униженья столетнего, взбухало, разверзлось на Невском, на тали февральской, - черные людишки бежали, падали, ложились за сугробы. У моста над Невой почерневшей, в сале, пристава щеголеватого, в серой шинели, стащили с коня, голову проломили, - конные стреляли, из толпы ответили, бросали камни.

На тали Революция разверзлась, полой водой смывала: сановников, стриженных под бобрик. В Москве по Гнездниковскому черному проходили ночью: отрядом - городовые с постов снимались, уходили в вечность. Утром по Арбату пролетел грузовик, солдаты стояли с штыками, с флагом красным. К вечеру дня другого по Тверской вниз лезла толпа: штатских останавливали, пальто задирали, - под пальто были: синие штаны. Пристава под енотом узнали, енота содрали; под енотом был: сам бравый 5-го участка. Баба подошла, плюнула в бороду Александра III, лопатой. Шли вниз присягать: портняжки в красных шапках интендантских вприпрыжку - землистые, гороховолицые.

На фронте все сидели, ждали замирения, - адвокаты в Москве совещались, постановляли: войну продолжать. Ночью у памятников митинговали, появлялись таинственные, требовали войну прекратить. Молодые люди, возвращавшиеся из клуба, задерживали их, отводили. В черной ночи, вдоль черных бульваров, на которых спало воронье, все тайно шло, - тайно дремали на фронте в окопах, - адвокат летел в ночь на заседание.

Санитарный шел экстренным: в санитарном ехали - Мэри, Знаменский, три оратора: на станции ораторы вылезали, говорили речи. Солдаты, в опорках, скуластые, большебородые, окружали; ораторы говорили, что с миром нужно ждать, - поезд шел дальше, наконец, встал; в автомобиле новеньком ехали дальше: по большаку, по проселкам, по апрельской грязи, сохнущей. Солдаты из мокрых окопов вылезали, слушали хмуро; послушав, лезли назад в окопы, - машина возвращалась в штаб дивизии к завтраку.

Нина Рогожина в Москве устраивала: вечер в пользу политических, освобожденных. Политических - серых, обросших, - проводили вниз по Тверской - публика бросала шапки, дамы кидали цветы. Концерт в пользу политических состоялся: в голубой зале. Голубая была декорирована мило: красными флажками, - был сперва концерт лучших сил: вино потихоньку - в кувшинах, квасоподобное. Марсельезу заиграли - мужчины в смокингах, дамы с плечами открытыми поднялись; потом рассказчик рассказывал анекдоты, пел бас белосрысый, с вылезающей грудью полированной, цимбалист играл по струнам молоточками. Нина улыбалась из окошечка мавританского, с плечами брюлловскими, в открытом платье. В пользу политических за все страдания платили щедро: Крушинский блеснул, широко, без надрыва.

Земля подсыхала. Апрель над полями мягкой кистью веял: из-под сухих травинок вылезала мелочь зеленая, в оврагах - подснежники. Над усадьбами помещичьими - пепелищами - трубы торчали в небо: мужики, догромив, готовились - принять великий дар по праву испокону веков - всю землю черную, родную, расейскую - на вечное владение мужицкое. Барина Скородумова, над 3 тысячами десятинами коптевшего, гильзы набивавшего, выжидавшего мартовский ток, - в самый ток, когда ходили с мукою любовною, пыжась, тетерева вокруг тетеревих и топтали их с яростью, - в самый ток барина Скородумова справили: на телеге с чемоданом с наклейками заграничными трясся, - дым над усадьбой стоял черный; над пепелищами, гнездами помещичьими, Русью помещичьей стоял дым черный. Зори были кровавы, журавли прилетели, кричали трубным звуком. Под зарею кровавою, в зори росные солдаты все сидели: ждали мира, отпуска, дома. Мир обещали, отпуска тоже - пока велели сидеть. Солдаты из окопов повылезли, с неприятелем мирились, заявили - сидеть больше не будут, воевать не хотят.

По Арбату проходили с музыкой, под солнцем, с черепами на рукавах: драться, усмирять; на штыках были цветы. Женщины смотрели вслед: воинам, - были грустны на свидании. Батальон смерти в 3 часа утра готовился: к атаке. Пехотный полк должен был поддержать, развить наступление. В батальоне юноши бессонными глазами встречали: первое мреянье, зарю, чешую облаков перламутровых, утренник. Когда чешую смело, небо проступило голубоватое, батальон вылез, начал перебежку. Спереди полыхнуло, в воздухе визжало, разорвалось сзади. Под противный стук пулеметов батальон пробегал, ложился, стрелял, - третью цепь: пехотный полк - погнали. Полк из окопов не вылез, решил обсудить на митинге. Офицера кричавшего, вынувшего револьвер, сзади по затылку прикладом ударили, - офицер клонился, падал. С ревом первая цепь бежала на окопы, таяла, - с боков, спереди стучало противно, смертно. Полк постановил: в наступление не итти, из окопов не вылезать. Юнкера Роговина, студента 2-го курса естественного, бежавшего со штыком на перевес, по глазам вдруг хлестнуло, - бежал дальше, земля вдруг пошла под откос, небо ложилось внизу - он раскатился с откоса, упал, схватился за глаза: глаза видели ладонь в земле, близко, со всеми линиями, - ладонью коснулся темени, ладонь стала алая, липкая, все вытирал о землю - и глаза липкое заливало.