Повесть о царе Удаяне - Страница 1

СОМАДЕВА

ПОВЕСТЬ О ЦАРЕ УДАЯНЕ

Пять книг из «Океана Сказаний»

Древнеиндийская литература ставит перед нами множество увлекательных, но, к сожалению, подчас едва ли разрешимых загадок. Начать с того, что для определения времени создания важнейших ее памятников у нас не хватает твердых критериев, и расхождения во взглядах ученых нередко столь велики, что датировка одного и того же произведения колеблется в пределах нескольких столетий, а то и целого тысячелетия. Так же неопределенны и скудны наши сведения о жизни и творчестве большинства древнеиндийских писателей; приходится кропотливо и настойчиво выискивать исторически достоверное ядро в заведомо фантастических легендах, которые окружают, например, имена таких выдающихся поэтов и драматургов, как Вальмики, Ашвагхоша, Калидаса, Бхартрихари и др.

До нас дошли в основном сравнительно поздние и значительно отличающиеся друг от друга рукописи древних сочинений; поэтому часто невозможно установить подлинный текст того или иного памятника, освободить его от многочисленных искажений, интерполяций, добавлений или сокращений. Наконец, особые трудности возникают перед нами оттого, что десятки значительных произведений древнеиндийской литературы вообще не дошли до нашего времени и мы узнаем о них по упоминаниям иных авторов или — в лучшем случае — по случайным и разрозненным цитатам из них. Среди таких произведений выделяется но своему значению «Брихаткатха», или «Великий сказ», Гунадхьи; его исчезновение является, пожалуй, нашей наиболее ощутимой утратой.

В древней и средневековой Индии «Великий сказ» ценился исключительно высоко. Прозаики VII в. Бана и Субандху, поэт XI в. Говардхана сравнивают его с эпосами «Махабхаратой» и «Рамаяной», почитавшимися индийцами священными. В трактате по драматургии «Дашарупа», относящемся к X в., «Великий сказ» назван сокровищницей историй, лежащих в основе многих санскритских драм, а романист того же времени Дханапала, восхваляя Гунадхыо, указывает, что из «Великого сказа» почерпнуты сюжеты всех классических романов. И все-таки, несмотря на свою славу, рукопись «Великого сказа» не дошла до нас, затерявшись на протяжении приблизительно двух тысячелетий, которые отделяют время ее создания от нашей эпохи, и теперь осталось мало надежды, что ее удастся когда-либо обнаружить.

Некоторые исследователи первой половины XIX в. вообще были склонны подвергнуть сомнению реальность существования произведения Гунадхьи. Но вскоре одна за другой были найдены три его средневековые переделки. Первая из них, открытая в Непале и принадлежащая до той поры неизвестному поэту Будхасвамину, жившему, по всей видимости, в VIII или IX в., носит название «Брихаткатхашлокасамграха» — «Собрание шлок[1] Великого сказа[2]». Другая, «Брихаткатхаманджари» — «Ветвь Великого сказа», была написана в 1037 г. известным кашмирским ученым и поэтом Кшемендрой[3]. Третью, спустя 25–30 лет после Кшемендры, составил тоже уроженец Кашмира поэт Сомадева и назвал ее «Катхасаритсагара» — «Океан сказаний», или, точнее, «Океан[4] потоков сказаний»[5]. Все три версии «Великого сказа» можно рассматривать как независимые художественные произведения. Среди них особенно большими достоинствами отличается «Океан сказаний» Сомадевы. Предлагаемый перевод ознакомит русского читателя с этим выдающимся памятником санскритской литературы.

Однако, чтобы правильно оценить особенности «Океана сказаний», необходимо хотя бы в общих чертах представить себе его источник — «Великий сказ» — и установить, кто был автор «Великого сказа» — Гунадхья. Между тем эта важная проблема принадлежит к числу наиболее спорных в истории древнеиндийской литературы.

Прежде всего не удалось пока точно определить время жизни Гунадхьи. Однако кое-какие ориентиры, которыми не следует пренебрегать, у нас имеются. Так, мы в состоянии наметить нижнюю границу поисков, а именно начало VII в., когда имя Гунадхьи впервые упоминается у индийских авторов. Из этих упоминаний явствует, что приблизительно к 600 г. я. э. слава создателя «Великого сказа» была уже твердо упрочена в санскритской литературе, и потому мы вправе предположить, что жил он несколькими столетиями раньше. Предположение это в свою очередь подтверждается так называемой легендой о Гунадхье, которую в общих чертах согласованно сообщают в начале своих произведений Кшемендра и Сомадева. По этой легенде, Гунадхья родился в городе Пратшптхане, расположенном в Декане на реке Годавари, и некоторое время был придворным местного царя, некоего Сатаваханы. Сколь ни бедны наши сведения о древней истории Индии, все же нам известно, что в I–III вв. н. э. в Декане действительно царствовала династия Сатаваханов, столицей которых была Пратиштхана, ныне город Пайтхан. Следовательно, если доверять легенде, время жизни Гунадхьи приходится на период с I по III в. н. э. Помимо упоминаний у писателей VII в. и сведений, почерпнутых из легенды, еще одно обстоятельство может служить косвенным свидетельством в пользу намеченной даты. В III—IV вв. н. э. жил известный санскритский драматург Бхаса, в нескольких пьесах которого использованы те же сюжеты, что имеются в «Великом сказе». По всей видимости, Бхаса заимствовал эти сюжеты у Гунадхьи, и творчество последнего, таким образом, должно было предшествовать творчеству драматурга.

Оживленную полемику между учеными вызвало единодушное утверждение индийских источников, что Гунадхья написал «Великий сказ» на языке пайшачи. На таком языке не сохранилось ни одного другого произведения древнеиндийской литературы, и к тому же само его название — «пайшачи» казалось по меньшей мере странным. Дело в том, что «пайшачи» буквально значит «принадлежащий пишачам», а пишачами, согласно индийской мифологии, были злобные и наиболее презираемые демоны. По вполне понятным соображениям, само существование такого языка, не говоря уж о том, что на нем мог быть написан «Великий сказ», признавалось исследователями сомнительным и малоправдоподобным. Однако вопреки всем сомнениям обнаружилось, что грамматик XII в. Хемачандра не только описал его в числе иных среднеиндийских народных языков, пракритов, в своей грамматике, но привел даже несколько образцов из него. Пользуясь этими образцами, ученые локализовали пайшачи как один из диалектов Северо-Западной Индии, и тогда возник вопрос, почему Гунадхья воспользовался именно этим диалектом и откуда произошло его необычное название, имевшее явно уничижительный оттенок. Что касается названия, то вполне вероятно, что оно обязано своим возникновением противопоставлению «варварских» разговорных языков литературному языку образованного общества — санскриту и появилось сравнительно поздно. Во времена Гунадхьи, а особенно в государстве Сатаваханов, где пракриты играли полноправную роль в литературном обиходе[6], такого противопоставления еще не было. И не случайно, что для своего произведения, зиждящегося на фольклорной основе, Гунадхья прибег к одному из них. Менее понятно, почему его выбор пал на северо-западный диалект, а не на один из диалектов Декана, но для объяснения этого обстоятельства нам необходимо бы было больше знать и о личности Гунадхьн, и о распространении самого пайшачи. А пока приходится довольствоваться косвенным объяснением легенды о Гунадхье, по которой он был вынужден принять на себя обет не пользоваться ни санскритом, ни одним из местных наречий.