Поверженные правители - Страница 4
Колесница летела по равнине: низкий зов рога заставил собравшуюся толпу броситься по стене к северу вслед за дикими ездоками. Они промчались между холмом и вечной рощей, а затем повернули на восточную равнину, к извилистой дороге, ведущей к пяти тяжелым воротам. Ворота одни за другими открывались перед издававшими победный клич юнцами и закрывались за ними.
Уже в Тауровинде они проделали три круга, постепенно остужая пыл дикой скачки. Они спрыгнули с колесницы, застегнули на себе плащи, распрягли задыхающихся коней, держа усталых животных под уздцы и поглаживая им морды. Они словно не замечали стоявших рядом Урту и его воинов, готовых приветствовать гостей.
— Хорошая скачка! — сказал один.
— Хороший погонщик! — заметил другой.
Новый рассвет зажег золотую колесницу новым слепящим пламенем.
Эти шальные юнцы были Конан и Гвирион, сыновья великого бога Ллеу. Похитители колесниц. Я уже встречался с ними. Полубоги-полулюди, они были величайшими в мире ворами и постоянно спасались бегством от гнева собственного отца и дядьев, в особенности Ноденса. И действительно, бородатый лик самого Ллеу мрачно глядел с борта колесницы — образ его словно кривился от нахлынувшей ярости и безмолвного обещания воздать по заслугам.
Эти мальчишки наделены были безрассудством и абсолютным бесстрашием, пока чужой суровый суд не пробуждал в них почти смертельный ужас. И все же они неизменно объявлялись вновь, столь же весело, как и прежде.
Они низко поклонились Урте. Потом Конан заметил меня и ухмыльнулся:
— А, Мерлин! Видишь, мы все-таки сбежали от этого старого ублюдка, нашего отца. Хотя на сей раз не без потерь.
Он поднял правую руку. Брат Гвирион повторил его движение. У обоих мизинцы были отрублены и заменены деревянными.
— Это растопка, от которой он подожжет наши тела, если поймает еще раз, — сказал старший из парней, — но за свободу это недорогая цена.
— Пока мы свободны, — добавил Гвирион.
— Ну, он не скоро заметит потерю своей повозки и пары лошадок. Он нынче столько спит! А мы можем обогнать само солнце!
Урта напомнил, что они гнали навстречу солнцу. Молодые люди взглянули в небо, потом на восток и погрузились в короткий, но яростный спор, обвиняя друг друга в глупости, потом вдруг замолкли и громко расхохотались.
Гвирион повел лошадей в конюшню; колесницу закатили под навес, и Конан подступил ко мне. Он постарел на несколько лет. В уголках глаз виднелись морщины, а в коротко подстриженной бороде среди огненно-рыжих мелькали седые волоски; он похудел, хотя и не утратил силы. Когда я встречал эту взбалмошную парочку в прошлый раз, они были на десять лет моложе, хотя для меня с той встречи прошло примерно два года. Такова прихотливая природа Страны Призраков, в которой они оказались заперты.
— Мерлин, — заговорил он, — мы переправились через брод Щедрого Дара. Но теперь там пристанище. Пристанище возникло снова. Его не видели с тех пор, как на равнине вокруг Тауровинды выросли леса. В этом что-то не так. Конечно, мы туда вошли. Мы задержались там ненадолго в комнате Копий Дерга. Нас туда пригласили. Пристанище стоит на острове посреди реки. Неплохое место. Там полно еды и игр. Но это между прочим. Там один заявил, что знает тебя. Он желает, чтобы ты пришел к нему на пир. Он сказал: «Передайте: Пендрагон. Он знает это имя». По его словам, в пристанище сейчас безопасно, но там в разных комнатах уже несколько сотен воинов, и многие из них безмолвно держат совет. Мы с Гвирионом спешили и ничего больше не узнали. Все это очень подозрительно.
— Чем подозрительно? — спросил я.
Покосившись на меня, он пробормотал:
— Они переправляются не с той стороны. — Весьма благоразумно, даже для полусмертного, не говорить о пристанищах открыто. — Или это, — добавил он, — или им там не место. Мы с Гвирионом можем переправляться в обе стороны. Тени Героев не могут.
Я начинал понимать, к чему он клонит: некоторые пристанища на реке — включая и то, которое мы обсуждали, — были выстроены, чтобы принимать путников из Царства Живых в Царство Мертвых. Таков обычный порядок вещей. Хотя другие служили местом встречи для беглецов из Царства Мертвых в Царство Живых. Тех следовало опасаться. Конан полагал, что пристанище Щедрого Дара уже ненадежно.
Я вдруг ощутил руку Конана на своем плече. Лицо юноши подергивалось от усилий. Я уплыл в сновидение, и он призывал меня обратно.
— Спасибо за известие, — сказал я, но он с сомнением покачал головой.
— Этот Пендрагон. Будущий правитель, каких я еще не видел. Он знает тебя. И при том он из Нерожденных. Ты понимаешь?
— Спасибо, — повторил я. — Да, я понимаю.
— Он знает о тебе и то, чего еще не случилось. Ты это понимаешь?
— Меня это не удивляет.
Он погасил свой острый взгляд, снова став буйным и бесстрашным, зеленые глаза сверкнули затаенным до времени озорством. Он не стал добиваться ответа на свои вопросы.
— Странный ты человек, Мерлин. Не думаю, что сумею понять тебя, пока не придет для меня время повзрослеть и стать владыкой вместо моего отца Ллеу.
— Те же слова можно сказать и обо мне, — ответил я.
— Да! Но тебе не придется сражаться с собственным братом. — Его лицо омрачилось. — Не радует меня далекое будущее, Мерлин, в котором мы с братом должны будем драться за колесницу, а не красть ее.
Он отвернулся и ушел искать место для отдыха в доме правителя.
Глава 3
ПРИСТАНИЩЕ
Только смертным отпрыскам богов дано пробежать или проскакать в седле или в колеснице через мир преходящих теней — мир людей — в блаженном безразличии к встречам с созданиями Иных Миров. Для Конана пристанище на реке Нантосвельте было лишь очередным привалом в пути: возможностью попировать, выспаться и провести несколько дней за игрой, небольшое приключение на пути, который приводит и еще приведет его ко множеству подобных мест в этом или в том мире. Для корнови, народа, возделывавшего земли близ крепостного холма, для простых людей, построивших большую, неприступную крепость, появление пристанища должно было стать ужасным знамением.
Как я понял, сменилось более пяти поколений со времени последнего возникновения пристанища на броде Щедрого Дара.
Но пока я готовился к путешествию на реку, чтобы разведать причины появления Пендрагона — Нерожденного Владыки Всадников, — в тот же день, ближе к вечеру, со сторожевой башни на западной стене закричали, что дети правителя возвращаются с охоты и скачут, словно спасаясь от погони.
Когда их уже можно стало окликнуть с Бычьих ворот, охранявшие их воины-утэны отделились и направились в крепость. Кимон и Мунда привстали в стременах, высматривая на высоких стенах человека, с которым хотели поговорить.
Этим человеком был я.
Мунда увидела меня и помахала рукой, маня за собой. Затем они с братом тихо проехали по скрытой тропе через невозделанную равнину к вечной роще, к ближайшему изгибу реки Нантосвельты.
Я последовал за ними и застал их за ссорой. Они яростно спорили. Девочка так и пылала, ее лицо разгорелось от жаркого спора и бешеной скачки.
Пока я шел к ним, огибая камни и низкие курганы, укрывавшие мертвых, я улучил момент, чтобы присмотреться к детям издалека. Кимон мерил шагами землю — маленький вождь в одежде охотничьих цветов, в коротком плаще и в тесно охватывающей голову ленте венца. Ему еще не дозволяли носить ожерелье, но на его окрепшей шее на шнурке из бычьей кожи висел маленький амулет Тараниса, Громовника.
Он быстро рос. Ему едва ли исполнилось десять лет, но по стати и повадке можно было дать все пятнадцать. Волосы он все еще носил распущенными, а в уголках губ нарисовал красным завитки, обозначив усы, которые вскоре предстояло растить и с гордостью холить. Он любил охоту, скачку и проявлял ловкость в играх — возможно, не лучший из игроков в мяч в крепости, но юноша, заслуживающий внимания.
Кимон был на удивление суров. Он многое унаследовал от Урты, но вот спокойного юмора отца ему не досталось.