Повелительница Мордора - Страница 36

– Я хочу домой, — громко вопила я, — хочу на цветущий луг и с бабочками побегать.

– Будет тебе луг и бабочки тоже, — он тяжело дышал и тоже не желал сдаваться.

– Я хочу этих.

– Перестань капризничать.

Песня закончилась, остров с замком, заколыхавшись в воздушных волнах, поплыл прочь.

– А-а-а-а, сейчас закроют!!! — не разжимая рук, я повисла над пропастью.

– Отцепись, сумасшедшая, — громко закричал он, и, внезапно сменив тон, попросил. — Нет, лучше не отцепляйся, — теперь уже и он висел над пропастью, держась за мои ноги и тщетно пытаясь достать до маленького выступа скалы. А я пыталась не разорваться пополам.

– Ты никакой не мертвец, ты весишь как туша медведя.

От напряжения пальцы повлажнели, и я начала медленно сползать вниз. Завитушки были немного корявыми, и их выступы царапали мне руки. Выступила кровь. Поняв, что долго я не продержусь, мой спутник обреченно разжал руки и рухнул в бездну. Всхлипывая от пережитого волнения, я кое-как подтянулась, вылезла на узкий карниз и, привалившись к воротам, облегченно вздохнула. За витыми столбиками торжествовало счастье,

– Наконец-то, я нашла тебя, мой дом, и я уже иду, — отдышавшись и пригладив прическу, я рванула на себя двери. И они с нежным звоном поддались, но то ли я слишком сильно потянула их на себя, то ли петли были разболтаны, а скорее всего, мне просто, кто-то дал щелчок по лбу… и не удержавшись, я тоже кубарем полетела в бездну.

Но парила я недолго, да и приземление, было более чем удачным. Меня поймали, как яблоко, что опытный садовод снимает, лишь одним встряхиванием ветки.

– Ты все поняла, ты пришла ко мне! — Он был так рад моей самоотверженности, что разочаровывать правдой не хотелось.

– Конечно, — буркнула я, — я жена тебе как-никак.

Даже здесь в кромешном мраке, я бы никогда не спутала стук сердца своего мужа ни с чьим другим. Стоя на маленьком пятачке скалы, мы от нечего делать сразу начали припоминать друг другу старые обиды и высказывать претензии. Никто не хотел уступать.

– Ты изменила мне, извинись.

– С тобой — это не считается.

– Ты знала?

– Догадывалась!

– Извинись!

– Нет!

— Тогда развод?

– Развод!

Для подтверждения твердости своих намерений я грозно топнула ножкой, скала треснула и ушла из-под моих ног. Громко ойкнув, я бросилась мужу на шею. Он мгновенно стиснул меня в объятиях, и мы опять застыли. Я с ужасом наблюдала, как обломок скалы рассыпается на куски и погружается в кипящую магму. Теперь моё положение круто изменилось в худшую сторону, поэтому, поборов гордость, я прошептала.

– Ладно, прости, пожалуйста

– Что простить? — он понял, что я готова сдаться, и не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться.

– Все.

– Что именно?

Пришлось припомнить события, начиная с детства, все равно, времени было хоть отбавляй. Начала я с прозвищ.

– Прости, что называла тебя: тупым бараном — пятьдесят два раза, занудой — сорок раз, павлином неощипанным — один раз, болваном бесчувственным — десять раз, глупым барсуком — три раза…

Он улыбнулся и поправил, с такой величественной улыбкой, что у меня слова застряли, где-то между гортанью и языком.

– Пятьдесят три, тупым бараном — пятьдесят три.

Похоже, его реестр был более точным. А я, углубляясь в воспоминания, покорно считала.

– Идиотом — дважды.

– Когда? — От прямоты моих излияний, его прошиб холодный пот. — Когда ты называла меня идиотом? В присутствии скольких лиц и при каких обстоятельствах?

Одумавшись, я замолчала, поняв, что если и дальше продолжу в таком духе, то он элементарно бросит меня вниз.

– Говори! — Его глаза потемнели, а я вздохнула про себя: "Точно сбросит", — и твердо произнесла. — Не помню, амнезия замучила.

Горячее дыхание бездны, клубясь, поднималось все выше, и мы, боясь шевельнутся, старались не производить лишних движений, поэтому все обиды выплескивали в прямых взглядах и гневном шипении.

– Тю, поглядите на них. Почитай годков с десяток не виделись, и что же, где слезы счастья? Точно два обиженных бегемота. — Гимли вспомнил, старую шутку.

Он, стоя наверху, разматывал длинную веревку и хитро улыбался. (Да эту ухмылку, я бы разглядела, даже с расстояния семи лиг и в кромешной темноте.)

– Мы, эльфы, — сразу объединившись (что значит одна кровь), мы вместе напали на гнома. — Кстати, не смешно.

Довольный собственным остроумием, Гимли с высоты своего превосходства, рассматривал нас.

– Что бы вы делали без запасливого Гимли, я вот тут сижу, жду, а они отношения выясняют, эльфы — одно слово. — Он, наконец сжалившись, бросил нам конец веревки.

– Я не полезу. Теперь твоя очередь, извиняться. — Хотя спастись очень хотелось, я хотела, чтобы Лег осознал всю глубину моей обиды, и опять просчиталась, он молча привязал меня и крикнул:

– Поднимай!

Сложив руки и с кислым выражением лица, я поехала к гному.

– Солнечная, — тот суетливо завертелся вокруг, — тебе не туго.

Он никак не мог справиться с эльфийским двойным узлом, суетливо вертел веревку в руках, пробовал на зуб и, наконец, отчаявшись, перепилил ножом, не удержавшись, чтобы не высказать мне:

– Эх, веревку жалко, сносу не было.

К дверям жизни и смерти мы подошли втроем, держа меня за обе руки, мои друзья остановились. Сквозь небольшую щель в дверь проникал солнечный свет.

– Вот здесь мы и распрощаемся. Тебе в Мордор, мне в Морию, а этому в Валинор, как говорится, кому что больше нравится.

Гимли сжал мою руку, и я почувствовала тепло его маленьких пальцев. Он глубоко вздохнул. И я поняла:

– Гимли, милый Гимли, мой рыжий веселый гном, самый верный друг и самый лучший оруженосец. — Опустившись на колени, я обняла его за шею, и спрятала лицо в странной, будто искусственной бороде. — Мне так тебя не хватало, если я могу все исправить, загладить причиненное тебе зло, скажи, я все сделаю!

– Отдай Морию, — сказал он просто.

– Ну ты и загнул, Морию. — Я ошарашенно фыркнула.

– Отдай, не будь жадиной, — это уже мой супруг встрял в разговор. — Отдай, тебе говорят!

– Пожалуйста!

Я не устояла — когда просят вежливо, разве можно отказать.

– Она твоя, друг, навечно, и извини, что все так получилось с коронацией, кольцо виновато, не я.

– Ага, насчет кольца, — он вытащил из кармана кольцо Дарина, обтер его от табака и протянул мне.

Мое морийское кольцо. Очевидно, гном подобрал его, когда я сорвала всех круглых предателей с рук. Подмигнув такому родному ободку, я, решившись, быстро одела его на палец, нет не на свой, на палец короля Мории — Гимли, сына Глоина. Это была очень торжественная минута, но она, увы, была безжалостно испорчена.

– А побыстрее нельзя, — внезапно из-за двери раздался стон.

– Ой, мы про Морреда забыли, — друзья резко дернули меня в проход.

С обратной стороны двери, вцепившись в ручку из раскрашенной меди в виде двух свившихся драконов, из последних сил боролся с тугой пружиной волшебник. Дверь, в своем стремлении захлопнутся, тоже боролась с волшебником и гораздо более в этом преуспевала. Морред неуклонно скользил по камням, чертыхался, упирался в любую выбоину, но все равно щель становилась все меньше — Гимли мы уже протискивали втроем.

– Все! — Маг выпустил свою добычу, и дверь с грохотом захлопнулась. — Мы победили. Вот только что с этой эльфийкой делать будем? Они, наверное, тело уже сожгли.

– Как сожгли, — я подскочила на месте, — кто разрешил так непочтительно обращаться с моим телом.

– Нет, вряд ли, — гном не мог оторвать взгляд от кольца, — по мордорскому времени вечер ещё не наступил, мы ещё можем успеть.

– Успеть куда? — спросила я и провалилась в сверкающий эфир.

Бум! Ой! Мамочка!.. И я в куске льда — опять Морред все перепутал, мордорских владык не сжигали, их замораживали, конечно, если что-то оставалось для последующего хранения. Неподвижные руки застыли в немом жесте прощания. На высоком пьедестале, словно птица в хрустально-алмазном плену, моё тело, вмороженное в лед, возвышалось посреди зала ледяных владык, который был скупо освещен коптящими светильниками. Из мглы вырывались образы тощей старухи, сгорбленной годами и властью, уродливого карлика и, кажется, горбуна без одной ноги, издали плохо было видно. У подножия пьедестала были выбиты слова: "Великая Эльфарран, беспощадная и ужасная". Вот значит, как правильно, постараюсь запомнить, но если что, я теперь знаю, где лежит шпаргалка. Рядом сложены мои клинки и сидит верный назгул, не пожелавший со мной расстаться даже здесь. Я принялась усиленно подмигивать. Чаки не заметил, погруженный в свои печальные мысли. Мне уже порядком надоело висеть эдакой ледышкой. Руки, раскинутые в стороны, были неподвижны. Попробовала брыкнуть ногами, — ноль. Я стала активно дышать на холодную прозрачную корку, она начала поддаваться — потек тоненький ручеек талой воды. Стало мокро и неуютно.