Повелители Марса (ЛП) - Страница 4

Павелька наклонила голову, молча общаясь с диспетчерами Механикус на планете благодаря имплантатам в черепе. Аугметированный мозг Робаута мог замечать невидимые нити ноосферных данных, но только взаимодействуя с позвоночной системой связи. Сани не обладали такой системой, но в любом случае он не смог бы подсоединиться к ней из-за скафандра.

— Приблизительно десять минут, — ответила магос. — Стратосферные помехи и внезапные штормы магнитных полей вводят хаотические переменные в расчётное время прибытия.

Силквуд спрыгнула с подножек челнока и крикнула. — Очистить палубу! — хотя на огромной посадочной площадке грузового шаттла и так было пусто. Несколько групп сервиторов, которые принадлежали Робауту, отслеживали автоматический курс саней или находились на «Ренарде», ремонтируя повреждения после путешествия сквозь Шрам Ореола. Силквуд направилась по служебной лестнице к верхнему трапу, а Павелька тем временем поднялась в грав-сани и села позади Адары, просматривая что-то в инфопланшете на коленях.

Робаут неуклюже повернулся и спросил. — Все на борту?

— Заявление: да, — ответила Павелька, выдвинув механизированный ауспик из нагрудного отделения.

— Тебе не обязательно лететь с нами, — сказал Робаут. — Я знаю, ты не любишь покидать «Ренард».

Павелька покачала головой. — Я изменила схему катушки маяка бедствия «Томиоки». Я могу следовать её телеметрии лучше, чем кто-либо другой. Кроме того, если сани сломаются, то вам потребуюсь я, чтобы починить их.

— Рад слышать, — ответил Робаут, довольный, что Павелька отправится с ними.

— Разве вам не нужен скафандр? — спросил Адара.

Павелька покачала головой. — Я изменила протоколы фильтрации лёгких, чтобы исключить токсичные элементы атмосферы, а сейчас изменяю биохимию, для нейтрализации негативных эффектов враждебных воздействий. В моём теле мало органической массы, которой требуется кислород, и я могу сохранить достаточный запас внутри механических частей.

— Рад слышать, — произнёс Адара, подражая Робауту.

Робаут взглянул на верхние подмостки грузового отсека, и увидел, что Силквуд открывает одну из герметичных дверей. Она быстро отдала ему честь, но ничего не сказала, захлопнув за собой тяжёлый люк.

Очевидно, Каирн Силквуд не считала необходимым отмечать этот момент какими-то важными словами.

Но Робаут знал, что этот конкретный момент был особенным.

Они трое скоро направят сани на поверхность чужого мира, который лежал за границами Млечного Пути, мира неподчинённого Империуму. Мира, на который, скорее всего, до появления флота Телока тысячи лет назад, не ступала нога человека. Вот почему Робаут зашёл так далеко и рисковал столь многим, он хотел увидеть чужие небеса и коснуться земли планеты столь далёкой от понимания Империума.

На панели из орехового дерева и меди замигала изумрудная лампочка входящего сообщения и Робаут переключил выключатель из слоновой кости на «приём». Из решётки спикера раздался голос главы экспедиции, архимагоса Лекселя Котова.

— Господин Сюркуф, — произнёс Котов. — Вы собираетесь присоединиться к нам на борту «Табулария»?

Робаут усмехнулся, услышав слабое волнение в голосе архимагоса. Хотя Котов являлся главой экспедиционного флота, это Робаут нашёл маяк локатора, который привёл их так далеко.

— Думаю, мы направимся собственным путём к «Томиоке», — ответил он. — Но спасибо за приглашение, очень мило с вашей стороны.

— Ваша привязь допускает значительную погрешность во времени прибытия, — заметил Телок Котов.

— Согласен, но магос Павелька считает, что мы приземлимся приблизительно через десять минут.

— Как неточно. Конец связи, — ответил архимагос.

Из всех многочисленных способов путешествия в битву брату-сержанту Танне больше остальных нравилось стремительное и яростное десантирование на «Громовом ястребе». Ничто не радовало его сердце сильнее неистового давления воющих двигателей, тряски во время противозенитных манёвров и внезапного резкого торможения, когда пилот выравнивал крылья и бросался в горнило боя. Высадка в «Носороге» или «Лэндрейдере» не шла ни в какое сравнение, и Танна не знал ни одного технодесантника, который поспорил бы с этим.

Да, десантирование на «Громовом ястребе» и только.

Даже если эта конкретная высадка — пока — контролировалась электромагнитной привязью Механикус.

В отсеке экипажа «Барисана» было холодно, как в морозильнике, и капельки тумана паров конденсата медленно украшали бисером изогнутые пластины иссиня-чёрного доспеха Танны. Блестящий чёрный крест мерцал на одном из белых, как слоновая кость наплечников, а вырезанный из того же материала орёл гордо сиял на другом. В центре груди орла виднелся рельефный красный череп, в глазах которого блестели осколки яркого гранатового цвета. Влажные полосы покрывали угловатый шлем, словно слёзы, но Танна не плакал больше двухсот лет.

Один раз в импровизированной оружейной на борту «Сперанцы» он был близок к этому.

«Громовой ястреб» покачнулся, когда его швырнул в сторону неуправляемый вихрь поднимавшихся с планеты газов. Атмосферные помехи Катен Вениа становились всё неспокойнее и токсичнее: соединением недопустимо высоких уровней азота и парообразных металлов, крайне смертельным для смертных. Пост-человеческая физиология Танны могла выдерживать враждебные условия, но даже ей придётся работать в полную силу, чтобы выжить на Катен Вениа больше нескольких часов.

«Барисан» не совершал штурмовое пикирование, но полёт почти не отличался от боевого и сопровождался такой тряской, с которой Танна ещё не сталкивался. Корпус десантно-штурмового корабля изготовили на кузне-комплексе горы Тиррения Марса, и на нём стояла печать самого генерал-фабрикатора. Дух-машина «Барисана» обладал горячим норовом, он был и необъезженным жеребёнком и раненым гроксом — объединяя агрессию и дикость. Такие качества хорошо послужили батальной роте в крестовых походах, но «Громовой ястреб» ещё горевал по прошлому кораблю-носителю, и тяжело привыкал к новому дому на борту «Сперанцы».

Как и остальные из нас, подумал Танна, бросив быстрый взгляд вдоль фюзеляжа.

«Громовой ястреб» предназначался для доставки трёх кодексных отделений в центр битвы, но большинство сидений «Барисана» пустовали. Только шесть из тридцати мест были заняты. Танна сидел на командирской скамейке рядом со штурмовой рампой, он надел шлем, а болтер на цепи жёстко прикрепил к бедру.

Брат Яэль сидел через два места от него, крепко прижимая болтер к груди. Самый молодой из них, Яэль совсем недавно вступил в ряды батальной роты и Хелбрехт лично выбрал его для участия в крестовом походе Шрама. Бой молодого воина на тренировочной палубе «Сперанцы» против магоса Дахана был из тех, которые Танна никогда не забудет. Не в последнюю очередь потому что секутор Механикус признал поражение.

Фигура апотекария Ауйдена в броне цвета слоновой кости маячила белым пятном в темноте, он посмотрел на Танну и мрачно кивнул, вставляя капсулы с бронзовыми кольцами в нартециум. Это не было боевое десантирование, но Ауйден считал, что направляясь на неизвестную планету лучше приготовиться к худшему, чем попасть врасплох.

Пессимистичный прогноз, но его ещё предстоит опровергнуть в их злополучном походе.

Мрачный Браха сидел, опустив голову и сложив руки, словно в молитве. Первый на поле боя и последний в отступлении, смерть Кул Гилада поразила его сильнее их всех. Он знал реклюзиарха дольше остальных и участвовал с ним в шести успешных крестовых походах. Многие считали, что он последует примеру Кул Гилада и примет розарий.

Одна рука Брахи была из плоти и крови, а другая из хромированной стали. На манифольдной станции «Валетте» облачённый в плоть киборк отрубил ему руку, но он принял потерю без жалоб. Жизнь космического десантника представляла собой одно сплошное насилие и ни один Чёрный Храмовник не ожидал закончить свои дни не получив какую-нибудь ужасную рану. Магос Дахан изготовил для него замену, боевую руку скитариев с вмонтированным в предплечье плазмаганом.