Повелители кукловодов - Страница 16

Если все это время Артан продавал его Ун-Чу-Лай, тогда Кэрдану лучше прикрыть лавочку сию же секунду. Подобной ошибки он не спустил бы никому из подчиненных. Не стоит спускать и себе. Он понимал, что Артан не вслепую идет за ним, что многие методы Кэрдана для него неприемлемы. Но если принципиальность ученика покрывала его продажность, если Кэрдан не сумел ее разглядеть под маской – даже Иртел не спасет его от падения. Человек, который не умеет считывать чувства и ожидания ближнего круга, не сможет управлять их чувствами и ожиданиями. Он обречен на провал.

Кэрдан вернулся мыслями к рассказу Альтуса. Первый Че, агент Ун-Чу-Лай, был солдатом-наемником. Второй – магом. Причем занимающим влиятельное место при дворе. Кто-то из Старых продался мерканцам? Из ренегатов Академии? Единственный ренегат, занявший высокое место, – ублюдок Молас, если верить донесениям Гирана в пересказе Артана. Он? Кэрдан не удивился бы. А может, сам Гиран? Может, они вдвоем с Артаном вели виртуозную партию против Кэрдана?

Наконец, последний, самый свежий замысел Ун-Чу-Лай. Новый переворот. Маршал Гораций и принц Конар Гелл. Конар – разумный, хозяйственный, неамбициозный. Никогда не стремился к влиянию при дворе, предпочитал заниматься делами своей семьи и своего поместья.

Гораций… Откуда Кэрдану знакомо это имя? Армейский лейтенант, адъютант Люса Ашера, возвысился уже после воцарения Гретаны, когда прежний фаворит угодил в опалу. Но недолго наслаждался фавором, потому что Гретану очаровал красавчик из Островной Лиги.

Почему Ун-Чу-Лай сделали ставку на этих двух? Чем вообще руководствуются Игроки в выборе фигур?.. Кого продвигают в дамки, кем жертвуют? Какова логика игры? Как их переиграть?

Кэрдан подвинул к себе книгу мэтра Балаха и раскрыл ее. На первой странице было совсем мало текста. Краткий эпиграф с расписными вензелями заглавных букв: «Мастерство игрока в том, чтобы управлять не столько своими фигурами, сколько фигурами противника. А главное – его руками и головой. Лучшая игра всегда ведется по обе стороны доски. Ветария А’Джарх, Великий Магистр Ун-Чу-Лай».

На юго-западной оконечности озера Фросах, на границе Арвига и Тарвы, стояла прибрежная деревушка. Трактир в ней почти всегда был забит под завязку, располагаясь на пересечении крупных трактов. Хозяйке трактира нередко приходилось отбиваться от назойливых посетителей, требовавших мест, которых она не могла предоставить. Как этим осенним вечером, когда паре припозднившихся путников позарез требовалось две отдельных комнаты.

Мужчина и девушка, они очевидно не приходились друг другу супругами или иными родственниками. Мужчина – немолодой аристократ, крупного телосложения, полностью седой, с обилием шрамов на лице, шее и руках. Девушка – очень красивая простолюдинка, маленькая, хрупкая, кареглазая и темноволосая – как все представители ее класса. Но были в ее чертах некая правильность, тонкость, изящность, редко присущие простолюдинам.

Хозяйка не знала и не хотела знать, что связывало этих двоих и почему им обязательно требовалось ночевать раздельно. Еще час назад у нее имелось три свободных номера. Но заявилась компания из трех человек с двумя младенцами и тоже потребовали две комнаты, одну для леди с детьми, одну для ее слуг.

– Одна комната осталась, – отрезала хозяйка. – С одной постелью. Будете брать?

– Может быть, есть какая-нибудь подсобка? – спросил седой аристократ. – Я доплачу.

Девушка мягко прикоснулась к нему и проговорила:

– Ревин, ну что ты доплатишь? Я видела, у тебя денег почти не осталось. Давай возьмем эту комнату. Нам до Гвирата еще идти и идти.

Мужчина обреченно вздохнул.

– Хорошо, досточтимая монна, я беру комнату. Не найдется тюфяка, бросить на пол?

– Конечно найдется, – буркнула хозяйка трактира. – Уже лежит. На нем и ляжете. Еще один что ли вам подавать? Развелось нищебродов. Ведут себя как князья. То комнату им подай отдельную, то тюфяк. Четыре серебряка. Деньги вперед.

Аристократ Ревин посмотрел на хозяйку как на грабительницу, но раскошелился. Женщина сгребла монеты, крикнула горничную и велела проводить гостей в номер. Служанка исполнила поручение, отдала аристократу ключ и оставила гостей одних.

Мужчина недовольно оглядел крошечную комнату с рукомойником, узким тюфяком и несколькими гвоздями для одежды. Что ж, в лесу ему приходилось спать на голой земле, а здесь сойдет и пол. Он сбросил в угол вещевой мешок, растер уставшие плечи. Девушка подскочила было к нему, положила руку на плечо, но он вывернулся.

– Не надо, Рини. Пойдем на ужин.

Риниэль скорчила гримасу, но навязывать заботу не стала. Больше всего сейчас мужчине хотелось, чтобы она помассировала его тело теплыми и нежными ладошками, но он не хотел признаваться себе в этом. С каждым днем присутствие феи все глубже погружало его в странное состояние умиротворения и благости. Будто теплый прозрачный свет окутывал Долана. С Аделией он испытывал похожее чувство, но Аделия разделяла его жизнь почти сорок лет – с тех пор, как родители обручили их подростками. Он не мог помыслить, что однажды она окажется вдали от него. Ее близость стала воздухом, которым он дышал.

А девочка Риниэль стала искоркой огня, которая ухитрялась согревать, как огромный костер. Она источала тепло, и Долан был бы счастлив с благодарностью принять его… если бы не буря, бушевавшая в груди.

После смерти Аделии он не желал ни одной женщины. Хотя многие женщины желали его. Его репутация в Академии, талант, положение старосты, особое отношение Кэрдана и трагичная история его одержимости создавали своеобразный романтичный ореол вокруг фигуры мрачного вдовца. Некоторые азартные студентки и преподавательницы задались целью покорить его сердце. Проще было покорить гранитную глыбу. Маркиз оставался холоден и равнодушен к любым знакам внимания женщин, к их кокетству и попыткам покорить недосягаемое. Некоторые женщины быстро отступили, некоторые озлобились и начали распускать слухи, якобы он сам уложил их в постель, но оказался несостоятелен, некоторые упорно продолжали попытки. Ему было все равно.

Когда Риниэль произнесла: «Я Избираю Тебя, Ревин» – поначалу он просто не понял, что случилось. Он ничего не знал о феях. Он не мог и помыслить, что между ним и Риниэль могут быть отношения мужчины и женщины. Много дней и ночей они провели бок о бок и спина к спине, но Долан оставался так же безразличен к ней, как к остальным женщинам после смерти Аделии. Ни помысла, ни тени желания не вызывала девочка, так похожая на его среднюю дочь Илану.

«Рини, ну зачем?! – воскликнул он, когда фея объяснила ему фразу Избрания. – Я ведь даже не в отцы – в деды тебе гожусь! Что ты будешь делать с такой развалиной? Да еще после всего, что я тебе причинил. Не надо, отмени это!»

«Избрание невозможно отменить, Ревин. И это не в моей власти. Я лишь следую Судьбе Феи. Она Избирает за нас. Она мудрее нас. Если судьба решила, что мы должны быть вместе, кто мы такие, чтобы спорить с ней?»

«Но я стар, Рини. И связан с другой женщиной. Она в твоем теле, но она другая, не ты. Я не могу изменять ей».

«Если бы не мог, Избрания не случилось бы. И перестань говорить, что стар. Ты маг. Для магов возраст не имеет значения. Для фей – тем более».

Долан оставил попытки убеждать фею переменить решение, просто стал твердо выдерживать дистанцию. Когда они покинули предел Морехского леса, они перестали ночевать под открытым небом и стали останавливаться в трактирах. Каждый раз Долан упорно брал две комнаты, отдельно для себя и Риниэль. Хотя Артан дал ему совсем немного серебра – на экстренный случай, ведь магу не предполагалось покинуть пределы Морехи.

Экономил Долан, избегая ужинать в трактирах, предпочитал подстрелить дичь во время дневного перехода и приготовить ее на открытом воздухе. Риниэль изнывала, когда он ощипывал или свежевал добычу, а затем готовил на огне. Маркиз видел брезгливость девушки и надеялся, что это тоже отвратит ее от него.