Повелитель пустыни - Страница 3

Эта уверенность принесла ему некоторое спокойствие. Не то чтобы полное, но достаточное, чтобы обуздать в себе зверя.

А Джасмин в удивлении выдохнула:

— И у тебя никого больше не было.

Снова ухмылка хищника.

— Мина, я голоден.

Она не была готова встретиться с тем мужчиной, которым стал Тарик. Темным. Красивым. Блистательным. Злым. Все тело ее рванулось навстречу алчной похоти Тарика.

Он поднял голову, оторвавшись от ее губ.

— Но больше я не буду тебе потворствовать.

Ответа на это заявление у нее не нашлось. Четыре года назад Тарику нравилось потакать ее желаниям. Ей не приходилось вступать в поединок с этим воином. В то время он с уважением относился к ее невинности, и она не чувствовала себя бесправной. Ей казалось, что она нежно любима. А сегодня этого чувства, хрупкого, но волшебного, не было. Тарик вел себя не как влюбленный, а как захватчик, которому досталось то, за чем он давно охотился. И только сейчас ей постепенно делалось ясно, насколько глубока ее утрата.

Тарик отодвинулся, выпустив Джасмин из своих объятий. Одна его рука непринужденно легла на спинку сиденья за ее спиной.

— Итак, ты училась на модельера.

— Да.

— Значит, хочешь быть знаменитым модельером? — Он бросил на нее насмешливый взгляд.

Джасмин вдруг рассердилась. Она привыкла, что ее родственники издеваются над ее планами, но от Тарика такого не ожидала.

— И что в этом смешного?

— Можешь спрятать коготки, Мина. Просто я не в состоянии представить твои шедевры на подиумах. Скажи, твои платья не будут прозрачными? То есть они не предназначены для того, чтобы открывать всему миру то, что должно быть достоянием только одного мужчины?

Его горящий взгляд заставил Джасмин покраснеть. Почему-то ей было приятно, что Тарик не смеется над ней.

— Я хочу создавать настоящую женственную одежду. — Эта мечта представлялась Джасмин реальной. — В наше время у модельеров-мужчин какие-то жуткие представления о женских фигурах. У них все манекенщицы плоские, бесформенные.

Тарик положил ладонь на ее живот. Она не могла не ахнуть.

— Зато ты, Мина, формами не обижена.

Она едва не задохнулась от смущения и еле договорила:

— Я хочу делать красивые вещи для настоящих женщин.

Тарик задумчиво рассматривал ее.

— Тебе это будет позволено.

— Мне будет позволенозаниматься своим делом?

— Надо же тебе чем-то занимать себя, когда меня рядом нет.

Она возмущенно застонала, отпрянув к дверце. Теперь она могла бросить на него гневный взгляд.

— У тебя нет права позволятьмне что бы то ни было!

Она ткнула его указательным пальцем в грудь. Он перехватил ее руку.

— Ничего подобного. У меня есть все права. — Неожиданный лед в его голосе лишил Джасмин дара речи. — Сейчас ты полностью принадлежишь мне. А это означает, что я вправе делать с тобой все, что хочу. — В его тоне не было ни намека на юмор. Ничто в нем не напоминало того человека, которого Джасмин когда-то знала. — Так что лучше всего для тебя не дразнить меня. Я не собираюсь быть с тобой жестоким, но и тебе не удастся во второй раз свести меня с ума.

На секунду в воздухе дохнуло морозом. Неужели это произошло? Неужели ее малодушие так безнадежно расстроило гармонию их былых отношений? Ей хотелось плакать, оплакивать потерю. Но та сила, которая велела ей ехать к Тарику, когда стало известно о смерти его родителей, вернула ей самообладание.

Ей вспомнилось, как он обнимал ее, беззащитную, когда она примчалась к нему, задохнувшись в той атмосфере, что царила в ее доме.

Поезжай со мной, моя Джасмин. Едем домой, в Зюльхейль.

Я не могу. Мои родители...

Мина, они хотят посадить тебя в клетку. А я освобожу тебя.

Какая горькая ирония! Тот самый человек, который когда-то обещал ее освободить, теперь намерен держать ее в заключении.

— Твоя семья предложила тебе выбирать, и выбрала ты не меня, — продолжал он. — Ты даже не сообщила мне, чтобы я мог вступиться за нас.

Джасмин оставалось только молчать. Да, это правда. Разве в состоянии такой мужчина, как он, понять, что она пережила тогда? Тарик был рожден властелином и потому не ведал, что такое покорность обстоятельствам. Отец запретил ей встречаться с Тариком, пригрозив, что в противном случае откажется от нее. Она умоляла отца на коленях, но тот остался непреклонен.

Или араб, или твоя семья.

Он всегда называл Тарика «арабом». В этом было что-то более глубинное, чем обыкновенный расистский налет. В первое время ей казалось, что родители намеревались выдать ее замуж за человека более близкого им по образу жизни. И только значительно позже ей открылась отвратительная подоплека их сопротивления.

Тарик предназначался для Сары.

Красавица Сара мечтала быть принцессой, и все считали, что ее мечтания должны исполниться. Однако случилось так, что Тарик, едва прибыв в страну, обратил внимание на Джасмин — дочь, не являвшуюся дочерью, дочь, бывшую предметом позора, а не гордости.

Обширная горная лощина, где Джасмин выросла, принадлежала семейству Кольриджей на протяжении нескольких поколений. Родители ее привыкли по-хозяйски распоряжаться своими владениями и побаивались той силы воли, которую не могли не заметить у Тарика. А уж когда он предпочел Джасмин Саре, они предали его анафеме. Ведь им пришлось бы ежедневно мириться с тем, что Тарик счастлив с не той их дочерью. Это мерзко, это бесчеловечно, но это правда. А теперь Джасмин — уже не беспомощный ребенок. Теперь она не может убеждать себя в том, что родители исходили из ее интересов.

— Вам удалось использовать ту ирригационную систему?

Голос ее дрогнул от горечи и боли. Она встретилась с Тариком, когда он прибыл в Новую Зеландию, чтобы ознакомиться с радикально новой системой орошения, которую разработали в семье, живущей по соседству с Кольриджами.

— Работает успешно. Уже три года.

Джасмин кивнула и откинула голову на спинку сиденья. Тогда, в восемнадцать лет, она сделала неверный выбор, поскольку боялась потерять поддержку близких. А неделю назад она нашла в себе силы взглянуть правде в лицо и броситься навстречу волшебной любви, которую когда-то испытала с Тариком.

Что он ответит, если она расскажет ему, как одинока в этом мире?

Ее отец исполнил угрозу и отрекся от нее. Но она больше не намерена сдаваться. Она приняла решение, и обратного пути для нее нет.

— Подъезжаем к Зюльхейне. Не хочешь посмотреть?

Джасмин обрадовалась возможности отвлечься. Она нажала на кнопку, и стекло в дверце опустилось. Теплый воздух коснулся ее холодных щек.

— Боже правый, — шепнула она, приходя в себя.

Зюльхейна — это город легенд. Очень немногие иностранцы бывали удостоены чести посетить святилище Зюльхейля. Деловым центром страны был более крупный город — Абраз, располагавшийся на севере. И Джасмин теперь понимала, отчего граждане Зюльхейля так ревниво оберегают свою столицу. Этот город воистину великолепен. Минареты, такие хрупкие на вид, возносятся к индигово-синему небу и, кажется, касаются его верхушками. Внизу бурлила и пенилась река. Белые мраморные стены ближайших зданий отражали изменчивые блики ее волн.

— Это похоже на волшебную сказку.

Лимузин двигался по мосту, и журчание воды внизу завораживало Джасмин. И вот машина уже пересекла городскую черту.

— Отныне здесь твой дом.

Слова Тарика прозвучали как приказ.

Теплый ветер доносил в салон машины неведомые и удивительные запахи, сопровождавшиеся шумом и яркими, буйными красками городского рынка.

Крепкие мужские пальцы стиснули ее плечо. Она покосилась на Тарика, но его зеленые глаза были полуприкрыты.

— Я сказал: отныне здесь твой дом. Почему ты молчишь?

Дом, повторила про себя Джасмин, и это слово отозвалось в ней каким-то незнакомым ощущением. Никогда у нее не было настоящего дома. Она ослепительно улыбнулась.

— Думаю, я без труда привыкну называть этот город своими домом.