Потерянные Души - Страница 3

Столько крови не должно пропадать впустую.

Кристиан облизал губы. Один раз, второй.

Бар Кристиана был закрыт десять дней. Сам Кристиан ехал на север в своем серебристом «шевроле-белэре», который служил ему верой и правдой уже много лет.

Он выбирал те дороги, которые выглядели заброшенными и пустынными, – те дороги, которые он точно знал, что не запомнит.

Маленький Никто был прелестным ребенком – не ребенком, а прямо конфеткой, – с громадными синими глазами и густыми золотисто-каштановыми волосенками. Кто-то будет его любить. Кто-то будет о нем заботиться. Кто-нибудь из людей, далеко-далеко от юга, подальше от душных ночей и ночных легенд. Может быть. Никто никогда не узнает, что это такое – жгучая жажда крови. Может быть, он будет счастлив. Может, его не коснется порча.

Открытый навстречу рассвету маленький городок в Мэриленде. Аккуратные милые домики, сочные лужайки, красивые машины на подъездных дорожках. Высокий худой человек во всем черном остановился, положил сверток на чистенькое крыльцо и медленно удалился, ни разу не оглянувшись. Кристиан вспоминал последнюю ночь Марди-Гра, ощущая во рту привкус крови и горьких трав.

Маленький Никто открыл глаза и увидел тьму, мягкую и бархатистую, утыканную мерцающими белыми огоньками. Он открыл маленький ротик и нахмурил бровки. Ему очень хотелось есть. Он не видел корзину, в которой лежал, не мог прочитать записку, приколотую булавкой к его одеяльцу: «Его зовут Никто. Заботьтесь о нем, и он принесет вам счастье». Он лежал в уютной корзине, словно пластмассовый пупсик Иисус, запеченный «на счастье» в праздничном пироге – такой же розовый и такой же крошечный, – и знал только одно: ему сейчас нужны свет, и тепло, и еда. Как и всякому маленькому человечку. Он широко открыл ротик, обнажив мягкие розовые десны, и заорал что есть мочи. Он кричал очень долго и очень громко – пока дверь не открылась и теплые руки не внесли его в дом.

Ночной ветерок трепал волосы Стива, и это было чудесное ощущение.

«Тандерберд» был огромным. Обычно Стив воспринимал эту тачку как старое и капризное механическое чудовище, но сегодня у него было чувство, как будто он капитан парохода, который идет по волшебной реке – по реке из сияющего асфальта с берегами из темных сосен и густых зарослей пуэрарий. Они отъехали далеко от Потерянной Мили. Сейчас они были где-то на полдороге к электростанции Роксборо, откуда шоссе уходило дальше, к границе Северной Каролины с Виргинией.

Дух спал на пассажирском сиденье, его голова чуть ли не свешивалась из окна, его светлые волосы развевались на ветру, лицо было омыто бледным светом луны. Между ног он сжимал бутылку виски, пустую почти на три четверти, которая грозила перевернуться, выскользнув из-под его вялой руки.

Стив протянул руку, забрал бутылку и сделал неслабый глоток.

– Это «тандерберд» пил, – пропел он ночному ветру. – Да, это «тандерберд» пил… а не я.

– А, – встрепенулся Дух, – что?

– Ничего, – отозвался Стив. – Спи. На вот, глотни и спи. – Он прибавил газу. Потом он разбудит Духа, но уже по пути домой – для компании. А сейчас пусть он поспит еще, пока Стив не обстряпает одно неприятное дельце. Опасное дельце. Во всяком случае, Стиву было приятно думать, что задуманное предприятие будет опасным.

Дух взял у него бутылку и тупо уставился на этикетку, пытаясь сфокусировать взгляд. Его голубые глаза затуманились, чуть сощурились, и в них мелькнула какая-то искра, но лишь на мгновение.

– «Белая лошадь», – прочитал он. – Слушай, Стив, это же «Белая лошадь». Ты знаешь, что Дилан Томас выпивал в баре «Белая лошадь» в ту ночь, когда умер?

– Да, ты говорил. Мы поэтому ее и купили. – Стив скрестил пальцы и мысленно приказал Духу заснуть.

– В тот вечер он выхлестал восемнадцать стаканов виски. Неразбавленного, – с благоговением выдохнул Дух.

– Это ты выхлестал восемнадцать стаканов виски.

– Неудивительно, что у меня все плывет в голове вместе с луной. Спой мне, Стив. Спой колыбельную.

Они как раз выехали на мост, который, казалось, просел под весом древнего «тандерберда». Стив увидел, как на черной воде пляшут отблески лунного света, и запел первое, что пришло на ум:

– Южная серебряная луна… десять лет я считал себя твоим сыном… Когда-нибудь я вернусь к тебе, моя серебряная луна.

– Тут надо не так. Я лучше знаю, я ее написал. – Голос Духа как будто уплывал и становился все тише и тише. – Южная серебряная луна… обмани меня снова своей сладкой ложью, а потом дай окунуться в твои глаза…

– Когда-нибуууудь, – подхватил Стив. Все-таки вместе с виски они убаюкали Духа. Виски – своей усыпляющей, мягкой, янтарной песней, а Стив – просто голосом, который сорвался, когда он попытался взять ноту повыше. Река осталась-за спиной. Она тихо плескалась в ночи, и низкие ветви нежно касались воды, и их листья гнили от влаги. Лунный свет растекался, как масло, по черной воде. Дух спал, положив голову на округлую выпуклость между сиденьями, – спал и видел сны.

Они проехали Роксборо. Электростанция на озере Гайко вся светилась зелеными и белыми огоньками, словно гигантский торт к дню рождения. Миллионы ее труб, и стеклянные изоляторы, и металлическая отделка отражались в спокойной воде. На обратном пути, если Дух проснется, они подъедут поближе и поднимутся на холм, который Стив заприметил уже давно, и остановят машину, и будут долго смотреть на зеленые пастбища, и на озеро, и на мерцающий Млечный Путь. После часа глубокого сна Дух обычно просыпался на редкость бодрым и полным энергии. Его сны придавали ему сил. Или заставляли смеяться или плакать. Или пугали до полусмерти.

Стив положил руку Духу на голову и убрал растрепавшиеся волосы с его глаз, которые лихорадочно метались туда-сюда под закрытыми веками. Ему было действительно интересно, что сейчас происходит под его рукой – под тонкой костью, внутри костяной оболочки, в совершенно завернутых мозгах Духа. Кто сейчас рождался и умирал от руки убийцы и вновь возрождался в глубинах этой безбашенной черепушки? Какое странное действо разворачивалось перед глазами спящего друга, какие тайные призраки легонько трогали Духа за плечо и заставляли его стонать во сне?

Духу часто снились вещие сны о том, что будет, или о том, что было, но о чем он никак не мог знать. Пророческие предчувствия посещали его и наяву, но во сне они были ярче и намного сильнее. Хотя, как правило, и непонятнее тоже. Например, он точно знал, когда умрет его бабушка. Впрочем, она сама тоже знала. Пусть это было мучительно и болезненно – знать такое, но они хотя бы не потеряли зря время, отпущенное им обоим на последнее прощание.

И все же они попрощались не навсегда. После бабки Духу остался дом в Потерянной Миле, где он и жил сейчас вместе со Стивом. Еще мальчишкой Стив проводил в этом доме немало времени: наблюдал за тем, как мисс Деливеранс смешивает свои травы или режет печенье острой формочкой в виде сердечка, строил форты на заднем дворе, спал в одной комнате с Духом. И даже сейчас, спустя пять лет после смерти Духовой бабушки, Стиву иногда казалось, что она где-то рядом – может, в соседней комнате или во дворе. А Дух так вообще воспринимал это как должное.

Стиву вдруг стало не по себе при мысли, что он может коснуться снов Духа, и он поспешно убрал руку.

Они проехали мимо старого кладбища с подгнившими надгробиями и срезанными цветами, мимо заброшенной железнодорожной станции, мимо придорожной шашлычной с плакатом у входа: ГРАНДИОЗНЫЕ ВЕЧЕРИНКИ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ КАЖДУЮ ПЯТНИЦУ И СУББОТУ. Кролик выбежал на дорогу. Стив вдарил по тормозам, и голова спящего Духа перекатилась на тонкой шее – такой беззащитной и хрупкой. В последнее время у Стива развилась странная паранойя: он боялся, что с Духом что-то случится. Дух был слегка не от мира сего, это да; но он мог за себя постоять. Однако Стив все равно опекал его и старался оберегать от опасностей. И особенно теперь, когда он понял, что Дух – единственный человек на свете, с кем он может нормально общаться.