Потеря чести. Трагическая история - Страница 6
— Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!
— Эх! А еще умный, — засмеялся Патмосов, — ты ведь меня знал, а целый вечер за графа Косовского принимал.
Аников тоже засмеялся и махнул рукою.
— И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.
Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.
— Как вас назвать‑то?
— Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!..
— Так и напишем! — и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. — «Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых»… Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.
— Говори, что хочешь! — засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. — Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!
— Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! — сказал с чувством Аников.
Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.
X
«Товарищество на паях», как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.
Колычев им изменил.
Это факт.
Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.
Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они — в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!
Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.
Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.
С деньгами, положением, пользующегося общим уважением.
Где найти такого еще!
Они сидели в клубном буфете, вполголоса обсуждая свое положение, когда к их столу подошел полный господин с седою бородкою, лихо закрученными усами и спросил:
— Кто, господа, из вас Свищев, кто Калиновский?
— Я! Я! — отозвались оба.
— Так вот вам от моего приятеля. Я здесь посижу! — он подал письмо, указал на свой столик в углу буфетной, отошел к нему, заказал себе кофе и стал наблюдать.
Три головы склонились над письмом, которое вскрыл и читал Свищев. Потом все трое оглянулись на этого господина и опять, сдвинув головы, стали негромко говорить, потом Калиновский встал и решительным шагом направился к этому господину.
Патмосов встал ему навстречу и протянул руку.
Калиновский горячо пожал ее, сел к столику и сразу начал:
— Нечего и говорить, вы наш! Приняты единогласно! Ха — ха — ха! Пойдемте знакомиться!
Патмосов встал и под руку с Калиновским подошел к столу, где сидели Свищев и Бадейников.
— Рекомендую, крымский помещик Яков Павлович Абрамов! Прошу любить и жаловать!
Все радушно пожали ему руку и приветствовали как нового товарища.
— Давно к нам пожаловали? Откуда?
— Так слонялся, — ответил Патмосов, — был в Москве. Игра большая, но никого не знаю. Попробовал на счастье и продулся.
— Нам на счастье нельзя играть. Мы от него отказались сами, — суеверно заметил Свищев.
— Это вы совершенно верно заметили, — сказал Патмосов и беспечно продолжал: — А приехал сюда с месяц — и вас первыми заприметил.
— Это как?
— А в купеческом один блондин ответ давал, так вы ему талийку!.. — и Патмосов сделал выразительный жест.
— Тсс!.. — остановил его Свищев.
— Господа! — сказал Бадейников. — Я предлагаю новое знакомство вспрыснуть и для него проехать… ну, хоть в» Ярославец». Там и поговорим!
Патмосов тотчас согласился, и все дружной компанией двинулись к выходу, а через пятнадцать минут уже входили в отдельный кабинет ресторана.
XI
Калиновский распоряжался. Он заказал водку с закуской, а потом ужин и вино.
И он, и его товарищи, видимо, были оживлены, и в лице крымского помещика видели посланную им судьбою помощь.
— Вот вы говорили про того блондина, — сказал Свищев, чокнувшись с Патмосовым, — так мы вам скажем, что обогатили его, честь ему вернули, деньги, а он, мерзавец, после этого и надул!
— Скажите пожалуйста! Украл?
— Нет, этого не удалось, — сказал Калиновский, — просто отказался от компании и за свое счастье играть стал.
— Скажи, за свой страх! — вставил Бадейников.
— Это мы увидим! Я этого так ему не оставлю! Да — с! — и Свищев хлопнул огромной ладонью по столу.
Сам Свищев, огромный, рыжий, с громадной головой на короткой шее, с грубыми руками, пальцы которых были словно обрублены, производил впечатление разбойника с большой дороги.
Калиновский с манерами выхоленного пана, с певучим голосом, плотный красивый мужчина, являлся типичным шулером, и, наконец, Бадейников, дополнявший компанию, производил впечатление альфонса. Жгучий брюнет, вероятно, одессит, невысокого роста, с деликатными манерами, с кукольным лицом, на котором резко, как нарисованные, выделялись усы и брови.
— Что же ты сделаешь, медведь? — засмеялся он.
— Подведу, назову жуликом, в морду дам! — прорычал Свищев.
Патмосову стало страшно за Колычева. Для него было ясно, что этого Свищева можно напоить, потом раздразнить, и он полезет на всякий скандал, как бык на красное.
— Ха — ха — ха! — засмеялся Калиновский. — Друзья, его и подводить не надо. Сам влетит! Вы думаете, счастья надолго? А?
Бадейников с улыбкою кивнул, а Патмосов сказал:
— Известно!
И Калиновский разгорячился.
— Я уверяю вас, — сказал он, перегибаясь через стол, — что этот Колычев под конец именно за свой страх на фокус пустится, и тогда… — Он сделал паузу. — Всем только следить надо!
Он опрокинул в рот рюмку водки.
— Именно! — мягко сказал Бадейников. — Только следить!
Лакей внес ужин. Разговор на время прекратился. Патмосов затронул другую тему.
— А Ефрем Степанович преотлично устроился, — заметил он.
— Еще бы! Чего ему? Сиди и работай, — подтвердил Свищев.
— Единственный у нас. Я думаю, на всю Россию! — сказал Калиновский. — Из Москвы приезжают. Одно слово, артист!
— А хорошо он работал? — спросил Бадейников у Патмосова.
— Умел! — ответил он и стал врать: — Мы с ним в Москве работали, в Нижнем, по Волге, на водах. Главное, штос и стуколка!
Свищев вздохнул.
— Тогда, говорят, дела были. Теперь что! Дрянь! Арапа этого развелось, что блох. Ей — Богу!
Патмосов знал, что» арапом» зовется игрок, приходящий без денег.
— Всегда они были! — сказал он. Бадейников засмеялся.
— А вот мы теперь и с них шерсть снимем!
— Как?
— Хотите с нами в компанию, расскажем! — решительно предложил Калиновский.
— Я для этого и ехал! — сказал Патмосов.
— Руку! — закричал Свищев, протягивая свою лапу. — Вот, Костя, и банкомет! А! — торжествовал он. — Бадейников! Требуй вина. Вспрыснем!
Ужин кончился. Лакей подал вино и кофе. Свищев захмелел и начал шуметь.
— А какое дело? — спросил Патмосов.
— Я клуб открываю, — скромно сказал Бадейников, — нашел уже основателей. Вот вы, здесь есть литератор Пирон…
— Водевили пишет! Тру — ля — ля! Опять, хронику! В» Листке», — вставил Свищев.
— Да! Потом редактор один, Сморчков, и отставной генерал. Откроем, и пойдет наше дело!
— У — ух! Вихрем! — жмурясь, проревел Свищев.
— Так вы наш? — сказал Калиновский. — За дружеский союз! Ура!
Они чокнулись.
— Теперь о деле, — серьезным тоном начал Калиновский, — вы отныне наш банкомет. Вас, понятно, учить нечему. Будете в ровной дележке. Мы откладываем двадцать процентов, а остальное поровну. Завтра начнем!
— Согласен! — сказал Патмосов. — Только не завтра.
— А что?
— Одно, завтра — пятница, а я в такой день — ни — ни! Второе, не знаю еще публики. Надо походить, оглядеться.