Потемкин - Страница 34

Однако Панин был не единственным из важных персон, с кем будущий фаворит встретился в Москве. Вторым лицом явилась Е. Р. Дашкова, по мужу племянница братьев Паниных. Княгиня жила в Первопрестольной вовсе не из любви к «более здоровому, чем в Петербурге» воздуху. В 1773 году императрице стали известны материалы заговора в пользу ее сына, в списке заговорщиков стояло и имя Дашковой. Княгине пришлось отправиться в очередную опалу.

Потемкин был представлен Екатерине Романовне. В мемуарах она весьма любопытно описывает этот эпизод: «Вернувшись из Троицкого в Москву, я познакомилась у моего дяди, генерала Еропкина, с генералом Потемкиным… Знакомство наше было весьма поверхностное: но генерал Левашов, также присутствовавший на обеде, сообщил мне, что Потемкин торопится вернуться в Петербург, потому что спешит занять место фаворита. Я дала ему один совет; будучи принят к сведению, он устранил бы сцены, которые великий князь, впоследствии Павел I, не преминул сделать, к общему соблазну, чтобы повредить Потемкину и огорчить свою мать»84.

Обратим внимание на очевидное противоречие: с одной стороны, Екатерина Романовна утверждает, что ее знакомство с Потемкиным было поверхностным, с другой — дает генералу совет о том, как ему следует держаться с сыном императрицы. Высказывать подобные рекомендации едва знакомому человеку по меньшей мере странно. Приходится заключить, что Дашкова либо проявила «утонченное» чувство такта, либо о чем-то недоговаривает в «Записках».

Живя в Москве, Екатерина Романовна разделяла интриги и хлопоты своей группировки. На нее, как на близкое когда-то к императрице лицо, была возложена щекотливая миссия просветить будущего фаворита в особенностях взаимоотношений внутри царской семьи. Княгиня вспоминает об этом без тени смущения и едва ли не с гордостью за свою осведомленность. Указания на конкретный образ действий, без сомнения, были ею даны. Предшественник Потемкина на посту фаворита, Васильчиков, ставленник Паниных, единственный из всех любимцев Екатерины не испортил отношений с великим князем. Но он не смог обеспечить императрице политической поддержки.

Давая Потемкину рекомендации, как следует вести себя с наследником, панинская партия устами Дашковой пыталась внушить ему эталон поведения предшественника. Однако Потемкин ни по характеру, ни по государственным талантам не напоминал тихого, податливого Васильчико-ва. Он ехал в Петербург для того, чтобы стать опорой Екатерине, а не помочь наиболее безболезненному переходу власти из ее рук в руки сына.

Именно поэтому советы, данные Дашковой, были просто неисполнимы. Однако из разговора с ней Григорий Александрович узнал, чего именно хотят от него временные союзники. Судя по тому, что отношения светлейшего князя и Павла Петровича в дальнейшем были безнадежно испорчены, Потемкин не исполнил рекомендаций.

В мемуарах княгиня не описывает реакцию Григория Александровича на ее наставления. В нужные моменты Потемкин умел держать себя в руках и не демонстрировать своих чувств. Однако вглядимся в ситуацию пристальнее. В отличие от Паниных, которые вели широкую политическую игру и уже расставили фигуры на доске, сделав ставку на Потемкина как на будущего фаворита, сам Григорий Александрович далеко не был уверен в своей дальнейшей судьбе. Направляясь в Петербург, 35-летний генерал испытывал серьезные сомнения. Двенадцать лет он безнадежно любил императрицу, и вот теперь, когда и ее, и его молодость были уже позади, она вдруг звала его к себе. Недоверие, горечь, надежда — все смешалось в душе человека, шаги которого уже взвешивались и определялись враждующими придворными группировками.

Главный поступок его жизни — принять или оттолкнуть руку Екатерины — для самого Потемкина зависел от того, сможет ли любимая женщина оправдаться перед ним за свое прошлое. Такое оправдание императрица предоставила Григорию Александровичу в письме под красноречивым названием «Чистосердечная исповедь», но это случилось позднее, а пока… Крупные вельможи учили и натаскивали кандидата в фавориты, даже не предполагая, как скоро человек, которого они считают пешкой, сам станет игроком. Лучше других Потемкина разглядел Петр Панин. «Сей новый актер станет роль свою играть с великой живостью и со многими переменами, если только утвердится»85, - писал он 7 марта 1774 года своему племяннику камер-юнкеру А. Б. Куракину.

ГЛАВА 4 НАЧАЛО ФАВОРА

В самом конце января 1774 года Потемкин прибыл в Санкт-Петербург1. Екатерина находилась тогда в Царском Селе2 и о приезде гонца из армии Румянцева официально узнала лишь 3 февраля, когда дежурный генерал-адъютант Григорий Орлов доложил ей об этом3. На следующий день, 4-го числа, Потемкин явился в Царскосельский дворец с докладом. В Камер-фурьерском церемониальном журнале отмечено, что государыня имела с ним почти часовой разговор наедине в своих внутренних апартаментах4. Это была честь, оказываемая далеко не каждому гонцу, и надо думать, что беседа наших героев касалась не только дел 1-й армии.

Императрица хотела знать, готов ли избранный ею кандидат к исполнению сложной роли фаворита. А для Григория Александровича важно было с первых же шагов поставить себя должным образом. Показать, что он — не очередная игрушка любимой женщины. Не временщик, не «вельможа в случае» — ничего временного и случайного в нем нет.

Возможно, Екатерина предполагала, что человек, много лет безуспешно добивавшийся ее, воспримет приглашение в царскую спальню как величайшее счастье. Но Потемкин сразу смешал карты. Из дальнейших событий ясно, что при первой же встрече он потребовал у императрицы отчета. Своего рода исповеди. Григорий Александрович хотел знать, почему двенадцать лет назад она не ответила ему, а теперь, когда в его чувстве было больше горечи, чем восторга, наконец решилась на близость.

От того, сумеет ли Екатерина рассеять сомнения любящего человека, зависело его согласие остаться с ней. Вероятно, на первом свидании им не удалось договориться обо всем. Понадобилось специальное письмо государыни. Григорий Александрович требовал слишком многого. Он говорил не как подданный с императрицей, а как мужчина с женщиной. И Екатерине пришлось ему отвечать. Свое послание она назвала «Чистосердечная исповедь».

«ЧИСТОСЕРДЕЧНАЯ ИСПОВЕДЬ»

Так как подлинник письма не сохранился, трудно сказать, действительно ли оно начиналось с фразы: «Марья Чоглокова, видя, что через девять лет обстоятельства остались те же, каковы были до свадьбы, и быв от покойной государыни часто бранена, что не старается их переменить, не нашла иного к тому способа, как обеим сторонам сделать предложение, чтобы выбрали по своей воле из тех, кои она на мысли имела. С одной стороны выбрали вдову Грот…а с другой — Сергея Салтыкова…»5

На первый взгляд кажется, что у письма отсутствует начало. Возможно, первая страница. Во всяком случае, очевидно, что выпал важный фрагмент текста, где Екатерина рассказывает о вступлении в брак и о длительной невозможности забеременеть от великого князя. Без этого куска слова об «обстоятельствах», оставшихся «теми же», неясны. Письмо начато, как говорится, с места в карьер.

Вероятность исчезновения первого листа действительно высока. Но возможен и другой вариант: Екатерина продолжила писать там, где прервался устный разговор. Тогда «Чистосердечная исповедь» — не что иное, как окончание часовой беседы с глазу на глаз в личных апартаментах государыни 4 февраля. Если бы этикет позволил нашим героям общаться без помех, то они, наверное, проговорили за полночь. Но время аудиенции истекло и беседу пришлось прервать.

После этого Екатерине ничего не оставалось делать, как взяться за перо. Графиня Марья Симоновна Чоглокова была обер-гофмейстериной малого двора, именно она по поручению императрицы Елизаветы осуществляла надзор за наследником престола и его супругой. Когда старания молодых зачать ребенка оказались безуспешны, Чоглокова передала великой княгине приказ государыни выбрать другого партнера. Им стал Сергей Васильевич Салтыков, состоявший в близком родстве с царской семьей.