Потемкин - Страница 3

Граф Сегюр, встречавшийся с Наполеоном и Вашингтоном, говорил, что для него «всего любопытнее и важнее было знакомство со знаменитым и могущественным князем Потемкиным [...] Никогда еще ни при дворе, ни на поприще гражданском или военном не бывало царедворца более великолепного и дикого, министра более предприимчивого и менее трудолюбивого, полководца более храброго и вместе нерешительного. Он представлял собою самую своеобразную личность, потому что в нем непостижимо смешаны были величие и мелочность, лень и деятельность, храбрость и робость, честолюбие и беззаботность. Везде этот человек был бы замечен своею странностью». Американский путешественник Льюис Литтлпейдж писал, что «удивительный» светлейший князь имел в России больше власти, чем имели у себя дома кардинал Уолси, граф-герцог Оливарес и кардинал Ришелье.^[11]

А.С. Пушкин, родившийся через восемь лет после смерти Потемкина, расспрашивал его постаревших племянниц и записывал их рассказы: имя князя, говорил он, «будет отмечено рукой истории».^[12]

Следовало безотлагательно сообщить императрице. Написать Екатерине могла Сашенька Браницкая, которая посылала ей новости о здоровье князя, но она была вне себя от горя. Отправили адъютанта к секретарю Потемкина Василию Попову.

Когда печальный кортеж повернул обратно к Яссам, кто-то вспомнил, что надо отметить место, чтобы потом поставить памятник. Камней не нашли, и тогда атаман Антон Головатый, знавший Потемкина тридцать лет, вернулся на холм и воткнул в землю запорожскую пику.^[13]

Получив ужасную новость, Попов написал императрице: «Нас постиг страшный удар! Всемилостивейшая государыня, светлейшего князя Григория Александровича нет больше среди живых».^[14] В Петербург был отправлен молодой офицер с приказом не останавливаться в пути.

Через семь дней, 12 октября, одетый в черное, запыленный курьер доставил письмо в Зимний дворец. Императрица упала в обморок. Придворные подумали, что с нею удар. Доктора отворили ей кровь.

«Слезы и отчаяние, — записал секретарь государыни Храповицкий. — В 8 часов пустили кровь, в 10 легли в постель». Императрица была так плоха, что к ней не пустили даже внуков.^[15]

«Она потеряла в нем не любовника, — записал Массон, учитель математики великих князей Александра и Константина, хорошо понимавший смысл отношений императрицы и Потемкина. — Это был друг».^[16]

Ночью она не могла заснуть. «Ужасный удар обрушился на мою голову, — писала она своему постоянному литературному корреспонденту барону Гримму. — В шесть часов пополудни курьер привез мне известие, что мой ученик, мой друг, почти мой кумир, князь Потемкин Таврический умер в Молдавии после болезни, тянувшейся почти месяц. Вы не можете представить себе, как я потрясена...»^[17]

В каком-то смысле императрица так до конца и не оправилась от этого удара. Вместе с Потемкиным кончился золотой период ее царствования — а также и добрая слава Потемкина. Екатерина говорила, что «болтуны» всегда чернили подвиги князя. Она была совершенно права: едва весть о смерти светлейшего достигла Петербурга, как начала расти легенда, заслонившая подлинные черты этого необыкновенного человека.

12 января 1792 года Василий Попов, доверенное лицо князя, приехал в Петербург с особым поручением. Он привез главное сокровище Потемкина — письма Екатерины, все так же связанные в пачки.

Императрица отослала всех, кроме Попова, заперла дверь — и долго плакала.^[18]

— Когда я вырасту, — хвастался маленький Потемкин, — буду архиереем или министром.

Наверное, над его мечтами смеялись, потому что он родился в семье провинциального дворянина без имени и состояния. Его крестный отец любил повторять: «Грицу моему либо быть в чести, либо не сносить головы».^[19]

Григорий Александрович Потемкин родился 30 сентября 1739 года в деревне Чижево, недалеко от Смоленска. Семья была не богата, но и не бедна: 430 душ. Чем незначительнее род, тем на большее он претендует. Потемкины, как многие польские шляхтичи, имели весьма сомнительную генеалогию, но среди своих предков они уверенно называли Телезина — царя италийского племени, угрожавшего Риму около 100 года до Рождества Христова, и Истока — далматинского князя XI века нашей эры. И вот после многовековой безвестности потомки царственных персон явились на смоленских землях под скромным именем — Потемкины, или, на польский манер — Потемкинские.

В первой половине XVII века Потемкины удачно лавировали между московскими царями и польскими королями, получая земли вокруг Смоленска от тех и от других. Со времен прадеда Потемкина семья служила только Московии, постепенно отвоевывавшей эти исконно киевские земли у Речи Посполитой.

Смоленск был окончательно присоединен к России при царе Алексее Михайловиче в 1667 году. Царь подтвердил привилегии шляхты и позволил Смоленскому полку выбирать своих воевод, но приказал отныне брать в жены только русских девиц. Тем не менее о своих польских корнях смоленские дворяне помнили долгое время. Может быть, еще отец Потемкина носил дома широкие польские шаровары, длинную блузу и говорил по-польски.

Словом, детские годы Потемкин провел в полупольском окружении, унаследовав тесные связи с польским дворянством. Свое польское происхождение Потемкин использовал впоследствии, когда, купив земли в самой Польше, собирался превратить их в политический инструмент в отношениях России и Речи Посполитой.

Единственным знаменитым предком Потемкина был Петр Иванович Потемкин — военачальник и окольничий (один из высших придворных чинов). В 1667 году он был отправлен с первым русским посольством в Испанию и Францию, а в 1680 году — посланником в другие европейские страны. Посол Потемкин делал все возможное для защиты престижа своего повелителя, которого в Европе по-прежнему считали варваром.

Отец Григория, Александр Васильевич Потемкин, служил в армии Петра Великого, в молодости прошел всю Северную войну, участвовал в Полтавской битве, в осаде Риги, в захвате четырех шведских фрегатов, был ранен и награжден, а после окончания войны командовал гарнизонами в Казанской и Астраханской губерниях. Подробности его военной карьеры неизвестны. Известно лишь, что, когда он подал в отставку по состоянию здоровья, его призвали в Военную коллегию и, согласно обычаю, потребовали продемонстрировать старые раны. Однако, узнав в одном из членов коллегии своего бывшего подчиненного, Александр Васильевич объявил, что ни в коем случае не подвергнется такому унижению, и в ярости ретировался. В отставку он вышел в чине подполковника только в 1739 году, уже после рождения сына.^[20]

Будучи женат, Александр Васильевич женился в начале 1720-х годов вторично — на двадцатилетней вдове Дарье Васильевне Скуратовой (урожденной Кондыревой). В отдаленных от столицы местах двоеженство, хотя и противное государственным и церковным законам, не было редкостью. Уже беременная, молодая жена узнала о существовании первой супруги мужа. Отправившись к ней, Дарья Васильевна со слезами упросила ее уйти в монастырь, чтобы узаконить брак.