Посвящение - Страница 11

Я стоял у окна.

На улице, за воротами, тоже все было тихо. По хриплым, захлебывающимся, урчащим звукам канатки можно было судить о времени. В воскресенье утром ее вагончик поднимался на гору лишь каждые полчаса.

Из кухни до меня донеслось приглушенное позвякивание посуды. Потом распахнулась входная дверь, и на дорожку в халате и в туфлях на босу ногу, с растрепанными волосами выскочил мой отец. Добежав до почтового ящика, он вынул газеты и опасливо, боясь поскользнуться, затрусил назад. Заметив меня, он приветственно махнул свернутыми в трубку газетами и скрылся за дверью.

Я стоял еще долго. Тянул время. Думал о том, что стоит мне отойти от окна, умыться, одеться — и начнется этот проклятый день, который спутает, поломает, разрушит все, что до этого шло так гладко, весело и легко.

Скрестив на груди руки, я стоял, прижав лоб к стеклу. От дыхания окно запотело, я рисовал на нем пальцем, потом снова дышал и опять чертил линии.

За спиной проскрипела дверь. Я оглянулся и увидел бабку с двумя пустыми кружками в руках. Каждый вечер она наливала в них воду и уносила в комнату.

— Здравствуй, Дюрика, — улыбнулась она, проходя мимо меня.

Я поздоровался.

— Одевайся скорей. Скоро гости придут.

Не взглянув на нее, я отвернулся к окну. Пятно на стекле мало-помалу таяло, и каракули мои вместе с ним. «Все кончено», — подумалось мне.

Я умылся, аккуратно оделся, убрал постель и, завалившись с книгой на диван, углубился в чтение.

Было уже около полудня, когда у ворот скрипнула тормозами первая машина. Из окна я увидел, как выпрыгнул из нее шофер и, бегом обогнув машину, открыл дверцы.

Сперва из машины выбрался коренастый мужчина, за ним — худощавая женщина. И остановились в ожидании. Женщина, заглянув в кабину, что-то сказала. Чем-то, быть может посадкой головы, она показалась мне очень знакомой. Наконец распахнулась и третья дверца, и с переднего сиденья с достоинством поднялась Эва. На ней было синее платьице с белым воротничком и белые гольфы. Они о чем-то заспорили. Эва заглянула в сад и капризно тряхнула головой. Худощавая женщина подошла к ней ближе, и тут, когда они уставились друг на друга в упор, зло сверкая глазами, я увидел, насколько они похожи в каждом своем движении.

Водитель тем временем сел в машину и ждал чего-то, не выключая двигателя. Они остались втроем. Наконец, подталкивая Эву, двинулись вниз по дорожке.

Я отскочил от окна, плюхнулся на кровать и, отвернувшись к стене, закрыл глаза. Сейчас меня арестуют? Или это они к нам в гости пожаловали? Тогда почему ждет машина? Они ведь живут рядом с нами, только вход с другой улицы! Зачем машину оставили? Кого она ждет?

Неужто и вправду меня?.. Я сжался в комок. Откуда-то издали, как сквозь вату, донеслись слова матери, она звонко приветствовала гостей. Потом стукнула входная дверь, они вошли в гостиную. А машина как будто отъехала! Я глянул в окно, но с кровати ворот не было видно. Я вскочил, посмотрел. В самом деле отъехала…

Из груди моей вырвался вздох облегчения. Ноги дрожали. Я рухнул опять на кровать, обхватил колени руками, однако дрожь не унялась.

Машины теперь подъезжали уже одна за другой. Слышался скрип тормозов, моторы стихали, хлопали дверцы, затем ворота, опять включались моторы, раздавались шаги, перед моим окном проплывали тени, потом доносились приветственные клики гостей и грохот отодвигаемых в гостиной стульев…

В другое время все эти звуки показались бы мне самыми обыкновенными, но сейчас они наплывали, сливались друг с другом. Все казалось знакомым, уже пережитым однажды. Видимо, потому, что я ждал этого.

Я не знал, где мне спрятаться. Как улизнуть от них. В саду лужи. И на чердак не подняться — заметят.

Так я и лежал, пока мать не заглянула ко мне.

— Может, все же покажешься? — проворчала она.

Я прикинулся, будто сплю. Мать потрясла меня за плечо.

— Что ты делаешь здесь? Все уже собрались! А граф Тиль, видите ли, заставляет себя ждать! Это как понимать?!

Я сменил выражение лица.

— Ну ладно… иду… не кричи…

Мать взглянула на меня успокоенно и сказала мне вслед:

— Дети в зимнем саду, пойди к ним.

Перед тем как войти, я опять сменил маску. Попробовал улыбнуться.

— Привет! — крикнул я.

Эва сидела ко мне спиной в плетеном соломенном кресле и, уставившись в одну точку, смотрела в сад. Мальчишки-Пожгаи стояли над моими разбросанными игрушками, старший из них пинал детали конструктора.

— Ты зачем их пинаешь?

— Низачем, — сказал он, пыхтя оттопыренными до самого носа губами.

— Твое, что ли?

— У меня еще больше игрушек…

Я промолчал. Внимание мое было приковано к Эве. Я знал, что придется с ней говорить. Избежать этого было никак невозможно. Либо я подойду к ней сейчас, либо просто сбегу… Но бежать было некуда. Я спиной ощущал на себе колючий взгляд матери.

— Привет, — сказал я, шагнув к Эве.

Она молча кивнула.

Мальчишка как ни в чем не бывало продолжал пинать мой конструктор.

Я рассерженно повернулся и только теперь заметил, что в углу, под огромным фикусом, сидели девчонки-Унгвари. Тощие, молчаливо-надменные, они напыжились в своих диковинных платьицах и только глазами постреливали в мою сторону.

— Привет, — крикнул я им. Они что-то прошепелявили, но я не расслышал. «Не идти же мне к ним? — подумал я и отвернулся к Эве. — Ни за что к ним не подойду». Девчонки стали шушукаться. Тогда я пожал плечами и вообще повернулся спиной.

— Привет, — еще раз сказал я Эве.

Она промолчала, только глазами вскинула.

— Ты сюда как попала?

— На машине приехала, — язвительно ответила Эва.

— В гости, что ли?

— Если не против, то да.

— Не сердись.

— Ты меня оскорбил.

— Не сердись, ну.

— Ты мне надоел, и все остальные тоже. Я отсюда сбегу.

— Я с тобой, — вызвался я, думая, что она обрадуется этой совместной акции.

— Ты останешься здесь. Потому что ты трус.

— Я не трус…

— Не подумай, что я уже все забыла. Просто на свете бывают вещи, которые приходится скрывать. Кстати, — добавила она словно бы между прочим, — я на тебя отцу нажаловалась…

— А давайте качели подвесим, — сказал один из мальчишек-Пожгаи.

— Подвешивайте, — ответил я и вышел из зимнего сада.

Мне хотелось смеяться. Я знал, что она наврала. Решила меня испугать. Думает, я боюсь ее. Ошибается! И трусить я никогда не трусил. Драться я не люблю. Но это вовсе не трусость. Вот если бы я сбежал отсюда, это была бы трусость. Но я сильный и родителям смело в глаза могу посмотреть…

Тут я задумался. Будто туча, пронесся в сознании страх. «А могу ли?.. А вдруг не врет?.. Вдруг и вправду нажаловалась?..»

Вот войду я сейчас в гостиную, а отец ее встанет и скажет мне: «Собирайся. Нас ждет машина». Хотя ведь машина ушла. «Я тебя посажу!» «Ты не сделаешь этого!» — закричит моя мать. Но он может. Потому что главней. У них и дом красивее нашего.

В голове у меня все смешалось, все вывернулось наизнанку, нервы отказывались служить. Мне хотелось теперь только плакать. Но лечь я не смел, кто-нибудь мог войти ко мне в комнату. В любой момент.

Я куда-то поплелся.

Сидике… Сидике расскажу обо всем… Но тут из гардеробной меня окликнула мать. Она стояла на коленях перед шкафами с распахнутыми настежь дверцами. Вокруг громоздились кучи белья — скатертей, простыней, салфеток и полотенец. Мать выбрасывала из шкафов все новые и новые кипы.

Ее присутствие меня успокоило.

— Что ты ищешь?

— Да белую скатерть, чтоб ей провалиться! Ты не видел? — взглянула мать на меня.

— Нашла кого спрашивать.

— Да я так спросила, на всякий случай, — до пояса скрывшись в шкафу, пробурчала она, потом вскрикнула, потеряв терпение: — Как сквозь землю, проклятая, провалилась! Зови бабку!

— Сейчас позову, — сказал я и двинулся было с места, но мать задержала меня.