Поступки и их последствия (СИ) - Страница 12

Обмерла, опустив взгляд.

Прожевываю эмоции…

Невольно закачала головой.

— Неправильно всё это.

— А что правильно? — выпалил Захарченко.

Глаза в глаза.

— Неужто, не хочешь нормальную себе семью? Зачем мы тебе… брошенки?

Обмер, выпучив глаза.

— Ты смеешься? — вдруг горько захохотал. Выпустил мою руку из своей. Шаг назад. — Оглянись, Уля! — развел руки в стороны. — Кто я, и во что превратился, едва ты ушла! Оглянись, и пусть сама не видела, но я рассказывал — и другие докажут. Я без тебя — труп. Ходячий труп. И когда ты вернулась — это было… сродно воскрешению. Как ты не понимаешь, что я тебя безумно люблю. Всегда любил — и не было ни дня, чтобы не думал о тебе. Что ты, где ты… И я бы приехал к тебе, за тобой, если бы не то письмо — где ты отчаянно просишь дать тебе возможность жить дальше. Верно?

Молчу, потупив взгляд.

— Я врала.

— Я уже понял. Понял… А тогда — надеялся, но не смел… перечить. Я не мог поверить своему разуму, что говорил мне, что все произошедшее — это просто… решение твоего отца уехать. Мне, реально, было проще принять твои слова, что ты хочешь этих перемен, чем… то, что ты могла вот так слепо поддаться давлению. Тебе же тогда было уже семнадцать. Да, черт возьми, мы могли… просто сбежать, пожениться — и быть счастливыми, и уже общими усилиями растить нашего Гошу.

(Замер, перебирая слова).

Ну и ладно, не срослось. Черт с ним! ЧЕРТ!

(Махнул рукой).

Как есть. Как поступила. Как я поступил. Родила… от другого — ну, и что в итоге?

Ты же… здесь. И я — здесь. И малой… не против меня.

Ну?

ГДЕ ПРОБЛЕМА, УЛЯ?

А?

Ткни меня мордякой в нее… умоляю.

А то я слепой.

Я уже ничего не понимаю, и не знаю. Нет у меня больше сил, все это в голове перебирать и анализировать.

Я… я не знаю, как я должен еще измениться, из шкуры вон вылезти, что ль, чтоб хоть на грамм быть… достойный тебя.

Что молчишь?

Посмотри мне в глаза.

(Подчиняюсь).

Ты меня любишь? Не смотря на то, что было… и будет. Сегодня, сейчас… здесь. Ты меня… любишь?

Моргаю. Нервно дышу. Дрожу.

— Ну, не молчи, не рви мне душу. Просто… скажи.

— Люблю.

— Ну, тогда будь моею…ну? И я тебя не обижу.

Прошу…

Тягучая тишина — и решаюсь.

— Мне надо подумать. Еще раз все обмозговать, и тогда…

— Я согласен.

Провел меня до подъезда — и на том, пока, расстались…

Но не успел наступить вечер, еще, даже, за уроки не сели с Гошей, как вдруг в нашу дверь позвонил кто-то.

Быстрые шаги.

Взглянуть в глазок — и замереть в испуге.

Секунды совладать с собой — и открываю.

— Да, Илья, что-то случилось?

Кривится. Несмело перешагивает через порог.

— О! Дядя Илья! Привет, — мигом малой кидается ему на руки. Подхватывает Захарченко оного, удерживая рядом с собой. Но взгляд мне в глаза. Отчаяние и страх раздирали его голубые озерца.

— Нам. надо. поговорить.

— Гоша, Гоша, иди сюда, — резко вмешалась бабушка. — Пусть взрослые одни останутся. Пошли уроки делать, — уводит за руку в комнату.

— Но ты же на ужин останешься? — не унимается Георгий.

— Как мама скажет.

— Останется, — в негодовании из-за переживаний от нависнувшей угрозы моему… счастью, бросаю едва осознанное. — Пошли в кухню.

Подчинился — быстро разуться и последовать за мной.

Плотно закрыть дверь.

Глаза в глаза.

— Что случилось? — казалось, я сейчас уже завизжу от страха. Но где-то внутри. Снаружи, голос, напротив, мерный и жестокий, словно я — хирург, и передо мной… не моя судьба, а… пациент.

— Меня в армию забирают.

— В смысле? — опешила я. — Тебе же уже сколько лет!

— Двадцать шесть. Все еще… призывной возраст, а с учетом, того, что происходит в мире…

— Нет, — казалось, я сейчас просто сойду с ума, взорвусь, дико завизжу от ужаса — и выкинусь в окно.

Волосы от осознания полноты всей новости встали дыбом. Невольно поежилась. Руки задрожали в лихорадке.

Шаг ближе — попытался обнять, оттолкнула.

Нельзя — не сейчас, иначе… иначе уже не совладаю с собой.

— И что будет? Когда вернешься?

— Ну, на год, по идее…

— А почему раньше не звали? А теперь вдруг…

— Успокойся, — коснулся моей щеки, стирая слезы — даже не заметила, как те потекли.

— Нет, нет, — лихорадочно я замотала головой. — Не теперь. Только не теперь. Почему, Илья? Почему, едва я пустила тебя в свою жизнь опять, тебя снова отбирают? Да еще так… Там же… Ты же…

— Успокойся.

— Ну, что успокойся? Да не трогай ты меня! — резво вырываюсь, ору, отталкиваю его. — Как тут можно успокоиться? Боже мой, — не выдержала, писк невольно вырвался из моей груди.

И где мой батя теперь? Теперь, когда так нужен, чтобы исправить все неправильное? Пусть еще раз изобьет меня, до боли, до синяков, до рыданий — но не отбирают его. Только не так. Только не в это смутное время.

— Выслушай меня.

— Что? — невольно подаюсь, едва ужас перестал сжимать мой мозг.

— У меня есть знакомые. Они нам помогут.

— В смысле?

— Выходи за меня. Я, конечно, сейчас так, без кольца, но все же. Выходи за меня замуж — и, если меня, все-таки отправят в горячую точку, и если что случится…

— ЗАТКНИСЬ! — завизжала я от ужаса.

Пытается обнять меня — отбиваюсь, но он оказывается сильнее. Прижимает к себе, шепчет на ухо.

— Если со мной что-то случится, то вам помогут. Уже будет проще. Пожалуйста, не гони меня. Прошу.

— Нет.

— Уля. Это — не шутки. Очнись. И не игра. Хватит бодаться! Уже завтра нас распишут. Соглашайся!

— Нет.

— Ну, Уля…

— Нет. Нет, Илья, — замотала, закачала я головой. — Я уже была замужем. И видала ту сказку. Хватит с меня — больше не ведусь на красивое слово и бесплатные розовые очки на первые месяцы. Хватит. А уж тем более с тем раскладом, который ты предлагаешь. Не брак, а сделка какая-то… Нет, Илья. Нет, и не проси.

Прожевал эмоции. Отпустил, шаг назад.

— Вот так, да? Сколько не старайся — никогда тебе не угожу.

— Дурак ты, — ступаю к нему ближе, силой притянула к себе, обняла. — Это я — всегда была гадким утенком, который не заслуживает ни твоей любви, ни веры. Но ты, словно глухой и слепой, все равно идешь за мной.

— Выходи за меня, Уля…, — уже более сдержано, тихо прошептал. — Ну, Улька-пулька… стреляющая и попадающая точно в сердце… Хватит мучить меня.

Сердце невольно сжалось от старых воспоминаний. Криво улыбаюсь сквозь слезы…

— Вернись. Живой вернись — и я выйду за тебя. Обещаю, дождусь. Обязательно дождусь, только вернись… Умоляю…

Молчит.

Испуганно поднимаю взгляд: глаза наши встретились.

Улыбается.

— Но потом не отвертишься.

Отчаянно рассмеялась, давясь истерикой.

Закачала головой.

— Дурак ты…

Это был жуткий год. Самый жуткий, который мне когда-либо пришлось пережить.

И если, по началу, еще был шанс на спасение — то дальше… все было только черно и темно.

Письма от него ждала, как нечто святое и безумно трогательное.

Не одну ночь перечитывала… строку за строкой, листок за листком, письмо за письмом. И не было возможности увидеться, обнять, расцеловать…

Этот год казался… вечным. И незыблемым.

Почему всё так? И что будет дальше?

Мама поддерживала, как могла. Со временем и… Гоша перестал меня терзать вопросами об Илье.

Я с ума сходила — но еще держалась.

От весточки к весточки жила, с замиранием сердца.

Как так можно? Едва обрести… и снова потерять. Потерять…

Возможно, на время, а возможно…

И снова свернуться в клубок, обнять конверты — и лить слезы, лить…