Построить лестницу к звездам (СИ) - Страница 4

На самом деле он не намеревался обнять ее. Просто казалось, что это самое естественное, что можно сделать, и поэтому Джон ступил вперед, плотно прижав Сансу к себе. И только тогда он понимает, что никогда прежде не держал женщину вот так, не говоря уже о том, что она была полуодетая. Ее груди напротив его груди, запах ее волос, прикосновение ее рук к его нагой спине — все это всколыхнуло его так, что он ощутил стыд и почувствовал себя хуже Ланнистера. Но даже этого было недостаточно, чтобы заставить его отстраниться, не тогда, когда Санса так сладко прильнула к нему.

— Мы можем быть друзьями, да ведь, Джон? — пробормотала она ему в ухо, и его тело предательски реагирует на это больше, чем приличный человек должен реагировать на голос своей единокровной сестры.

Когда он позже взял себя в руки, то задался вопросом: что, если так все начиналось у королевы Серсеи и Цареубийцы?

========== Часть 2 ==========

Комментарий к Часть 2

В этой главе настоящее пиршество для поклонников Джонсы, не без драмы в конце, правда, но куда же без этого) Enjoy it!)

Они вернулись в Риверран после трудного боя, грязные, обозленные и изнуренные. Они потеряли больше людей, чем ожидали, и Джон видел, каким это тяжким грузом висит на Роббе. Он молчит вместо того, чтобы обсуждать сражение, как это обычно бывало, и Джон благодарен ему за это. Один из людей Ланнистеров рассек ему бровь, и кровь покрывала половину его лица. Руки горели от махания Длинным Когтем, и все, чего Джон хотел — спать целую неделю. По мере того, как война продолжалась, сон становился все большей роскошью, и часто они не могли себе ее позволить.

Санса пришла в его комнату через считанные минуты после него самого; ее лицо побледнело от волнения. Джон снимал нательную рубашку, когда она вошла без стука и, помедлив лишь секунду, решительно подошла к нему. Он потянулся к снятым уже было бриджам, но Санса, окунув ткань в таз с водой, встала меж его расставленных колен.

— Санса…

— Тише, — велела она, нежно начиная отмывать тряпкой засохшую кровь.

Он твердо сжал кулаки, уперев их в бедра, чтобы попытаться сохранить контроль над собой. От тела Сансы, такого ошеломляюще близкого, исходило тепло, а ее руки так осторожно касались его; Джон знал, что недостаточно стоек для такого.

— Санса, пожалуйста…

Она прижала палец к губам, ярко сверкнув глазами с раздражением.

— Я сказала — тише.

Прикосновение ткани к рассеченной брови отозвалось достаточной болью, чтобы на время сдержать возбуждение в узде, но Джон не мог удержаться от разглядывания Сансы. Никто никогда не осматривал его ран, кроме мейстера Лювина, и, ведают боги, никогда он не вызывал такой реакции. В Винтерфелле он ни разу не позволил себе заигрывать со служанками. В то время как Теон укладывал в кровать любую желающую женщину, а Робб целовался с несколькими наиболее хорошенькими девицами, Джон прятался подальше, слишком напуганный, чтобы сказать больше одного слова. И ни одна из тех девушек не была и наполовину столь же хороша, как Санса.

Конечно, ни одна из них также не была и его сестрой.

— Тебе нужно быть более осторожным, — заявила она, прополоскав тряпку перед тем, как продолжить отмывать кровь. — Если его клинок был достаточно близко, чтобы достать бровь, то тебе повезло, что ты не был убит.

— Это мой долг — защищать Робба.

— Твой долг — вернуться ко мне. — Джон в удивлении мотнул головой, и Санса, кажется, поняла, что она только что сейчас сказала. — Живым, — поправилась она. — Твой долг — вернуться живым.

— Санса…

Ее губы отпечатались на его лбу клеймом, выжигающим на коже постыдное желание. Он чувствовал, как ее пальцы перебирают волосы на затылке, и Джон прерывисто выдохнул, его руки поднялись, чтобы прильнуть к ее талии. Мягким лепестком ее губы оставляют след на лбу, двигаясь вниз по переносице, по линии скулы, и замирают перед открытыми губами Джона. Время остановилось на мгновение, и он знал, что должен отступить, ведь он был человеком, воспитанным Недом Старком.

Но когда губы Сансы накрывают его, Джон понимает, что не может придерживаться чести всегда и во всем.

Ее рот горячий и влажный, а на вкус она как пряное вино. Джон не уверен, что нужно делать, и по тому, как робко Санса коснулась его плеча, он подозревает, что и она тоже. То, что для них обоих это первый настоящий поцелуй, вскруживает Джону голову, и он плотнее захватывает ее губы. Санса тихо застонала, подойдя вплотную; рука Джона поднялась выше, к ее груди, нежно касаясь ее пальцами.

Она выдохнула его имя, страстно и трепетно, почти ласково, и ему ничего не хотелось больше, как упасть с ней в постель, чтобы понять все то, о чем он только слышал от других людей. И эта мысль — единственное, что заставило Джона очнуться; его руки уперлись в бедра Сансы, пока она не отступила на несколько шагов назад.

— Ты должна уйти, — велел он с болью в голосе. Член ныл в его бриджах, и он знал, что его контроль над собой висит на волоске. Еще минута, и он не уверен, сможет ли сказать «нет».

Ошеломленная и задыхающаяся, Санса кивнула головой. Она спешно вышла из его комнаты, дверь за ней громко закрылась, окончательно пробуждая его от этого наваждения, и Джон поклялся впредь делать все, чтобы избегать Сансы.

______________________

— Ты ничего плохого не делал.

Джон поднял глаза от Длинного Когтя, который он полировал, и увидел Сансу, стоящую перед ним, и Призрака рядом с ней. Двор сегодня был полон людей, нагружающих повозки продовольствием для похода в Западные Земли, и Джон с тревогой осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что никого не было в пределах слышимости.

— Санса…

— Я пришла к тебе. Это я сделала первый шаг. Ты не должен выставлять себя злодеем, а меня — жертвой. Я сделала свой собственный выбор, и ты не можешь отобрать его у меня.

Лицо Джона загорелось от смущения, как всегда бывало, когда Санса его укоряла. Последний раз это было за несколько лун до приезда короля в Винтерфелл, когда он забрызгал грязью ее любимое платье. Он уже и не думал, что такое повторится вновь.

Она опустилась на колени рядом с ним, тщательно разгладив юбки.

— Я знаю, что то, что я чувствую к тебе — неправильно. Меня просто… не волнует это прямо сейчас. Это делает меня ужасной?

— Конечно, нет.

— Но ты… ты ведь тоже чувствуешь что-то ко мне, так ведь?

Джон невесело засмеялся.

— Да, очень.

— Итак, мы находимся в весьма странных отношениях. — Она вздохнула и протянула руку, потрепав уши Призрака. — Возможно, потому, что ты только мой единокровный брат, это будет пол-греха.

— Я не уверен, что боги делают это различие.

— Я не уверена, что боги дают нам проклятия за то, что мы делаем.

Джон также не был ни в чем уверен, но было что-то бесконечно печальное в отсутствии у Сансы веры.

— Ничто из этого не мешает мне желать тебя. Но я не могу. Робб… Твоя мать… У меня нет никакого желания погубить тебя.

— Погубить меня? Может, ты собираешься забраться на стену и кричать оттуда о том, что происходит между нами?

Джон не сдержался от улыбки.

— Нет, конечно, не собираюсь.

— Тогда я вряд ли буду первой женщиной, солгавшей о том, что в первую ночь на брачном ложе она была девицей. — Она протянула руку, положив ее поверх руки Джона. — Если я что-то узнала за этот последний год, то это то, что нет ничего определенного. Может, никто из нас не переживет эту войну. Может, я никогда не выйду замуж. А может, мы будем гореть в седьмом пекле, если сделаем это. — Ее решительное выражение начало разрушаться, глаза наполнились слезами. — А ты не устал от одиночества, от того, что у тебя никогда не было ничего, что делало бы тебя счастливым и защищенным?

Он не знал, как рассказать ей все, что он знал об одиночестве, боль от которого почти съедала его сотню раз. Всякий раз, когда он слышал, как его братья и сестры называли Эддарда Старка «отцом», в то время как он вынужден был говорить «лорд Старк», всякий раз, когда леди Старк обнимала их, всякий раз, когда кто-нибудь называл его «бастардом» вместо его настоящего имени, Джон остро чувствовал свое одиночество. Он никогда не думал, что получит от кого-нибудь то, что предложила ему Санса, особенно от нее; и принять это, утолить свою жажду в людях с ней казалось подтверждением всех ужасных обвинений в его подлости, когда-либо брошенных в него.