Постмодернизм в фантастике: руководство пользователя - Страница 3

Конни Уиллис, в каком-то смысле самый большой иконоборец из этой компании. Она не только не придерживается обычаев, принятых на конвенциях, где собирается вся НФ богема, но даже позволяет себе иметь вызывающе нормальный внешний вид (кстати, по этому поводу – вскоре после того, как она получила сразу две «Небьюлы», – даже разгорелся нешуточный спор, настоящая буря в стакане чая: имеет ли право лауреат «Небьюлы» носить воротнички а-ля Питер Пэн?). В интервью журналу «Mile High Futures» она призналась, что посещает церковь и что некоторые из своих лучших идей она почерпнула во время занятий в воскресной школе для взрослых. Для жанра, представители которого до сих пор защищают Галилея от Папы Урбана VIII и, почти не маскируясь, продолжают нападать на испанскую инквизицию, это едва ли не самая страшная ересь. Но более того, она даже начала писать для женских журналов, причем не только этого не стыдится, но даже заявляет, что это дает ей еще кое-какие полезные навыки.

Проза Уиллис замечательна тем, что характеры своих героев она предпочитает раскрывать через сюжет и почти не пользуется для этой цели описаниями. Благодаря этой интересной технике ее рассказы всегда легко узнаваемы, и это при том, что среди них нет и двух похожих. Уиллис намеренно пробует свои силы в самых разных манерах письма: традиционный реализм «Пожарной команды» [Fire Watch] соседствует у нее со сказочными мотивами «Отца невесты» [The Father of the Bride], а те – с лихо закрученными комедийными ситуациями «Посиневшей Луны» [Blued Moon]. И, по всей видимости, она еще не скоро остановится на каком-то одном типе повествования.

Джон Кессел – высокий, спокойный человек с большими темными усами и своеобразной улыбкой, которая одновременно может быть и застенчивой, и самоуверенной. В Канзасском университете он получил степень доктора физики, тем не менее работает сейчас в университете Северной Каролины ассистентом профессора на кафедре английского языка. По его словам, благодаря этому он волен писать то, что ему нравится, не оглядываясь при этом на общепринятые вкусы, ибо свои литературные упражнения он не рассматривает как средство зарабатывать на жизнь. Хотя он специалист и в области физики, и в области английского языка, пишет он исключительно фэнтези. Правда, это такая фэнтези, которая интересна не столько своей фантастической стороной, сколько описанием реакции людей на необычайное. В «Лекторе» [The Lecturer], например, он описывает такую ситуацию: некий преподаватель, читающий бесконечную и совершенно скучную лекцию, вдруг замечает в аудитории ожившую статую, стоявшую прежде в студенческом городке. Однако никто – в том числе и сам лектор – не хочет принять сам этот факт, потому что такого просто не может быть! В результате факт так и остается необъясненным.

Хотя произведения Кессела весьма известны, написал он не столь много, причем значительную часть – в соавторстве с Джеймсом Патриком Келли. В основном это те их вещи, которые были задуманы как части единого целого и позднее составили роман «Берег свободы» [Freedom Beach].

Уже само существование Уиллис и Кессела было достаточно чувствительным для киберпанков. Сам факт, что эти авторы, пишущие очень сильные рассказы, состязаются с киберпанками за одно и то же ограниченное число наград, за ограниченное число мест в «Omni» (этот журнал дает такую высокую ставку за слово, что любой писатель, если у него купят много рассказов, на эти деньги вполне бы смог прожить)[11], наконец, за столь же ограниченное внимание публики, таил для киберпанков большую угрозу.

Гуманисты, по-видимому, были не столь хорошо организованы, однако первое кровопускание произвели именно они. В 1982 году они завоевали свои первые «Небьюлы»: Джон Кессел получил премию по категории «повесть» за «Другого сироту», а Конни Уиллис сразу две по категориям «короткая повесть» и «рассказ» – за «Пожарную команду» и «Письмо от Клири» [A Letter from the Clearys]. Несколько позже «Пожарная команда» получила также и «Хьюго». Короче, гуманисты сорвали весь банк. (Премия по категории «роман» ушла к Майклу Бишопу, но поскольку ни один из лагерей и не претендовал на эту категорию, то значения это не имело.) Однако даже не обрушившийся на соперников дождь наград возмутил киберпанков. Самое обидное для них заключалось в том, что «Пожарная команда» обошла при голосовании такие вещи, как «Сожжение Хром» [Burning Chrome] Гибсона и «Рой» [Swarm] Стерлинга. И особенно невыносимым этот случай сделало то обстоятельство, что названные две вещи были не просто хорошими рассказами, но программными произведениями киберпанков, и они не были уверены, что в ближайшее время смогут написать что-то лучше. Они вступили в борьбу с самым лучшим, что у них было, и они потерпели поражение.

Винсент Омниаверитас бешено закрутил ручку своей пропагандистской машины «Дешевая правда». Потребовав радикальных реформ, он, казалось бы, ни к селу ни к городу заговорил о видеоклипах: «Не вижу ничего удивительного в том, что рок-звезды, как в свое время Наполеон, выхватили корону НФ из рук писателей и редакторов и нахально водрузили ее себе на голову. Действие, эмоциональный накал, цвет, безрассудный полет воображения – все это вы в изобилии найдете в видеоклипах, круто замешанных на фантастике, и, увы, не найдете в наших журналах». А Сью Деним, вся из себя ехидная, написала чуть ниже: «М-да, „небьюловский“ бюллетень этого года был набит такой чепухой, что даже маменька и папенька могут сказать: о'кей, это можно читать». Вскоре после этих событий, рассматривая антологию «Лучшие вещи года», составленную Дозуа для издательства «Bluejay Books» (в предисловии Дозуа похвалил «поколение 80-х» и старательно перечислил его членов), Омниаверитас писал: «И все же если этих „наследников“ поместить в сильное магнитное поле, то мы увидели бы, как Гибсон, Шайнер, Стерлинг, Кэдиган и Бир немедленно устремились бы к одному полюсу... а Робинсон, Кессел, Келли, Мерфи и Уиллис – к другому». Так произошел раскол. Стороны были выбраны, имена названы, и можно было приступать к битве.

Этот самый жаркий этап кампании продолжался следующие несколько лет. Но прежде чем мы оставим 1982 год, давайте присмотримся еще к двум постмодернистам, на сей раз киберпанкам.

Билл Гибсон удивительно похож на Элвиса Костелло[12], правда, значительно выше его ростом; как и Костелло, он, по мнению своих сторонников, заслужил себе место на художественном Олимпе уже хотя бы в силу своей виртуозной игры. Как раз в 1982 году его уже весомая репутация была подкреплена еще двумя рассказами, опубликованными в «Omni», – «Сожжение Хром» и «Джонни-мнемоник» [Johnny Mnemonic]. Рано или поздно он должен был сесть за роман, и многие всерьез задавались вопросом: сумеет ли он сохранить присущую ему магию слова в более крупной форме?

Творчество Гибсона – это квинтэссенция киберпанка: самое крутое из всех технологических будущих, описанных фантастами, быстрое действие, крепко выстроенный сюжет и – презрение ко всему, что, по его мнению, медлительно и скучно. Его провозгласили образцом новой породы «твердых научных фантастов» – лавры, которые он грациозно отклонил в интервью журналу «Interzone»: «Я думаю, что многие критики впали в заблуждение относительно моего чувства реализма, приняв облегченный подход к характерам персонажей за какую-то глубокую и искреннюю попытку понять технологию. Мне просто интересно – ну, вот как другим хочется понять, что движет человеком, покупающим джинсы от Келвина Клайна, а не какие-то другие, – вот так и мне интересно, как работает хирургический лазер. Причем из этого отнюдь не следует, что я так уж ослеплен красотой и значением (или поэзией) этих самых лазеров...» К тому же не стоит упускать из виду, как часто делают некоторые экзальтированные критики, что Гибсон – требовательный мастер и прекрасный стилист (как в малой, так и в крупной форме), писатель, который может соединить две фразы практически без шва и, протерев их кусочком замши, заставить сиять загадочным светом. Недаром киберпанки рассматривали его как главное свое оружие, как своего Моисея, который выведет их из литературных пустынь в плодородные земли Новой и Лучшей Научной Фантастики. Брюс Стерлинг, несмотря на то что начал писать сравнительно недавно, успел пройти уже через три литературных инкарнации. Сначала он числился среди перспективных, но не замеченных читателями и критикой молодых авторов (его первый роман «Океан инволюции» [Involution Ocean], вышедший в книжной серии «Открытия Харлана Эллисона», как раз и был таким вот – перспективным, но никем не замеченным). Следующий роман, «Искусственный ребенок» [The Artificial Kid], входящий в цикл произведений о столкновении в далеком будущем двух фракций – «шейперов» и «механистов», в котором Стерлинг буквально ворвался в киберпанк (и, возможно, изобрел его), показал его крутым писателем, сочетающим в своей манере письма эмоциональность и остросюжетность, присущие массовой пульп-продукций, стэплдонианскую перспективу и киберпанковский накал. Уже упоминавшийся «Рой» также был рассказом из этого цикла, причем одним из лучших. А после публикации в 1985 году «Схизматрицы» [Schismatrix], своего кульминационного романа в этой серии, Стерлинг в третий раз удивил читателей, раскрывшись как лихой и причудливый стилист – в рассказах (таких, как «Telliamed», «Зеленые дни в Брунее» [Green Days in Brunei] и «Ужин в Одогасте» [Dinner in Audoghast]), в которых он, сохранив киберпанковские оттенки и обертоны, сделал, однако, еще один шаг вперед. Благодаря этим своим хамелеоновским перевоплощениям, этим шаманским трюкам со сбрасыванием кожи, он, пожалуй, едва ли не самый интересный для наблюдения фантаст из всех постмодернистов. Какие-то еще сюрпризы он нам преподнесет?