Посткультура и высшая мера гуманитарной самозащиты - Страница 11

Вернемся к развитым странам и 3-й волне. Работник 3-й волны не признает гуманитарных аргументов в общественных отношениях. Тут все имеет свой эквивалент, выраженный в числах (например, в рабочих часах или в деньгах). Если человек отдает какие-то реальные ценности, то он или получает за них эквивалентное возмещение, или не получает. В первом случае — все нормально, во втором — его ограбили. Общественное благополучие — это ценность. Хорошо, когда на территории чистота и порядок. Но какова его стоимость?

Работник 3-й волны не испытывает пиетета перед государством. Он рассматривает любую социальную администрацию, как фирму, обслуживающую его потребности и потребности его соседей по территории, за определенную плату. Абстракции вроде идеалов свободы, демократии, равенства и братства его не интересуют, он это не покупает. Он покупает конкретную возможность заниматься своими делами, защиту от конкретных неприятностей и конкретный комфорт пребывания на данной территории.

И он хочет знать конкретную цену всего этого в виде твердой сметы. Вот, к примеру, за «шведский стол» ресторан берет 20 евро, и ешь, сколько влезет. Ресторатор посчитал среднюю прожорливость посетителя, и установил цену. Это — честный бизнес. А государство за свой «шведский стол» требует с жителя проценты подоходного налога, и еще включает проценты другого налога в каждую его покупку. Это — нечестный бизнес.

Почему за равное обслуживание трудящийся должен платить больше, чем бездельник?

Рассуждения на тему общечеловеческих ценностей работника 3-й волны не впечатляют. Это — абстракция. Зато бездельники, пользующиеся «шведским столом» за его счет — это конкретно. Множество кабальных условий и дорогостоящих формальностей, которые требуется выполнить для открытия частного бизнеса — тоже конкретно. Из-за этих искусственных препятствий дешевые лавки исчезают, и приходится покупать в больших супермаркетах более дорогой, но менее качественный товар — это тоже очень конкретно.

Работник 3-й волны пытается уйти от несоразмерных платежей, а государство в ответ нанимает армию фискалов за 10 миллиардов долларов (бюджет налоговой службы США на 2007 год) и они начинает охотиться за работником, чтобы отнять его трудовые деньги.

Тогда работник 3-й волны говорит: «я это не покупаю, убирайтесь с моей земли». Здесь по законам жанра у него в руке должен появится «кольт», служивший пионерам Дикого Запада аргументом в спорах с охотниками за скальпами и торговыми агентами.

«Утописты более или менее тщательно расписывали порядок жизни в счастливом, справедливом обществе. Почти в каждой утопии есть полочки, на которых разложены проблемы: распределение богатств, труд, отдых, отношения полов и семья, воспитание и образование детей, права индивидуума и т. д.» (Кир Булычев «Падчерица эпохи»).

Что означает такая схема для нашего случая? Ясно, что работник 3-й волны воспринимает общество, как множество индивидов, и платную администрацию, которая организует для всех индивидов «шведский стол» социальных услуг с фиксированной ценой доступа. За пределами процесса пользования «шведским столом», он хочет жить так, как считает нужным, без всякого контроля. Его частные сделки касаются только тех, с кем они заключены. Его личные отношения касаются только тех, с кем они поддерживаются.

Пока он не нарушил ничьих материальных прав, не посягнул ни на чью личную свободу и не создал никому технической угрозы, он неприкосновенен для администрации.

Классическая утопия рисует интегрированную общину с культурными регламентами для всех сторон жизни, и доминированием единой морали над частными желаниями. В нашем случае все наоборот: община предельно дезинтегрирована и плюралистична, культура понимается лишь как сумма технологий производства и кооперации, а понятие единой морали вообще отсутствует. Вот почему схема названа «трансутопией посткультуры».

Центральным пунктом любой утопии является решение вопроса о собственности. До сих пор трансутопия поддерживала максимальную частную свободу, но здесь придется сделать «левый поворот». Ясно, что продукт труда принадлежит работающему индивиду, но кроме продуктов труда есть еще природные объекты — земли, недра и водоемы. Если значительная часть этих объектов окажется во владении нескольких частных лиц или администрации, это создаст техническую угрозу свободе всех остальных. Объем такого владения в трансутопии должен быть жестко лимитирован тем или иным способом.

Далее, понятно, что в трансутопии существует свобода частного предпринимательства, но возможность монополизации создает техническую угрозу свободе: «Свобода лишь пустой призрак, когда один класс людей может безнаказанно морить голодом другой. Равенство лишь пустой призрак, когда благодаря монополии богатые имеют право жизни и смерти над своими ближними» (Жак Ру, речь на заседании Конвента, 25 июня 1793). Метод совмещения права собственности с запретом на частную монополию известен: передача акций предприятия в управление публичному паевому фонду. Частное лицо сохраняет право на доходы от предприятия, но лишается возможности управлять им. Таким образом, нейтрализуется опасность политического влияния крупного частного капитала.

Есть еще одна опасность для трансутопии: административный эксцесс, т. е. использование социального администрирования для реализации de facto государственной власти. Здесь следует отметить: создание государства или его фактического аналога — это «социальная измена», наиболее тяжкое преступление, возможное в трансутопии.

Любая революция только тогда чего-нибудь стоит, когда может себя защитить. Весь ход новейшей истории показывает, что государственная власть преступна всегда и везде. Сам смысл революции 3-й волны состоит в демонтаже государства. Все социальные услуги в трансутопии реализуются администрацией, имеющей не больше прав и средств, чем это необходимо. Имеется исчерпывающий перечень возможных административных действий.

Любое административное действие любых лиц за пределами этого перечня считается социальной изменой, независимо от целей и объективных последствий совершенного.

Ко всем без соучастникам (даже если соучастие состояло в недонесении) применяется высшая мера социальной самозащиты — в общих чертах понятно, что это значит.

Для обеспечения таких мер необходим независимый орган контроля с приданной ему силовой структурой. Здесь не нужно изобретать велосипед — такой орган был еще в античных Афинах V века до н. э. Совет 500 (bule) избирался жребием, по 50 человек от каждого из 10 территориальных округов полиса. Совета готовил дела для Народного собрания, контролировал исполнение его решений, ведение всех общественных дел и расходование средств полиса. Совет мог судить должностных лиц и выносить приговоры (эти приговоры имело право изменить или отменить только в Народное собрание).

С тех пор никто не придумал более демократичной системы контроля. У жребия есть замечательное свойство: на него невозможно повлиять ни подкупом, ни агитацией.

Понятно, что опасность реставрации государства угрожает трансутопии не только изнутри, но и снаружи. В соответствии с законами утопического жанра, в описании трансутопии должны отражаться вопросы войны и мира. Специфика трансутопической внешней политики в том, что она рассматривает внешнюю угрозу, как разновидность обычной криминальной угрозы со стороны какой-то из иностранных государственных элит (государство по законам трансутопии рассматривается, как форма преступности).

Здесь тоже не надо изобретать велосипед, все уже придумано: «Израильские спецслужбы утверждают, что наиболее эффективными методами борьбы с террором являются «точечные ликвидации» лидеров радикальных исламских группировок, а также наиболее опасных боевиков. В последние годы подобные операции проводятся регулярно. Одна из первых «точечных ликвидаций» была осуществлена 19 июля 1956 года. Тогда взрывом израильской бомбы был ликвидирован полковник Мустафа Хафез — глава египетской разведки в подконтрольном Египту секторе Газы. Возобновились подобные ликвидации в 70-х годах прошлого столетия. Это произошло после того, как в сентябре 1972 года во время 20-й Олимпиады в Мюнхене боевики террористической организации «Черный сентябрь» захватили корпус в Олимпийской деревне, где проживала команда Израиля. Итог — 11 убитых спортсменов и тренеров. Тогда же израильский премьер-министр Голда Меир ввела в действие принцип неотвратимости наказания для террористов: она отдала приказ уничтожить каждого участника этого зверского теракта, сколько бы времени, сил и средств для этого ни потребовалось. Приказ был исполнен — никто из преступников не ушел от наказания». (Институт Ближнего Востока. К. А. Капитонов «Израильская практика «точечных ликвидаций»). В начале XXI века принципы точечных ударов (в т. ч. превентивных) по узловым точкам и фигурам террористических объединений были включены в военные доктрины США, Австралии, России и Индии.