Постэпидемия - Страница 34

Неявно, конечно, но под предлогом самообороны. Так вот.

– Ну-ну… Ловите меня там, – усмехнулся десантник. – Надо же так жизнь себе испортить, что всех чужаков отстреливать, не задумываясь.

От земли терпко пахло влажной хвоей, грибами и ещё чем-то лесным. Знакомые ароматы, как в детстве, когда с дедом за маслятами ходил. Так бы встал сейчас, подхватил корзинку, отломил палку подлиннее – и давай искать заветные коричневые головки, липкие, все в желтоватых полосках хвоинок. Наклонился, расчистил, подрезал – и к себе, глядя, где там следующий.

Но не время, конечно. И не место. Вместо корзинки он поднял с земли рюкзак, привычно сунул руки в лямки, застегнул замок между ними на груди. Вперёд, пока эти ковбои будут его искать на берегу, совещаться, ехать обратно.

Время пока есть.

Лес закончился внезапно. Вот только шёл один, бравый, среди деревьев, насвистывая, как раз! – и неширокое поле, заброшенное уже пару лет назад, вон как заросло. Хитрая дорожка – Артём готов был поклясться, что та же самая, – выныривала из леса левее. А впереди виднелся городок. В лучшие времена здесь жило тысячи полторы человек, а теперь… Ну, посмотрим. В рюкзаке запас на тысячу, но это от лишнего оптимизма. Нет их здесь столько.

Хорошо, если сотни две-три выжило. Не столько умерли, сколько разбежались.

Странное это было государство. По всем параметрам странное: в отличие, например, от Белоруссии, эпидемию они не отрицали. Даже боролись с ней, только как-то загадочно, разворовав все предназначенные на борьбу средства. Потом – по проверенной чернобыльской методике – просто отсекли колючей проволокой часть населённых земель, бросив их жителей на произвол судьбы. Выживайте, как хотите. Американская вакцина «антикорона» в этих краях была не по средствам, слишком уж дорого, а нашу, препарат Лиховцева-Штейна, не то, что покупать – даром брать отказались.

Напрочь. Из высших политических соображений.

Бог им судья, конечно, в смысле – чёрт с ними, с властями, но людей-то спасать было надо. Пусть и не очень соблюдая договоры о границе и прочие международные стандарты.

Толерантные и общечеловеческие.

Артём прошёлся по полю, сминая высокую траву, вышел-таки на дорогу. Бедноватые на вид домики, у многих из которых были закрыты ставнями, а то и заколочены окна, можно было рассмотреть в подробностях. Над ними виднелись строения побогаче, этажа в два-три, а ближе к центру торчал облупленный шпиль костёла.

Оглядываясь, не приближаются ли ликвидаторы, десантник перешёл на бег. Самое дурное место здесь, до въезда в городок, дальше будет проще. Уж между домами он точно спрячется, пока не найдёт людей. Нормальных людей, не этих жлобов с автоматами.

Оружия у него не было, не воевать сюда прибыл, поэтому прямых стычек лучше избегать.

Улица узкая, двум машинам не разъехаться. Бедно жили здесь, бедно. Вон и дома вблизи – без слёз не взглянешь. Дешёвые пластиковые рамы – и те смотрелись какими-то заплатками на давно крашеных деревянных стенах. Крыши многие прохудились, калитки покосились. Пустота и затхлость.

Э-хе-хе… Да найдётся ли здесь хоть двести жителей? Похоже, и того меньше. Глядишь, вообще одни ликвидаторы и остались. Никакая болезнь не уносит столько жизней, как человеческая глупость. Жадность. Злость.

– Дяденька… – по-русски, но с неистребимым местным акцентом, мягким, словно говорящий решил запеть, спросил кто-то. – А у вас еды нет?

Артём резко остановился, оглядываясь. А, вон она: за одним из заборов, сработанных из притянутой к ржавым столбам сетки, стояла девчушка. Лет четырнадцать-пятнадцать, вряд ли больше. Его Веронике было десять, так вот эта на вид – старше. Но подросток ещё, не взрослая.

– Ну, а дружба начинается с улыбки… – буркнул Артём. – Сухой паёк есть. Будешь?

– С мамкой поделюсь… – несмело откликнулась девушка. – Можно?

Жалкий у неё вид был: тонкие ручки, все в цыпках, торчали из подвёрнутых рукавов большой не по размеру камуфляжной куртки. «НАТОвская, летний камуфляж», – привычно отметил про себя Артём. Вон и флаг ФРГ на шевроне, неспоротый.

На ногах барышни – резиновые сапоги, тоже не по размеру, с отрезанными выше щиколоток голенищами, выше сарафан, застиранный до полной неопределённости цвета. Босяк какой-то, а не девчушка. Гаврошиха.

– Да можно и с мамой, – откликнулся Артём. – Где вы живёте?

– Та пийдемо… Ой, пойдёмте! Недалеко. Вы же, наверное, русский? Завоевать нас пришли?

– Точно. Захватить. С пустыми руками и в одиночку, – хохотнул десантник. – Веди уже к маме, поедите хоть. И поговорить надо.

Девушка покосилась на пустую улицу, потом приоткрыла калитку, приглашая. Где-то неподалёку одиноко лаяла собака, хрипло, словно выполняя ненужную повинность. Странно, но другие псы ей не отвечали. Мрачновато это всё, пугающе. Пост-апокалипсис как он есть. Послышался одинокий звук двигателя, но не здесь, через несколько улочек отсюда. Взревел и затих.

Не мужички ли с автоматами вернулись?

Двор был завален гниющими досками, пустыми пластиковыми бутылками и прочим барахлом. В углу, возле пустой собачьей будки, ржавел давно вросший в землю движок, на вид тракторный, но по прошествии времени точно уже и не сказать.

– Небогато у вас, – протянул Артём.

Вроде как, и опасаться нечего, но осматривался он с тревогой. Всё странное: городок, дома, люди вот. Ощущение страшной сказки, а ведь они здесь живут. Год уже так.

– Та это чужой двор, не нашенский, – ответила девчушка. – Деда Штефана. Он от эпидемии помер ещё тогда, в двадцатом. У нас побогаче.

Она раскатисто «гакнула» на последнем слове, шмыгнула в калитку между дворами, потом вывела Артёма на соседнюю улицу. Пошла впереди, некрасивым подпрыгивающим шагом. Он шёл следом, пытаясь понять: а что она, собственно, делала в чужом дворе? Поживиться зашла? Так там давно всё полезное растащили. Загадка…

– Почти пришли! – довольно громко по сравнению с предыдущей несмелой речью сказала она и свернула за угол.

Артём шагнул следом и упёрся в ствол автомата. Один из встреченных в лесу ковбоев в респираторе не то, что держал его на прицеле – готов был разнести в клочья грудную клетку. В упор. Ещё двое стояли в стороне, тоже подняв оружие. За ними виднелся всё тот же «уазик» с раскрытыми дверями.

– Ну-кась, эта… Скидовай рюкзак, хлопец. Наркоту, не иначе, тащишь? Это нам подойдёт, давай-ка.

Десантник отступил на полшага, но остановился. Три автомата – это без шансов. Это верная смерть.

– Давай, давай! – неожиданным фальцетом заявил один из тех, что поодаль. – Рюкзак на землю, руки поднял!

От заманившей Артёма в засаду девчушки уже ни следа. Просочилась между ликвидаторами, забежала за машину и – как ни бывало. Небось, и матери никакой нет. А, даже если и есть, вряд ли так уж голодают.

Он медленно снял рюкзак, потом, не делая резких движений, нагнулся и положил его на землю.

– Открывай! – жадно сказал тот, что ближе всех. Махнул автоматом, не тормози, мол.

Артём присел на корточки, отстегнул один клапан, потом второй. В непромокаемом чреве рюкзака виднелись коробки с ампулами, сквозь прозрачный пластик упаковок просвечивало синее лекарство.

– Вакцина это… – тихо сказал он, не поднимаясь. Голову только задрал, чтобы видеть ликвидаторов. Уйти, что ли, перекатом в сторону, пока они слюни пускают от жадности? Нет, не успеет.

– «Антикорона»? – уточнил писклявый: он, видимо, здесь был за старшего.

– Русская. Лиховцева-Штейна.

– Та тю… Дрянь! Бесполезная штука, кончайте его, хлопцы.

Артём поднялся на ноги:

– Да чем она хуже-то?!

– От неё в голове мутится, москаль. Чипируете всех своей пакостью, а потом к вам люди сами идут сдаваться!

– Вот ты бред несёшь, мужик! – не выдержал Артём. – Да она эффективней американской…

– Знаем мы эти ваши эффекты! Огонь!

На дульном срезе сверкнуло пламя, что-то ударило десантника в грудь, опрокинуло назад, словно штырь воткнули, раскалённый, страшный. Он хотел вздохнуть, но уже не мог.