Постэпидемия - Страница 16

— Вам нравилось там служить, вы не боялись?

— Служба как служба. Чему там нравиться? Скучно, конечно. Хотелось и за забор выскочить, и погульбанить. Девки там были красивые, озорные, а трогать нельзя. Но деньги платили хорошие, всё на счет капало. Думали, отгуляем ещё своё, дотерпим.

— Давайте перейдем к моменту, ради которого я вас и побеспокоил. Расскажите, как всё началось — прямо с первой минуты.

— С первой минуты… На первой минуте я сидел у столовки и проигрывал Кольке Коцману три пачки «Винстона» в «очко». Хотел отыграться, но тут прибежал ефрейтор кричит, что срочно меня на грузовой двор зовут. Я, как был в домашних портках и майке, помчался. Мне дают бортовой Камаз и капитана-экспедитора в придачу. Гони, говорят, на болгарский погранпункт с неотложным грузом медицинского оборудования. Там встретят. Ехать-то две сотни вёрст, я в кабину и прыгнул. Мне туда ещё ИРП закинули, пару баклажек воды, а еще Колька мой «Винстон» отдал — молодец он, не жлоб, не крыса. В общем, жить можно — погнали!

— Без оружия?

— Какое там оружие? Нам не полагалось, мы же вроде как медицинская миссия. Пропуск был — вот и всё наше оружие. Ну, или по матери послать — тоже на дурных действовало. Там русский язык уважали строго, лучше всякого оружия. Бояться нам было нечего. Ладно, пылим до пункта встречи. На всё ушло часа четыре — дороги там не утюгом глаженые, да ещё блокпосты. В сумерках подруливаем на точку. Прибыли, встали — приказ выполнен. Курим, отдыхаем. А вот хрен там! Погранцы вокруг носятся, балаболят на своём, машут фонарями. Знаешь, у них некоторые слова вроде и понятные, но они так быстро трещат, что голова разламывается на три дольки. Одно только мы с капитаном поняли, что надо чуть дальше нам встать. Тронулись. А куда дальше-то? Оказалось, за шлагбаум нас вытолкали. А там уже другие балаболки подскочили с фонарями и автоматами. Я и не понял, кто это. Там место такое, что три границы сходятся — Сербия, Болгария и Румыния. И в темноте не поймёшь, где какой флаг висит.

Короче, стучат в дверь — милости просим на выход, господа. Капитан свои бумажки в потных ручонках жамкает, а их никто и не попросил даже. Ну, выходим, что делать. Автоматами в спину тычат — ладно, так положено, карантин же. И отводят нас в какой-то подвал. Слышь, корреспондент — в подвал! На голый бетон — сидеть, твари! И обидно было, мы же вам помощь привезли. Хоть бы руку пожали, чаю налили. Четыре часа в дороге ради вас… Оставили нас, ушли. Капитан всё бумажки перебирает, сопит, а сам бледный, как спирохета.

Я положеньице обмозговал, уже хотел вариант капитану предложить. Не успел. Вдруг звук какой-то тревожный… Сначала подумал, печку разожгли, дрова трещат. А это автоматы на улице хлопают, слышь, корреспондент! Стрельба идёт! Только потом узнали, что румынцы и болгары за наш груз поцапались, палить начали. Мы, значит, им подарочки возим, а они друг другу за них глотки грызут.

Ну, наше дело такое. Не вмешиваться. Переглянулись мы с капитаном — и в дверь. Благо, уже не сторожил никто. Бежали долго, пока стрельба не затихла. И бежали как есть — я в портках и майке, а он в камуфляге без погон и шевронов. Документы личные были при себе, да. А толку?

Короче, вышли на какое-то село. Ну, или городок, не знаю. Веришь — полный ад. Дома пустые, двери заколочены, витрины разбиты. Горелые машины по всей улице. Как Мамай прошёл. Тухлятиной воняет, ещё какой-то химией. И везде ленты, везде знаки — заражение, заражение… Хотели мы порыться там, каких-то печенек найти — не успели.

Потому что вдруг картина в полный рост. Два микроавтобуса, восемь жердяев в скафандрах и респираторах, оружие, все дела. Взяли нас за белы рученьки, даже фамилию не спросили. Ну, и поехали мы. И хоть бы знать — где, что, куда? Ничего непонятно! Капитан начал залупаться — типа мы свои, мы тут вообще главные — схлопотал шокером в затылок. Я вскочил — ну, и меня тоже…

— Вы знаете, кем были эти люди?

— Никто не знает, кем были эти люди. Мы оказались в Румынии, это я потом узнал. Там в мутной водичке много всяких людей было. Может и с британскими паспортами, а может — и с американскими. Как-то было без разницы. Проснулся в палате на тридцать человек. Белье сырое, подушка как половая тряпка. Какие-то многоножки по стенам ползают. Да это бы и ладно. Людишки вокруг — полумёртвые. Не шевелятся, не говорят. Кто-то под капельницей, кто-то просто одеялом накрыт и не шевелится. И вот тут я понял. Нас тоже за чумных приняли. И сунули в самую заразу. Я было встал, врача позвал — тут мне по лбу прикладом хрясь — лежать! И пистолет на поясе показывают. И ремни на кровати. Типа не дёргайся ты, мил человек, целее будешь. А лежать сил нет. Вонища кругом, эти ещё стонут, пердят, булькают. Мне-то какой резон тут валяться?

— Так я и не понял, мистер Лапин. Что это было? Тюрьма, больница, пункт изоляции?

— А я и сам не понимал. Гнил там недели две, весь извёлся. Дайте, говорю, хоть книгу почитать! Ну, дали. На румынском языке. Ой спасибо! Только дело шло своим чередом. Клиентов в простыни почти каждый день заворачивали, которые уже не дышат, и уносили тихо. А их кровати растворами брызгали. И потом новых на эти же кровати ложили. И на меня смотрели. Сначала просто смотрели, потом удивлялись. Потом по пять человек приходили на меня смотреть. Что-то лопотали по-своему, но я ни слова не разобрал. Вроде говорили «русский кирпич». Не знал, зачем это, про что…

— Рашен брик?

— Вот-вот. Только это уже другие говорили, которых позже привезли. В лицо их уже не узнаю, все были в масках. И вот они-то и начали меня напрягать. Подходят с шприцем — я в отказ. Показывают пистолет на ремне — куда деваться. Брали из меня делений двадцать в день. Уносили куда-то. Потом больше стали брать, чаще, тут я завыл. Отстаньте, говорю, кровососы, я ж так и подохнуть могу. Но кормить лучше стали — супчик, мясо, овощи. А потом им кайф обломали! Ой, как же я рад был! Сначала вошли «тяжёлые», потом наши в простых «ратниках». Наши, сука, наши! Я чуть потолок головой не порвал от радости. Пока они там работали в больничке, документы и записи изымали, меня в «Тайфуне» кофейной смесью поили. Скажу тебе, корреспондент, ни разу и никогда такого вкусного не пробовал. Вкус счастья, понимаешь?

— Вас освободили российские ССО?

— Веришь, мне похер. Не интересовался. Я видел, как эти румыны рогами в пол лежали и дергались — мне больше ничего было не надо. Я счастлив был. Но потом другая история началась. Вывезли меня в Загреб. Там медицинский центр — закачаешься! Лучше любой гостиницы. И главное, все наши. Отдельная комната, четыре раза кормят, да ещё соки, фрукты прямо в коридоре ящиками — жри не хочу. Но вот кровь берут. Опять берут — по четыре раза в день. И увозят. Мне в тренажерке один боец сказал: мы тут доноры. Проект Рашен Брик — русский кирпич. Так назвали. Собрали мужиков, которые в самой вонючей вирусной помойке выжили. Кстати, капитана не было там — был слух, что помер от пневмонии, но, может, то был другой капитан, не знаю. А мы вот пригодились. Вот мы и были Рашен Брик.

— Когда вы поняли смысл проекта Рашен Брик?

— Хорошо, что спросил, корреспондент. Было такое дело. В курилке с батальонным начмедом столкнулся. Ну, охота поговорить с начальством, сам понимаешь. Я так в шутку спрашиваю: сколько ж нас тут откармливать будут? Когда на фронт, товарищ полковник?

А он мне: ты уже на фронте, боец. Твоя служба какая — людей спасать. Так знай, что только на этой неделе твоя кровь уже восьмерых спасла. Безнадёжных. И ещё четверо лучше себя чувствовать стали.

Я толком не знал, то ли они мою кровь переливали, то ли какой-то раствор из неё мутили — не моё это дело, я ж водила, а не айболит. Но тогда-то понял, что к чему. Русский кирпич! Это ж не прозвище, это целая новая наука! И вот тогда меня назначили в Поход Крови…

— Что-что? Простите, не слышал…

— Да всё ты слышал, корреспондент. «Линии жизни» — знаешь ведь? Ну, вот. Просто мы его по-своему называли. Пошли по Европе поезда. Пять вагонов с медицинской требухой, пробирками и аппаратами, а остальные десять — это мы, мешки с кровью. Я не знаю, зачем нас живьём возили, почему просто кровь авиацией не отправляли. Начальству видней. Но кормили на убой, заботились, на «вы» называли, фильмы на выбор приносили — словно как не в армии. Денежки на счёт исправно падали, неплохие. И скажу я тебе, никогда не думал, что столько стран увижу. Хоть и из окна вагона, а всё ж интересно. Приезжаешь в какой-нибудь Пловдив — за окном тоска и мрак, мусор, патрули, полицейские ленты, дым. А у нас в вагоне праздник и веселуха. И всего-то дел — раз в день пробу крови дать. Я видел, как эти пробы в сумках-холодильниках местные увозили под особой охраной. Непростая наша кровушка-то оказалась, золотая! И таких поездов потом много стало. Помню, как под Варшавой полицейский кулаком тряс и кричал нам: «Русский кирпич, здравствуй, привет, пожалуйста!».