Пособие для начинающего попаданца, или Осторожно, российский спецназ (СИ) - Страница 4

Дёма снова кивнул. От Амаи он знал достаточно. По крайней мере, все самые горячие и непристойные слухи. Из них выходило, что даже шлюхи были невинными на фоне юного Демисаррэ.

– Я люблю тебя, Демис, ты сильно похож на свою мать, и когда я вижу тебя, то постоянно вспоминаю Алеру, - капитан мысленно поморщился, потому что терпеть не мог лирические отступления. Ближе, ближе к делу. – И я желал, чтобы все мои сыновья стали мужчинами, хозяевами своей жизни… Но ты стал каэ, - он горько усмехнулся, словно слово “каэ” причиняло ему настоящую боль. – Я был разочарован. Я отдал тебя в военную академию, надеясь, что до шестнадцати ты станешь… станешь достойным рода Шайэт! Но ты не стал тогда, зато сегодня я почему-то видел в столовой не двух лейте среди своих сыновей, а троих! За что ты так со мной, Демис?! - в голосе Неску звучало такое отчаянье, что Дёме стало стыдно. Как хорошо, что он, по сути, был не виноват.

– Простите, отец, - произнёс капитан, в глубине души чувствуя себя униженным. Виноват какой-то сопляк без чувства такта, а отчитывают его, Демьяна.

– Что мне твоё “прости”, сын? Договор с лейте Мариэтом уже заключен, ты выйдешь за него замуж после окончания академии! Замуж, Демис, замуж!

“Ну пиздец, оху-блять-еть!”

А вот этому Дёму не учили, об этом его не предупреждали! Это что, такое наказание за грехи прошлой жизни?

– Ты позор всего рода! Уйди, видеть тебя не могу, на глаза не попадайся! И знай, что скандал с Нейрусом мы спустим на тормозах, но если ты ещё раз…

– Я понял, отец, - голос Дёмы дрогнул. – Не волнуйтесь, ничего подобного не произойдёт… - и вдруг, ни с того ни с сего, ему в голову пришла отличная мысль! – Когда я могу вернуться в академию?

– В академию? И там любовника завёл?! - снова начал закипать Неску.

– Никак нет, отец, хочу лишь исполнить приказ “не попадаться на глаза”. В одном доме с вами это будет довольно проблематично.

– Шутишь? - усмехнулся отец мрачно. – Ну, шути, конечно, пока можешь, - он махнул рукой. – Хоть сегодня уезжай, я не держу.

…Цензурных мыслей в голове Дёмы не было. И вместо того, чтобы вести изысканные беседы с самим собой, он лишь с ожесточением рвал петушиные рубашки - так про себя называл капитан рубашки с рюшами - на мелкие кусочки, а потом подбрасывал вверх, делая небольшой праздничный салют. Демьян праздновал падение своей воинской чести и мужской гордости на дно морское. И рубашки он эти ненавидел. Потому что “сучонок”, как правильно заметил любимый дядя, Демисаррэ очень любил их. Капитан заочно терпеть не мог всё, что обожал этот урод. Просто из вредности.

Возможно, ненависть к младшему отпрыску благородного рода Шайэт и не была бы такой сильной, будь у Дёмы шанс сбежать. Но нихрена подобного. Ведь, как сказал Нейрус, - Кемеев уже записал его в список любимых мыслителей-философов - “найдут, женят и отымеют”. Или в любом другом порядке.

На каэ стояло какое-то поисковое заклинание, с помощью которого определить местонахождение Демисаррэ было проще простого.

Капитан убегал от вооруженных бандитов, ваххабитов и стаи бешенных собак, но от неведомой ему магической херни уйти было нельзя. Это злило.

Из описания раздобрившегося на почве отправления в ссылку дяди выходило, что суженный Демиса, лейте Мариэт, был “страшным, как ввархи, бедным, как бахаат, и извращенцем ещё тем”. Про ввархов и бахаатов Дёма не совсем понял, но общий смысл уловил. И этот общий смысл гласил:

– Пиздец тебе, Дёма, большой и… Пиздец.

В очередной раз вздохнув, Кемеев свалился на кровать. Ситуация, прояснившись, стала близкой к понятию “экстренная”, но капитан понятия не имел, как поступить.

Из всего выходило, что нихрена сделать нельзя, потому что мир напичкан магической хренью. Выход был один - убить себя, потому что убить будущего мужа, пусть даже страшного, как вварх и так далее, Дёма не смог бы. Ну, он же не виноват. Виноват в этой ситуации был только каэ Шайэт, но его, как такового, больше не было. Был только Кемеев в его теле, но он уж точно не был виноват, его хата не просто с краю, она вообще из другой оперы! И ладно бы всё было типичным, как стояк по утрам, так нет же! Другой мир, правила другие, и, судя по всему, Дёма теперь вообще ноль без палочки! И застрелить никого нельзя, хотя бы потому, что оружия в этом мире нет. Без возможности застрелить кого-нибудь капитан вообще был бессилен.

Безысходность.

Кемеев впервые почувствовал, что это такое, на своей шкуре. Он, солдат, без пяти минут майор - и замуж. За какого-то там неведомого мужика-извращенца. Хорошо хоть не в бабском теле, но и это уже мало радует. Отыметь-то всё равно отымеют, и не скажешь им, что его тело вроде как для этого не предназначено.

…В дороге было время ещё раз всё хорошенько взвесить. Мерно покачивающаяся карета медленно приближала Дёму к столичной Военной Академии, которая представлялась ему чем-то наподобие Суворовского кадетского училища: занятий по физической подготовке ноль, максимум - строевая, и куча ненужных знаний. Но это беспокоило капитана даже меньше, чем проблема глобального потепления. Какая разница, где учиться, если через несколько месяцев - столько осталось до окончания учёбы Демисаррэ - придётся подставить задницу какому-то мужику и быть послушной сучкой?!

За окном проносились пейзажи неописуемой красоты, а Дёма всё думал о своём, не обращая внимания. Что ему природа, если самый главный писец его жизни вот-вот наступит? Несколько месяцев - что это по сравнению с тридцатью пятью годами капитана? Ничего, по сути, быстро пролетят, моргнуть не успеешь. А он не хотел. Он, может быть, хотел Сашку с днём рождения поздравить через неделю, уже и подарок купил - большой такой вертолёт на управлении. Крестник с игрушками обращался бережно, поэтому Дёма никогда не боялся, что зря потратит деньги. А теперь вот - хрень какая-то непонятная. И никакого тебе дня рождения. А дети они такие - обидчивые, напридумывает Саша себе, что крестный у него плохой, как пить дать - напридумывает…

Дети.

Мысль ударила в голову неожиданно, и Кемеев вспомнил, что успел метнуть нож до выстрела, был быстрее, но против пули, как говорится, бессилен даже лом.

Пуля - дура.

Красное пятно по зимнему белому камуфляжу расплывалось быстро и выглядело жутко. Кажется, было пробито лёгкое. Малыши завизжали, а Дёма сел на пол, подполз к стене. Воздух заканчивался, и перед глазами замаячили белые пятна. Глаза слезились - то ли от обиды, то ли от боли. Хотя нет, боли-то Кемеев как раз не чувствовал. Тело будто бы стало ватным и невесомым, и мужчина понял, что не в силах больше двигаться.

– Рация… В… В… - сухость во рту была неприятной и почти болезненной, мысли путались, но мальчик был достаточно сообразительным, чтобы начать обыскивать Дёму уже после слова “Рация”. Устройство он нашёл и теперь смотрел на капитана с мольбой - не знал, как оно включается. Демьян вдруг заметил, что дети похожи друг на друга, прямо как… Близнецы! Эта мысль вызвала у мужчины улыбку. Он никогда раньше не видел близнецов вживую.

– Зелёная… Нажми, держи, - пацан выполнил, но молчал.

– Дяденька, не умирайте, пожалуйста, - прошептала сидящая по другую руку девочка, в глазах у неё стояли слёзы.

– Центр, приём, это Д-3, приём, - прохрипел Дёма и почувствовал, как изо рта начинает идти кровь. – Цели обезврежены, заложники… спасены, приём…

– Д-3, приём! - заорала рация в ответ. – Доложите … заложников, повторяю, доложите … Д-3!

Но Д-3, среди товарищей просто Дёма, был уже мёртв.

“Живые. Всё хорошо с ними. Я их спас,” - с невероятным облегчением подумал Кемеев, не без труда выбравшись из слишком уж реалистичных воспоминаний. Пожалуй, теперь он чувствовал себя намного лучше. Смерть - не предел, если ты умираешь достойно.

Карета стояла на месте, не двигалась, и капитан выглянул в окно. Дверь тут же открылась, пропуская внутрь морду ушлого мужика из сопровождения.

– Каэ Шайэт, мы приехали, - сообщил он бодро.