Последствия (ЛП) - Страница 2

Основные двигатели корабля выключились, вибрация корпуса изменилась, тоны стали глуше. Уриил кивком подтвердил Клаузелю, что церемония прощания окончена. «Вае Виктис» прибыл на орбиту Макрагге, предстояла высадка.

Благоговение, смирение, саму историю, уходящую в глубь веков, на десять тысяч лет назад, — вот что почувствовал Уриил, когда вновь вошел в храм Исправления. Последний раз он ступал по мраморным плитам этого величественного сооружения как раз перед отбытием на Тарсис Ультра. Тогда молодой, подающий надежды капитан только получил первое боевое крещение и еще не ощутил бремени ответственности командира. Жизнь казалась простой и ясной.

Как всегда, храм заполняли пилигримы и паломники, многие из них проделали длинный путь. Женщины держали на руках спеленутых младенцев, эти дети были зачаты и появились на свет в пути, во время паломничества на Макрагге. Когда Уриил проходил мимо, молящиеся кланялись ему и выкрикивали вслед благословения. Люди благодарили Императора за то, что он послал одного из своих избранных воинов помолиться вместе с ними.

Уриил миновал коридоры, облицованные белоснежным мрамором с красными и золотыми прожилками, ступая по камням, добытым у подножия Водопадов Геры, и вошел во внутреннее святилище храма. Разноцветные лучи, струящиеся сверху сквозь гигантский кристаллический купол, переплетались друг с другом, преломляясь в прозрачных кристаллах и образуя ослепляюще яркую радугу.

Сотни людей стояли на коленях перед гробницей примарха и воспевали его в хвалебных песнях. Гробница излучала теплый мягкий свет, в зале царила практически осязаемая атмосфера благоговения и восторга. Уриил опустился на одно колено и склонил голову, считая себя недостойным слишком долго смотреть на лицо отца-основателя ордена.

Сердце героя Империума перестало биться почти десять тысяч лет назад, и Уриил сейчас, находясь рядом с гробницей, чувствовал себя ничтожным и недостойным. В сражениях на Тарсисе Ультра он был вынужден отступить от учения легендарного воина, положившись на собственные ощущения и примитивные обряды смертопоклонника. Наверное, высокомерие и гордыня руководили его поступками. А кто он такой, чтобы ставить под сомнение мудрость величественного примарха, плоть от плоти Императора?

— Прости меня, мой повелитель, — прошептал Уриил, — ибо я недостоин твоей любви. Я пришел к тебе, чтобы почтить имена и подвиги твоих сыновей, павших в бою. Они сражались с отвагой и честью и заслужили место подле тебя. Огради их от страданий, пока таинства генокода не позволят им возродиться по твоему образу и подобию.

Уриил поднялся и пошел к стене, выложенной мраморными плитами, остановившись перед секцией Четвертой роты. Так много плит, так много героев, отдавших свои жизни во славу ордена! Вот и последняя плита, здесь предстояло вырезать семьдесят восемь имен. Но список Уриилу не потребуется — лицо и имя каждого воина навечно отпечатались в памяти. Даже если он проживет так долго, что станет магистром, он никогда не забудет тех, у кого был командиром.

Он снял с пояса небольшой резец и молоток и начал аккуратно высекать в мраморе первое имя. Внутренние кромки каждой буквы Уриил сглаживал шлифовальным камнем, подготавливая надписи для мастеров, которые позже будут покрывать их сусальным золотом.

Имена следовали одно за другим, перед глазами всплывали лица погибших. Уриил потерял счет времени, вспоминая каждого воина, чье имя он вырезал. День первый закончился, радуга померкла и совсем исчезла, чтобы вновь появиться на следующее утро. Шел второй день, Уриил не прерывал работу даже на еду. Илоты, прислуживающие в храме, время от времени подходили узнать, не требуется ли ему чего-нибудь, но Уриил лишь качал головой. Через три дня илоты приближаться к нему перестали.

Когда на пятый день световая радуга с пола храма начала подниматься за солнцем, Уриил сгладил кромки последней буквы последнего имени. От напряженной кропотливой работы ныли руки, но он чувствовал полное удовлетворение. Он отдал последний долг — все семьдесят восемь воинов навечно войдут в историю ордена. Их безмолвное одобрение наполняло душу Уриила теплом и светом.

Он собрал инструменты и прошел в центр храма. Уриил не чувствовал ни усталости, ни голода, — наоборот, никогда не было у него такой ясности сознания, как будто воды прохладного источника очистили все вены, унося прежнего Уриила и оставляя лишь преданного воина Императора.

Звучание песнопений наполняло грудь умиротворением и благостностью, долгожданный покой воцарился в душе Уриила. Он закрыл глаза и начал молиться, благодаря Императора за возможность послужить ему и своему ордену. Паломники с восторгом восприняли присоединение Уриила к их хору. Они пели о долге, отваге и жертвенности, пели самозабвенно, до хрипоты, до тех пор, пока голоса еще могли звучать, и только слезы градом катились из глаз. В храме царила всепоглощающая атмосфера братства. Уриила захлестывали волны эмоций, грудь распирало от переполнявших чувств.

Последний гимн достиг кульминации и закончился шквалом ликования, в тот же момент в храм вошли трое космических десантников в сверкающих доспехах. В этом не было бы ничего особенного, если бы их не вел командир караула и магистр Двора, капитан Второй роты Сикарий. И, неслыханное в святилище примарха дело, терминаторы, следовавшие за ним, были вооружены.

Сикарий остановился перед Уриилом.

— Вентрис, — произнес он.

Они оба носили капитанское звание, но Сикарий был вышестоящим офицером, и Уриил склонил голову в приветствии:

— Капитан Сикарий, рад встрече.

Лицо Сикария, и без того будто высеченное из гранита, совершенно окаменело — никогда Уриил не видел его таким суровым.

— Уриил Вентрис Калтский, — официальным тоном отчеканил Сикарий, — властью, данной мне лордом Калгаром и Императором Человечества, приказываю тебе сдаться под стражу и на суд твоих собратьев.

Уриил уже знал ответ, но все равно спросил:

— В чем меня обвиняют?

— Ересь, — сказал, словно плюнул, Сикарий, как будто само слово было ему противно. — Не вздумай сопротивляться, Вентрис, снаружи все оцеплено, не надо смущать людей вокруг.

Уриил кивнул:

— Благодарю тебя, что позволил закончить здесь мою работу. Я понимаю, что ты мог прийти раньше.

— Ради мертвых, не ради тебя, — коротко ответил Сикарий.

— Все равно спасибо.

Сикарий приказал терминаторам:

— В подземелье его!

Дворец Марнея Калгара, магистра Ультрамаринов, находился на вершине самого высокого пика горного хребта, окруженный мраморными колоннами и золотыми куполами храмов Крепости Геры. Стояла жара, а здесь была приятная прохлада — легкий водяной туман, висящий над грохочущими Водопадами Геры, поглощал большую часть зноя. Идеально симметричные покои великого магистра ордена опоясывал небольшой притопленный сад. С балконов дворца свисали шитые золотом боевые стяги. В саду плескал струями фонтан, статуя в его центре изображала первого боевого короля Макрагге Конора, а скульптуры других давно умерших героев располагались таким образом, будто все они пришли его почтить.

Последний раз Уриил приходил сюда, когда получал приказ отправиться на Павонис, и не мог задерживаться надолго. Теперь же, после ночи в подземелье, лишенный доспехов, он являл жалкую картину. И что еще хуже, опозоренным оказался его старейший друг — рядом с ним в голубом хитоне, закованный в такие же кандалы, стоял Павсаний. Уриил готов был смириться со своим бесчестьем, но видеть, что Павсаний должен разделить его участь, оказалось невыносимо.

Судьбу Уриила решали магистры ордена, находившиеся в этот момент на Макрагге. Слева от Калгара сидел командир караула капитан Сикарий, рядом с ним находились магистр границ капитан Гален и магистр кузниц Фенния Максим. С другой стороны расположились главный фуражир капитан Иксион, командир новобранцев капитан Антилох и легендарный капитан Первой роты Агемман. Весь цвет Ультрамаринов во главе с великим магистром Калгаром, его сеньором и повелителем, собирался судить Уриила.