Последняя семья - Страница 72

– Да, больно. Но внутри у меня болело еще сильнее.

– Я не знаю, на что это похоже. Все вместе я имею в виду. Хотя я понимаю, как бывает плохо, когда виноват. И когда больно – тоже.

– Реб, мне очень трудно говорить людям что-то личное, понимаешь? Всегда было трудно. Хочу найти правильные слова и не могу решить, правильные ли они. Не умею я облекать свои чувства в слова. Иногда даже знаю, что нужно сказать, да ничего не получается. Словно у меня стена внутри, и я не могу заставить себя одолеть ее.

– Я понимаю. У меня так же с Рейдом. Он вообще-то неплохой, только к детям не привык. По-моему, мы действуем ему на нервы. Хотя мои секреты он никогда не выдает.

– Я хочу сказать тебе кое-что, но строго между нами, ладно?

– Секрет?

– Ну, можно и так сказать. Да, конечно, секрет. Реб, я люблю тебя и Эрин больше всего на свете, а то, что мы живем раздельно, плохо знаем друг друга и не видимся, ничего не значит. Знаешь, я о вас каждый день думаю.

Только память о вас, о прошлом... позволила мне выдержать. Вы не один раз спасли мне жизнь.

«Твой отец знает, каковы на вкус ружейное масло и сталь пистолетного дула».

– Мы очень тосковали по тебе.

– Больше этому не бывать. Я обещаю стать хорошим отцом. Тебе... и Эрин тоже, когда она перестанет на меня злиться.

– Скажи, а если тот человек убьет меня, это будет больно?

– Ты что, Реб? Не бойся его. У тебя есть защитники.

– Да нет, я не боюсь, что он меня убьет. Я ведь мужчина, а мужчинам часто приходится погибать. Но как же Эрин с мамой? Правда, только трус убивает женщин?

Пол положил руку на плечо сына.

– Только самый подлый из трусов поднимет руку на женщину. Реб, я хочу дать тебе слово. Полновесную, большую как небо ковбойскую клятву, как любит говаривать мой дядя Аарон. Клянусь всеми звездами, что ни единая тварь, ползающая под ними, и волоска не тронет на твоей голове.

– Ты не позволишь?

– Конечно, ковбой. На то она и клятва. Теперь с тобой ничего не случится. Я просто не допущу этого, и все тут.

– Ты никогда не будешь обманывать меня? Обещаешь?

– Обещаю. – Пол положил руку на сердце. – Я никогда больше не солгу тебе – ни словом, ни делом.

Реб бросился ему на шею. Пол обнял сына и второй раз за день едва не зарыдал в голос. Он чувствовал себя опустошенным и в то же время переполненным самыми противоречивыми чувствами. Радость и боль; страх и любовь. Он забыл, насколько безоглядна и всепоглощающа любовь к собственным детям. Но в это мгновение он вспомнил все, о чем не позволял себе думать долгие годы. Теперь Пол точно знал, от чего отказался шесть лет назад.

– Реб! – Пол понизил голос до шепота. – Это секрет, но тебе я скажу. Я уезжаю в Майами. Завтра, если все пройдет как надо, тебе больше некого будет бояться.

– Обещаешь?

– Обещаю сделать все, что только смогу.

Пол нашел Лауру в студии – она стояла перед полотном с кистью в руках.

– С Ребом все хорошо, – сказал он. – В том смысле, что мы как будто сможем найти общий язык. Если только еще не поздно.

– Все в твоих руках. Дети незлопамятны.

«А взрослые?» – хотел спросить он, но сдержался.

– Я уезжаю. Вернее, улетаю.

Лаура явно хотела что-то сказать. Он понял по ее глазам: с языка у нее просятся какие-то слова, но она не станет их произносить. «Что же это за слова?»

– Что-нибудь еще? – спросил он. – Скажи...

– Позаботься, чтобы Мартин Флетчер больше не причинил вреда ни одному ребенку.

Он кивнул:

– Мартин Флетчер впредь никому не причинит вреда.

Лаура отвернулась и провела кистью по полотну, хотя мало что видела – глаза застили слезы. «Ненавижу тебя! Нет, люблю. Как же хочется повернуться и броситься тебе на шею!»

Пол молча стоял, мучимый желанием взять ее за плечи и прижать к себе. Но он лишь глубоко вздохнул, повернулся и пошел прочь. Его трость мерно постукивала в такт шагам. По дороге к нему присоединился Рейни.

Лаура услышала, как хлопнула входная дверь, упала в кресло и зарыдала.

Снаружи Торн придерживал дверцу, пока Пол залезал в машину.

– Я позвоню насчет фургона и заберу их на яхту, – сказал Торн.

Пол посмотрел на него, потом на часы.

– Оставь. Это сделаю я. Не обижайся, но я должен сам все проверить. А ты возвращайся в дом. И глаз с них не спускай. Я пришлю сюда кое-кого на помощь. Оставайся на страже. У меня есть еще немного времени. Все устрою до отлета.

Торн смотрел вслед машине, пока она не скрылась из виду, потом перевел взгляд на небо. Ветер с головокружительной скоростью гнал к северу тяжелые облака. В воздухе пахло дождем. Торн подумал о множестве дел, которые предстояло переделать за вечер.

Ева стояла с чемоданом на пороге своего дома. Нынче утром бренные останки мистера Пазла подобрала мусорная машина, Ева же мрачно наблюдала за этой процедурой из окна. Ларри продул Сьерре пять долларов, побившись об заклад, что сердце хозяйки дрогнет и она снова вытащит пса из ящика.

Ева облачилась в плащ из шотландки. Ее плечи и голову покрывал шарф, испещренный немыслимым узором из цветов, виноградных лоз и прочей зелени. Плетеную сумку она прижимала к груди. Вскоре у дома остановилось желтое такси. Водитель выбрался из машины и направился к крыльцу.

– В аэропорт, мадам?

Миссис Флетчер пнула ногой чемодан.

– Заберите это.

Водитель поднял его и понес к машине. Ева двинулась следом, не спуская глаз с багажа. Таксист поставил чемодан в салон и протолкнул поглубже.

– Поезжайте осторожно, – распорядилась она, устроившись на заднем сиденье. Ларри Барроуз мысленно усмехнулся и сдвинул на затылок форменную фуражку. Доселе он видел наряды Евы только в черно-белой гамме и был совсем не подготовлен к убойному зрелищу шарфа и темно-зеленых очков «кошачий глаз» в оправе, щедро усыпанной фальшивыми бриллиантами. На молочно-белом лице старухи злобно кривились алые губы. Ева выглядела как настоящая, хотя и увядшая наконец кинозвезда, улепетывающая от репортеров после позорного провала. Или отбывающая на заслуженный отдых престарелая шлюха.

– Собрались в путешествие? – поинтересовался Ларри.

– Я не обсуждаю свои личные дела с обслуживающим персоналом, – отрезала она. – К внутренним авиалиниям.

«Ничего себе! – мысленно возмутился Ларри. – Нашла обслугу!»

Поездка протекла в обоюдном молчании. Ларри притормозил у обочины точно под надписью «Внутренние авиалинии».

Она протянула ему двадцатку – ветхую, местами добела вытертую купюру. Ларри безуспешно попытался всучить сдачу.

– Оставьте себе, – разрешила Ева. – Водите вы хорошо и ведете себя прилично.

Она протянула билет служителю, а Ларри тем временем забрался обратно в машину и поехал к соседнему входу в аэропорт. Остановившись, Ларри вышел, открыл багажник и живо сменил тенниску, тужурку и форменную фуражку на синюю рубаху, спортивную куртку, слаксы цвета хаки и мокасины. Нацепил роговые очки и слегка пригладил гелем волосы, проведя по шевелюре частой расческой. Он извлек дипломат, захлопнул багажник и направился в аэропорт. С тротуара сошел полицейский, сел в машину, позаимствованную на подвернувшейся стоянке, и отогнал ее назад. Стефани, поджидавшая Ларри, взяла его под руку. Минуту спустя они вошли в здание аэропорта и продефилировали в двух шагах от миссис Флетчер, которая сидела, вцепившись в свою сумочку, и обозревала в окно зал ожидания.

На борт самолета Ева поднялась в числе последних пассажиров. Ларри и Стефани, давно уже занявшие места, сидели как на иголках: самолет заполнялся людьми, а их подопечной все не было. Они уже решили, что старая ведьма переменила планы, но тут она появилась и заняла кресло рядом с человеком в красном свитере. Последними на борт поднялись двое в форме служителей аэропорта.

Самолет вырулил на взлетную полосу и взлетел. Ева сразу же откинула с головы шарф и погрузилась в изучение журналов.