Последняя поэма - Страница 145
Она все плакала, ну а потом сильно полыхнули ее очи — подумалось, что вновь пришел небесный олень — почувствовала она цветущий, весенний аромат. И только взглянув себе в руки, обнаружила, что держит кулек с семенами — из него то и поднимался аромат.
— Ну что ж… — вздохнула Вэлда. — Домой без еды мне возвращаться не велели. Построю-ка я себе новый дом…
И, действительно, чувствовала она в себе столькие силы, что и постройка нового дома представлялась ей делом вполне возможным — даже и то, что у нее не было никаких необходимых для такого дела инструментов нисколько не смущало маленькую Вэлду. Вот увидела она почти полностью занесенные снегом заросли кустарника, да и направилась к ним, намериваясь построить для начала хижину из веток.
И тут появились волки. Это была довольно большая, и, судя по отвислым бокам, очень голодная стая. Впрочем, даже если бы была и не стая, а только один волк — все равно не смогла бы с ними совладать девочка. Не испугалась Вэлда, просто вздохнула, и закрыла глаза, радуясь тому, что перед смертью пережила она такое чудо. Долго она так стояла, все ожидала, когда вцепятся в нее волчьи когти — так ничего и не дождалась, и как открыла глаза так и не поверила им. Оказывается, волки вместо того, что бросаться на нее, начали возводить избу. Да и не только волки были. Пришло еще и целое семейство белых медведей — они принесли бревна, которые и складывали в стене. Вэлда так и стояла изумленная, а через час изба — та самая изба, в которой мы сейчас сидим, была уже возведена. Кустарник, а еще пучки соломы, которые неведомо из каких далей принесли птицы, пошли на утепление стен и на крышу. Избушка вышла не большая, но такая ладная, такая стройная, что любо дорого было на нее глядеть. Рассмеялась Вэлда, и подошла к каждому из своих помощников, каждого обняла, каждого в лоб поцеловала. А тут прибежал уж медведь дверь открывает, приглашает, стало быть, в горницу войти. Вошла Вэлда, видит этот самый стол, а на нем белочки суетятся, последние кушанья для нее расставляют. Вэлда уж ничему не удивлялась, только всех благодарила и улыбалась — вот уселась за стол, видит, что все ее друзья в нерешительности стоят — и их пригласила, на всех еды хватило, и такой еды замечательной, что Вэлда никогда такой и не пробовала.
А сразу же после обеда вышла она на двор, и увидела, что там уж куницы хвостами своими пушистыми снег сметают, и что земля уж открывается. Тут прибежали олени, но не небесные, а обычные, северные олени — тоже, правда, красавцы стройные. И вот рогами своими взрыхлили они землю. Вэлде оставалось только посеять семена…
Ну а дальше — потекли для девочки дни новой, непохожей ни на что бывшее прежде жизни. Просыпалась она обычно с первыми лучами зари, и тут же шла в свой сад. Семена в несколько дней проросли, а еще через неделю поднялись ей уже по пояс — это были те самые, дивные растения, которыми любовалась она, когда пребывала в садах небесного оленя. И каждое из этих растений она любила как брата, и каждое из них знала по имени — если бы хоть одно погибла, то его гибель была бы для девочки такой же трагедией, как гибель близкого человека. Она и не замечала, как преображается украшенная прежде лишь одинокой, погнутой березой вершина холма — в основном благодаря ее заботам там расцветал небесный благоуханный сад. Целый день проводила она в общении со своими новыми сестрами и братьями — растеньями, ну а звери верно служили ей — приносили еду, укладывали стол.
Неделя за неделей проходила — долга, почти нескончаема северная зима. Из поселения по ночам видели дивное сияние, которое поднималось над холмом Вэлды, но они то думали, что — это исходит из небес. Но однажды проходили поблизости охотники и… нет — они не заметили сада, так как очень утомились. Нет сама Вэлда стремительной тенью бросилась к ним на сани, и стала развязывать оленя, которого они везли. Она даже и не поняла сначала, что олень уже мертв, а когда поняла, то так разрыдалась, что, право, нельзя было глядеть на нее без сострадания. А охотники остановили сани, глядели на нее с изумлением, а затем — медленно опустились на колени.
— Кажется — это наша Вэлда. — тихо, с благоговением прошептал один из них.
— Да нет же… — молвил другой. — …Может и была когда-то, но теперь… Ты только взгляни — небесные духи преобразили ее…
Тут испугалась Вэлда — о чем это таком говорили охотники. Каким это образом она преобразилась? Ведь за все время с возвращения, она еще не видела своего отражения. И тогда она стала молить, чтобы охотники дали ей какое-нибудь зеркальце. Зеркальца у них не нашлось — зато отточенный клинок охотничьего кинжала хорошо послужил для этой цели. И Вэлда увидела, что вся она сияет, что плоть ее стала призрачной, почти воздушной, словно бы из света звезд сотканной — неудивительно, что голодные волки на нее не позарились — можно ли насытить свою утробу звездным светом?.. Лик был такой прекрасный, и так приятно было избавиться от страха, что она счастливо рассмеялась, и стала в эти мгновенья такой прекрасной, что охотники принесли ей такую мольбу, какую приносили разве что небесным божествам. А еще через несколько минут, они с сияющими ликами, словно дети малые носились по ее саду, и смеялись, ибо верили, что попали в лучшую, вечную жизнь. Вэлда же тем временем приложила к ранам оленя целебные коренья — и они сделали, казалось бы невозможное — вернули его к жизни. Благодарственно взмахнул он рогами, да и умчался на снежное раздолье… И только когда он убежал, то поняла Вэлда, что ради его спасения вырвала одного из своих братьев — в первое мгновенье боль кольнула сердце, ну а потом — поняла она, что именно так и надо было поступить, что ради спасения жизни этого оленя и поднялся он из земли. Так же поняла она тогда, что и многие из тех растений, которые так любила она предназначены для излечения разных болезней, для придания сил. Были среди них, конечно, и такие, которые и выросли специально для того, чтобы ублажать взоры — она приняла это как должное, и с помощью этих растений изготовила для своих гостей охотников кушанье столь вкусное, наделенное столь могучими целебными свойствами, что, когда они вернулись в деревню, то их и не узнали сначала, приняли за гостей из какого-то заморского, дивного племени. Ну, а потом, как узнали, как пошли расспросы — тут предела не было удивлению. Тут и радость была, и даже испуг — но только недоверия не было, так как стоило только взглянуть на просветленные лики охотников, как сразу ясным становилось, что действительно пережили они что-то такое небывалое. И все, кроме мачехи и дочерей ее были рады возвращению Вэлды, так как все ее очень любили, знали девочкой доброй, скромной, трудолюбивой. Мачеха же вернулась домой сама не своя, вся бледная, да и шипит дочерям, которые все время на печи грелись:
— Вот так да — вернулась наша негодница. Да не одна, а с чудесами!.. Вот как расскажет, как мы ее в лихой мороз на погибель выгоняли, так и несдобровать нам…
Стали они тут думать, как бы можно было от такой угрозы избавиться да так ничего и не придумали, ну а к Вэлде в тот же день отправилась чуть ли не вся деревня. Не описать их счастья и восторга, когда увидели они ее сад, ну а когда она сама, вся сияющая, вся сотканная из звездного света вышла к ним навстречу — вышла, неся в руках только что испеченный, такой ароматный и дышащий, словно живой каравай — вышла в окружении служащих ей зверей и птиц, то все в величайшем благоговении опустились перед ней на колени. Не привыкла к такому обращению Вэлда и потому очень смутилась, стала просить их, чтобы они поднялись. И тут увидела одну из своих сестер, которая по навету мачехи, чтобы выследить, что к чему, пришла с остальными, и пряталась теперь в задних рядах.
— Что же ты, сестра моя дорогая, что же ты не выйдешь ко мне? Или боишься?.. Быть может, думаешь, что я в обиде на тебя и на других домашних?.. Так нет же — я всех, всех вас очень люблю! Позови и матушку, и остальных сестер…
Побежала эта сестра в деревню, и, когда рассказала о том что было мачехе, то та потемнела лицом, и отправилась к Вэлде как на казнь. Однако, когда она пришла то и ее, и сестер ждал такой радушный, воистину небесный прием, что все то доброе, что было в их душах, изгнало все злое, и они, просветленные, зажили новой, счастливой жизнью.