Последняя обойма - Страница 41

— Я? Нет… — желание сказать правду и излишня осторожность боролись в душе этого по-своему честного человека.

— Говори, Аслан, — твердо потребовал амир, заметив колебания в голосе Мукомаева.

Аслан поморщился, словно от внезапно подступившей боли, и опустил глаза.

— Среди твоих воинов идут нехорошие разговоры. Говорят, что ты чем-то прогневил Аллаха, и удача покинула тебя. — Он умолк. И словно оправдываясь: — Так говорят…

— Ты зря боялся, я уже давно знаю об этом, — бросил амир и брови Мукомаева вздернулись вверх.

— Да, да, у меня свои методы! — и Аслан понял, что у Хана хватает собственных наушников. Тогда непонятно для чего он позвал его?

— Только мне сказали, что раздор сеешь ты…

— Я? — было видно, как посерело лицо вздрогнувшего от подобной напраслины Мукомаева. — Я? Да я… — Аслан начал подниматься.

— Сядь! Если бы я верил в подобное, ты бы сейчас здесь не стоял!

— Да, — помощник амира был вынужден согласиться с утверждением Хана. Попадавшие к нему в немилость долго не жили…

— Собственно, я позвал тебя для совета.

Аслан сразу подобрался, готовый выслушать предложение амира, но тот вместо этого лишь пристально посмотрел ему в лицо. Хан не собирался говорить о своих планах, он ждал, что скажет ему он, Аслан Мукомаев. Значит, когда амир сказал, что не верит наветам, он лукавил. Теперь было главным сказать и не ошибиться в сказанном.

— Собери всех своих воинов, — Аслан заметно волновался, но голос его был твёрд и спокоен. — Ты должен показать всём свою силу. Возьми город, районный центр, большое село. Сделай так, чтобы о тебе заговорили все телеканалы мира, и люди снова в тебя поверят, — закончив говорить, Аслан понял, что сделал все правильно. Суровое лицо Хана осветилось улыбкой.

— Я надеялся, что именно это ты и посоветуешь. Посылай людей. Сбор через десять дней у старой Н — кой базы. Теперь ступай и пусть выходят тотчас же…

Не слишком большая площадка, на которой расположились готовящиеся показать свою силу моджахеды, с западной стороны была окружена идущими друг за другом невысокими, но густо поросшими молодыми деревьями буграми, миновать которые представлялось возможным лишь по одной-единственной зигзагообразно петляющей тропе. С южной — её окружали толстые, в полтора обхвата, росшие сплошняком деревья, а уже за их спиной круто поднималось вверх оголовье высокого хребта с раскинувшейся по его верху огромной, старой и давно заброшенной базой. К северу же от лагеря моджахедов площадка сперва обрывалась многометровым рвом, а уже потом за ним начинался лесистый склон, выводивший на широкую, метров до двухсот, хребтину, что через несколько сотен метров подступала к большой, заросшей высокими травами, луговине, с бегущей через неё речкой и проложенной вдоль берега дорогой. Дальше, сразу же за обочиной вырастал невысокий подковообразный гребень — начало очередного хребта, метрах в ста пятидесяти суживающийся в узкую, обрывистую горловину, затем резко раздавшееся в стороны, превращаясь в широкий хребет, и с этого же места уходя к северу начинавший медленно, но неуклонно снижаться, постепенно сбегая на нет. Следуя по нему, уже через три километра можно было выйти на лесную опушку прямо напротив запланированного к захвату селения. Где-то там, у подножия этой самой хребтины располагалось две или три пещеры, заполненные неприкосновенным запасом и надежно минированные. С восточной же стороны идущая через лагерь и петляющая среди деревьев тропинка сперва пересекала вырытые много лет назад и уже поросшие травой разветвлённые окопы, затем, убегая вниз, соприкасалась с оставшейся ещё с мирных времён дорогой, следом ныряла в небольшой ручеёк, через полсотни метров впадающий в узкую каменистую речушку, не обозначенную ни на одной Российской карте. Если идти дальше, следуя едва заметным извивам тропы, то через некоторое время можно было пересечь ещё одну речушку и, поднявшись по крутому подъему, выбраться близ старых могил с огромными надгробными камнями, стоявшими на обочине грунтовой дороги, а уже двигаясь по ней на северо-запад, через полчаса оказаться в родовом селении амира…

Воины Аллаха, отдыхая на этой временной базе-днёвке, чувствовали себя в полной безопасности. Артиллерией их было не достать, а русскую спецуру Хан и его люди на этот раз не боялись, десятикратное численное превосходство над любой группой спецназа придавало им силы и уверенность в победе. К тому же обнаружить хорошо замаскированные дневки было возможно лишь, буквальным образом, уткнувшись в одну из них носом. Кроме того, со всех сторон лагеря были выставлены посты охранения, на каждом из которых и днем и ночью бдительно несли службу от трех до пяти боевиков. Единственное, что могло доставить моджахедам хлопоты — это русские вертолёты. Но с каждым годом и месяцем их барражирования над лесом становилось всё меньше и меньше. По всему чувствовалось, что вскоре боевое применение авиации окончательно сойдёт на нет. Но и вертушки не страшили собравшего силу в кулак Хана — помимо того, что сверху от пролетающих винтокрылых крокодилов лагерь укрывали разлапистые ветви деревьев, так ещё и на самый крайний случай в отряде имелось три ПЗРКа «Игла».

Хан был доволен, почти полторы сотни моджахедов явилось под его знамена. Не было таких, кто бы проявил слабость и отказался участвовать в объявленном эмиром рейде, и уж тем более, не было слабых духом, кто бы сложил оружие и пошёл на сотрудничество с новой властью. Те полтора десятка сдавшихся — добровольно сложивших оружие — не в счёт, он сам приказал им явиться с повинной. Хан глядел в будущее и понимал: в стане врага ему нужны свои люди, а «бывших» охотно брали местные силовые структуры.

— Аслан! — тихо позвал развалившийся в своём «шатре» амир. Большая шестиместная палатка и впрямь могла бы называться шатром, но сегодня он мог себе позволить жить по шахски. Его жилище было надёжно укрыто с воздуха, а с земли его защищали многочисленные воины. Почти сорок днёвок — палаток, от маленьких, рассчитанных на двоих, сделанных из тонких ореховых веток и накрытых полиэтиленовой пленкой, до огромных, вмещавших в себя до десяти боевиков, были разбросаны по близлежащим кустам, образуя вокруг шатра своего предводителя мощный живой щит.

— Аслан! — уже более громко, с явным нетерпением в голосе, крикнул Хан.

— Ты звал? — откинув полог, в шатёр вошел чем-то озабоченный Мукомаев.

— Да, я хотел уточнить у тебя, готов ли макет местности? — спросил собиравшийся ставить задачу амир.

— Заканчивают, — было видно, что Аслан колеблется.

— Тебя снова что-то беспокоит?

— В районе пункта А… русские произвели десантирование разведгруппы… — Аслан понял, что его колебания были напрасны. Хану стоило знать о возможном появлении противника.

— Откуда у тебя такие сведения? — амир не выглядел удивлённым.

— Их видели, — уточнять, кто и когда, Аслан не стал. Хан знал, что если бы это были непроверенные люди, помощник обязательно упомянул бы об этом. А даже амир не должен был знать всех. Аллах не всегда бывает милостив настолько, чтобы лишить языка отступника, а человек слаб. Кто может поручиться за его тело и разум?

— Ты считаешь, что они могут обнаружить следы наших людей?

— Я почти уверен, что так и будет.

— И что? Пусть приходят, они найдут здесь только свою смерть! — лицо хана засветилось самодовольством. — Стоит им приблизиться сюда, и у них не будет ни единого шанса.

— Разве мы собирали всю эту силу для этого? — Аслан повел рукой за пределы шатра.

— Ты думаешь… — Хан невольно задумался. Он был уверен, что если сюда придут русские, погибнут все до одного и сразу, но Аслан был прав: в этом случае его планы окажутся под угрозой. Что смерть полутора десятков солдат, пусть даже и спецов, если об этом не станет известно всему миру? Нет, ему нужно было нечто громкое! И захват населённика как раз мог стать тем самым громом средь ясного неба над якобы усмиренной Ичкерией.