Последняя неделя лета (Квинт Лициний 2 - вбоквелл) (СИ) - Страница 7

- Ладно, не заводись, - с благодарностью положила Тома свою ладошку на руку Яси, - все уже хорошо. Это же просто мальчишки. Глупые, самодовольные мальчишки. Вот представь, что этот Костя, размером с палец, стоит сейчас у тебя на ладошке и, так же, надуваясь, поет всякие пошлости тоненьким писклявым голоском. А ты его, хвать, и сжала. А он выпучил глаза, моргает ими, а ничего сказать уже не может, только рот как рыба открывает. А ты все сжимаешь руку и сжимаешь и спрашиваешь его "Ну як, допомоглы тоби хлопчыку твои нимци?" Представила?

Яся представила и, не сдержавшись, прыснула. За ней прыснула Тома. Злость мгновенно улетучилась и заменилась весельем.

Девчонки, оглянулись, увидели, что мальчишки уже скрылись за изгибом берега, и, не сговариваясь, выскочили из платьев, в одних купальниках, с визгом и брызгами с разбегу бросились в море.

А море, теплое и ласковое Азовское море, с любовью приняло их в свои объятья.

Тот же день. Там же. Полночь.

К ночи ветер усилился и начал трепать занавески через полуоткрытую балконную дверь. Тени от нее метались, образуя загадочные фигуры, быстро и неслышно пробегающие по потолку. Где-то рядом, практически неслышимый, но от этого не менее противный, тоскливо выл на одной ноте недобитый комар.

Несмотря на плотный и вкусный ужин, усталость после купания, и все дневные переживания и события, Тома все никак не могла уснуть. Луна, отражаясь от окна балконной двери, казалась глазом чудовища, заглядывающего в комнату и выискивающего жертву. Тома встала, чтобы закрыть балконную дверь и усмирить пляшущие занавески, тем самым прикрыв ими, нахально пялящуюся на нее, луну, но не удержалась и вышла на балкон.

Теплый ветер, уже несущий в себе легкую прохладу ночи, как будто караулил ее. Резким порывом он проник под взметнувшуюся ночную рубашку и прохладным языком прошелся по всему ее телу от коленок к груди. Тома вздрогнула, инстинктивно прижала рубашку к телу, зажала ее коленями, и, даже, чуть попятилась назад, но тут же остановилась, отпустила рубашку и шагнув вперед, с удовольствием подставляя тело ночному ветру.

Под антрацитом непривычно черного неба, усеянного удивительно яркими звездами, высоко в небе висела луна. Под ней, переливаясь всеми оттенками от темно-синего до черного, разбрызгивая капли серебра, разбившегося о море отражения луны, накатывали на берег волны. Движение их сопровождалось мягким рокотом, переходящим в недовольное шипение после встречи с берегом.

В доме оказалось две спальни. Обе на втором этаже, поэтому девочки, почувствовав неожиданную свободу, легли спать каждая в своей спальне. Для Томы это было непривычно. В предыдущие годы, когда они однажды тоже вместе ездили на море, они спали вместе в одной комнате. Тома улыбнулась, вспомнив, как они, тесно прижавшись, мелко дрожа, рассказывали друг дружке страшные истории про черную руку и прятались, от нее же, обнявшись, под одеялом. Радость от свободы, а также от известия, что операция у дяди прошла успешно, внезапно прошла и Томе стало одиноко. Как там Яся? Ощущает ли она те же чувства? Прошла ли и у нее эйфория от свободы и вседозволенности? Тома была уверена, что Яся уже спит, но ей, непонятно почему, все равно захотелось оказаться рядом с ней. Тома вышла из комнаты и, стараясь идти бесшумно, она прошла по коридору к спальне Яси и остановилась у полуоткрытой двери. В отличие от ее спальни, в спальне Яси было тихо. Балконная дверь была закрыта, занавески задернуты, но, даже сквозь задернутые занавески, луна топленым молоком заливала постель Яси.

На душе Томы стало тепло и, уже не чувствуя себя одинокой, она собралась развернуться и выйти, как вдруг заметила шевеление под простыней Яси. Первой мыслью у нее было, что это паук, и она чуть было не завизжала, но тут же поняла, что это не паук, это пальчики Яси, ритмично и еле различимо движутся под простыней.

Ноги Томы вдруг ослабели, а сердце бешено забухало в груди. Она попыталась попятиться, но у нее ничего не получилось. Беззвучно зажав рукой рот, замерев, она неотрывно следила, как ритм колебаний руки Яси стал нарастать. Внезапно рука Яси остановилась, от кровати донесся еле слышимый стон, а тело Яси задрожало и выгнулось.

Тут Тома с беспощадной ясностью поняла, что если она сейчас скажет хоть слово, хоть как-то выдаст себя, то ее многолетней дружбе с Ясей придет конец. Они больше никогда не смогут, не то, что разговаривать друг с дружкой, они даже не смогут больше посмотреть друг другу в глаза. Ноги ее вдруг ожили, и, сделав быстро и бесшумно шаг назад, она отошла от двери Ясиной спальни и на цыпочках прокралась в свою спальню.

Как можно быстрее она запрыгнула на свою кровать, задрав при этом рубашку себе практически до груди, но, даже не заметив этого, тут же укрылась одеялом с головой и со всей силы зажмурила глаза. Сердце бешено колотилось у нее в груди. Она почувствовала как, непонятно откуда взявшийся пот, прямо стекает по ее груди, а ноги стали ватными и начали мелко дрожать. Она опустила руки, попытавшись остановить дрожь ног, и, вдруг, с удивлением, почувствовала, что пальцы ее коснулись чего-то мокрого. "Неужели я описалась?" - промелькнула мысль, от которой она поежилась и покрылась мурашками. Преодолев внутреннее сопротивление, она понюхала пальцы и расслабилась. Это было не то, что она подумала. Это было что-то совсем другое. Пахнущее совсем по-другому. От этого запаха, почему-то, сладко заныло внизу живота. Тома отдернула рубашку, крепко зажала ее ногами, повернулась на бок, засунула голову под подушку и постаралась уснуть. Удивительно, но ей это удалось.

Вторник, 23 августа 1977 г, утро

Свист, возникший непонятно откуда, проникал в голову, всверливался через глаза, вызывал резь и жжение и сверлил уже затылок изнутри головы. Тома открыла глаза и поняла, что режет глаза ей не свист, а солнце, отражающееся от стекла балконной двери. Но, свист, резкий и продолжительный, вдруг снова возник, и она поняла, что он раздается снизу, с улицы.

Тома встала, протерла заспанные глаза, накинула халат и выглянула на балкон. Внизу, засунув самозабвенно пальцы в рот, предавался художественному свисту их вчерашний знакомец. Двое других стояли невдалеке, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Рядом хлопнула балконная дверь и на соседний балкон вышла не менее заспанная Яся. Тома взглянула на нее, почувствовала, что краснеет, отвернулась, и, чтобы скрыть эту свою реакцию, крикнула вниз:

- Ты чего рассвистелся шантрапа?

- Вставайте граф, рассвет уже полощется! - ответил, широко улыбаясь, Костя. - Вернее графиня!

- Какая я тебе еще графиня? А ты, что, грамотный, да? Визбора наслушался и теперь считаешь, что можешь всех по утрам будить?

- Все, девушки, хватит пререкаться, нас ждут великие дела! - ответил Костя, как бы даже не замечая возмущения Томы. - А именно рыбалка! Вставайте и собирайтесь, пока клев не кончился!

- Я сейчас дядю позову! - пригрозила Тома.

- А нету никакого дяди, - весело ответил Костя. - Увезли дядю.

И, заметив, что Тома недоуменно смотрит на него, добавил:

- Разведка донесла. Ну Танька, внучка бабы Мани сказала. И то, что уже нормально все с дядей, тоже сказала. Ну хватит вам уже межеваться. Быстро одевайтесь и на выход!

- А поехали! - вдруг сказала, сладко потянувшись Яся. - Что нам целый день на пляже валяться? Скучно же.

И улыбнулась Томе, радостно и светло. Тома с трудом перевела взгляд на Тому, вспыхнула, но потом, встряхнув головой и как бы прогоняя этим глупые мысли, тоже улыбнулась ей и повторила:

- А поехали!

Волны мягко качали проплывающую мимо берега лодку.

- Вот это левиафан! - восхищенно проговорила Яся, глядя из-под руки, приставленной козырьком к голове, на лежащий на берегу скелет огромной рыбы.