Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1 - Страница 61

После окончания войны он оказался вне поля внимания общественности, так как свидетелей его дел не осталось. Правда, швейцарские власти подозревали, что некоторые банкиры из их гордившейся своей нейтральностью страны выдали немцам своих клиентов. Именно тогда ввели абсолютный запрет на выдачу информации о счетах клиентов кому бы то ни было и по какой бы то ни было причине.

Так родилась знаменитая секретность и неприкосновенность швейцарских банков. Бовуажье же, будучи очень способным человеком, успешно продвигался по службе, и в 1960 году стал совладельцем банка, благо средства позволяли. Однако в конце концов машина правосудия добралась и до него. Прямых доказательств его сотрудничества с нацистами не нашлось, но проявилась масса косвенных улик. По просьбе знаменитого охотника за нацистами Шимона Визенталя личностью почтенного банкира занялся Интерпол. Когда же и они не смогли собрать прямых доказательств, то решили сыграть ва-банк, обратив внимание на любимую племянницу Бовуажье – Марлен, склонную к авантюрам. Поймав ее на очередной мелкой афере, которую девчонка провернула просто так, из интереса, ее завербовали, причем достаточно быстро. Марлен особо не возражала, если не сказать больше. Роль секретного агента, занимающегося выявлением не очень чистых на руку бизнесменов, ей понравилась, и она начала учиться в спецшколе Интерпола.

Через год после окончания учебы Марлен, получив свое первое серьезное задание, опешила. Еще бы: ей в разработку поручали собственного дядю! Но авантюрное начало девушки одержало верх, и она согласилась. Раскрутку провела вполне профессионально, в течение полугода вытащив из родственника все, что можно. Стареющий господин Бовуажье забыл простую истину: предавать могут только свои… Все сведения, что Марлен удалось добыть – а дядюшка разговаривал с нею весьма откровенно и честно, – отправили к Визенталю. Через три месяца банкир-пенсионер погиб в автокатастрофе.

Истинного итога своей работы с Бовуажье Марлен так и не узнала. Она даже думала, что дяде повезло: попасть в аварию и закрыть таким образом все счета – разве не удача? Ведь после услышанного она стала считать любимого дядюшку монстром. Затем ей дали задание по раскрутке еще одного бизнесмена, работавшего с нацистами, и опять она великолепно справилась с ним. И так было еще несколько раз. А вот последнее задание – Кузнецов – оказалось сложнее. Марлен влюбилась, отчаянно и сильно.

Слежка за ним началась, когда один из денежных переводов в Бейрут провели через французский банк BSG. Франция, занимающая первое место в Западной Европе по количеству случаев отмывания денег, очень чувствительна к подобного рода делам. Когда информация о подозрительном переводе легла на стол директору банка, он тут же обратился в полицию, откуда сигнал пошел в Интерпол. Тогда-то, после предварительной проверки личности господина Гонзалеса-Зусмана и выяснения фактов его биографии, и решили начать его разработку. Марлен считалась идеальным кандидатом для этой операции, ведь в прошлом они были знакомы.

Картина усложнилась. Если французы засветятся и «папаша» насторожится, заподозрив слежку, то он прикроет свои операции, заляжет на дно и станет настолько осторожным, что приблизиться к нему мы не сумеем. Подключаться же к расследованию Интерпола мы не могли, да и не хотели. Если на какой-то стадии случится утечка информации, что в этой организации бывало, то весь мир узнает, что Моссад интересуется моим будущим родственником.

Я продолжал ждать звонка «папаши» насчет работы для меня, но неделя проходила за неделей, а он на связь не выходил. Те м временем Кею удалось уговорить руководство Интерпола временно приостановить разработку Кузнецова-Зусмана; взамен адмирал пообещал, что будет делиться с ними информацией. Как бы то ни было, в этом деле мы пока оставались одни. Таким образом, у меня выдалась передышка, чтобы тщательно и не торопясь подготовиться к операции. Но уже через месяц относительного спокойствия Рафи вызвал меня на встречу.

На этот раз мы встретились в Париже. Как обычно, кратко обменялись информацией, и Рафи без преамбул приступил к делу. А заключалось оно в следующем.

Примерно месяц спустя после нашей последней встречи Зусман занялся очередной переправкой денег из района трех границ. Привлекать меня к этому траншу он не собирался – наверное, еще не закончил проверку моей личности, а может, просто ждал.

Не желая тратить время на бессмысленное ожидание, Рафи решил спровоцировать события. Ясным весенним днем он подошел к Марлен на центральной площади Франкфурта, где она прогуливалась по магазинам, представился спецагентом ЦРУ, усадил в машину и начал допрашивать. Затем, используя не совсем приятные детали ее недавнего прошлого, начал вербовать на работу в качестве секретного агента, обещая в случае несогласия солидный тюремный срок за связь с русским криминалом, финансирующим террористов. По его словам, американские законы предусматривали за такую деятельность пожизненное заключение, а ей, как сообщнице, лет десять–пятнадцать. Марлен начала рыдать, клясться, что ничего не знала и конечно же согласилась сотрудничать с такой всесильной организацией, как ЦРУ. Правда, ни слова лишнего при этом не произнесла, даже не упомянула своих истинных работодателей. Рафи протянул ей бланк с текстом, подтверждающим согласие работать на ЦРУ, который она тут же подписала.

Почти двухчасовая беседа прошла гладко, даже слишком. Как и полагалось, первый допрос не был длинным. Рафи назначил ей встречу через два дня на том же месте, чтобы закончить вербовку официально. Теперь оставалось только ждать ее реакции.

Рафи предполагал, что Марлен, уже пытавшаяся защищать «папашу» от Интерпола, наверняка предпримет какие-нибудь шаги, чтобы обезопасить его и от ЦРУ, и возможно, свяжется со своей организацией. И не ошибся. Опасаясь прослушки квартиры, Марлен сочинила «папаше» записку, описав встречу с представителем ЦРУ. Сообщила, что ей показали фотографии его помощников, доказывавшие, что за ними установлена постоянная слежка. В Интерпол же о вербовке не сообщила. Расчет Рафи в общем-то был несложным: если вышли на помощников, то их услугами пользоваться больше нельзя и, следовательно, нужно привлекать новых, незапятнанных и никому не известных. А кто сейчас под рукой и кому можно доверять? Получается, только родственнику.

В следующий раз Рафи и Марлен встретились, как и планировалось, через два дня. Теперь сотрудники Рафи допрашивали ее уже по-настоящему: заставили сочинить многостраничные анкеты с вопросами о прошлом, родственниках, друзьях и еще много о чем. Затем ей пришлось заполнить бланки психологических тестов, потом опять вопросы, вопросы, вопросы… Марлен вела себя великолепно. Настоящая актриса! Иногда со слезами или улыбкой, иногда бурча что-то, она исписала тонну бумаг, ни словом не выдав себя. «Профессионал! – думал Рафи, наблюдая за ней. – Неужели она настолько забылась, что позволила себе влюбиться в уголовника, которого сама же и разрабатывала? Как это могло случиться? Значит, что-то такое есть в этом Зусмане, но что?» Рафи добавлял и добавлял бумаг, чтобы Марлен добросовестно заполняла их – все должно было выглядеть правдиво.