Последняя надежда. Шпионская сага. Книга 1 - Страница 59

Информация оказалась бесценной, и, исходя из нее, конечную цель операции немедленно поменяли. Часть немецких ученых и инженеров, вернее, ключевых специалистов, решили перевербовать и продолжить работу над проектом, но уже с целью опустошения египетской казны, для чего требовалось направить дорогостоящие разработки в ту сторону, где результата быть не могло. Израильтяне рассчитали, что через два-три года у Египта начнутся финансовые проблемы, настолько серьезные, что никакие арабские братья с их нефтедолларами не помогут. Не подсобит и давний друг – Советский Союз, чьи ресурсы ограничены. И тогда Египту не останется ничего другого, кроме как двинуться в сторону Западной Европы и США. А это уже легче.

Так и сделали. Первые вербовки прошли успешно, компромат оказался качественным, и работа по развитию египетской ракетной программы начала набирать обороты, именно в ту сторону, куда ее направил Моссад. Одним из руководителей проекта был доктор Пауль Герке, немецкий ученый, специалист по электронике, последние несколько лет живший в Египте. По данным, полученным от друга Скорцени, Герке завел роман с женой египетского инженера, работавшего под его началом. По мусульманским законам это грозило смертью и ему и ей. Более того, его дочь состояла в интимной связи с высокопоставленным египетским чиновником, отвечавшим за проект, что не так страшно, но тоже карается, ведь в Египте служба безопасности препятствовала любым связям с иностранцами. А тут и отец, и дочь замешаны, в общем, несдобровать никому. Когда в марте 1963 года они приехали в отпуск в Швейцарию, было решено завербовать сразу обоих. В Моссаде начали с дочки, на чем и прокололись. Она испугалась уже во время первой беседы и тут же позвонила любовнику. А тот, поняв, что из шантажа без потерь не выбраться, помчался к своему боссу раскаиваться. Египтяне быстро сориентировались и связались со швейцарской полицией, которая тут же арестовала агентов Моссада. Тайна операции раскрылась, и разгорелся скандал. Поняв, что теперь разорить Египет не удастся, в Израиле вернулись к изначальной версии – закрытию программы. Материалы передали журналистам, и вскоре газеты затрубили о том, что президент Насер приютил бывших нацистов и с их помощью пытается создать атомную бомбу для уничтожения Израиля. Совсем скоро практически все инженеры и ученые, так или иначе задействованные в проекте, отказались от сотрудничества. Те же, кто еще жил в Египте, поняли, чем рискуют, и покинули страну. Кроме того, правительство США предупредило Насера, что ему лучше отказаться от ракетной программы, поскольку гонку вооружений он все равно проиграет Израилю. Видимо, американцы узнали о тайном намерении израильтян разорить египетскую казну. В любом случае, египетское ракетостроение стало невозможным.

Альвенслебен и его люди в те дни внимательно следили за происходящим и собирались организовать операцию по прерыванию ракетной программы Египта собственными силами. Но позднее решили задействовать Моссад. Альвенслебен лично уговорил Йоклика собрать документы о радиоактивной угрозе Израилю, а затем навел оперативников Моссада на его след. Именно эта уловка и сработала. Конечно, методика работы Моссада не всегда ему нравилась. Ликвидации, посылки с бомбами… Альвенслебен твердо убежден, что убивать нельзя. Так написано в Каббале. Только Бог дает жизнь, и только он ее забирает. Святая цель, ради которой убивают, перестает быть таковой. Но с другой стороны, и сотрудников Моссада трудно осуждать. А что им еще оставалось? Программу необходимо было закрывать, она представляла собой смертельную опасность для молодого государства.

Альвенслебен снова улыбнулся, вспомнив одну из серьезнейших операций, в которой ему пришлось участвовать лично.

– Нужно попробовать тот же метод. Правда, времена другие, да и Россия – не Египет… Будет сложно.

Выполнив задание, я заработал несколько слов похвалы от Альвенслебена. Да и Рафи вроде бы доволен мною. Как мы и запланировали, старший научный сотрудник Вышев отправился к профессору Страхову и потребовал уволить нового сотрудника охраны Груздева по причине профнепригодности. Страхов, уже получивший обещание поста директора института после ухода нынешнего, особенно не сопротивлялся. Вообще вся история с протекцией ему была неприятна, а теперь и вообще не нужна. Через пару дней он вызвал меня и сообщил, что по мнению начальника службы внутренней охраны института для работы здесь я профессионально непригоден. В общем, все соответствовало намеченному плану.

Едва дождавшись увольнения, я отправился в Европу за Мариной. К тому времени она уже оправилась от операции и очень спокойно отнеслась к переменам в своей внешности, чем очень меня озадачила. Едва ли не первая фраза, с которой меня встретила Марина, тоже казалась странноватой:

– Ну вот, милый. Как видишь, теперь я даже лучше, чем была. По крайней мере, ни еврейских, ни армянских корней с ходу не разглядишь. Теперь по субботам сможем танцевать в ночном клубе…

Немного помолчав, она добавила все тем же шутливым тоном:

– Главное – чтобы тебе нравилось. Чтобы ты узнавал меня, и вообще…

Я не дал ей договорить, крепко обняв.

Весь день она была оживлена, постоянно улыбалась, болтала без умолку обо всякой чепухе. Разрядка наступила ночью. Я проснулся от тихого плача Марины.

– Что с тобой? Тебе больно?

– Нет. Ничего у меня не болит. Просто я подумала, что теперь нам нельзя иметь детей – они не будут похожи на нас! Их лица будут похожи на наши прежние, а не сегодняшние. Как будто чужие…

Господи! Только это? Есть еще сотни причин, куда более серьезных, не позволяющих нам никаких детей. Но говорить ей об этом сейчас я не имел права. Мне только и оставалось, что обнять ее, прижать к себе и долго-долго шептать на ухо какие-то слова, успокаивать ее, укачивать, пока она не заснула в моих объятиях.

Из Швейцарии мы уехали в тот же день. Ближайшие месяцы я решил переждать в Голландии, где Марине нужно было закончить учебу, а меня ждало задание по обезвреживанию Зусмана. Как начать операцию, я уже придумал, и Рафи меня поддержал. Я решил сказать Кузнецову, что я – полицейский, и после обезвреживания криминальной группировки, в которую внедрился, должен скрываться. После таких дел, особенно по окончании суда, мне опасно оставаться в Израиле, к тому же меня раскрыли, да еще и на Марину вышли. Вот почему мы сбежали из страны и поменяли ей внешность.

Я понимал, что со временем «папаша» догадается, что я собой представляю. Думаю, таких, как я, он должен чувствовать, что называется, кожей. Уж лучше мне «раскрыться», чем вызывать его подозрение. К тому же я еще смогу пожаловаться, что в страну вернуться не могу, да еще и остался не у дел.

Я рассчитывал на то, что Зусману необходим верный помощник. А тут я, да еще почти что родственник, да еще со всеми необходимыми данными! Прямо-таки идеальный кандидат для вербовки! Рафи идею поддержал с энтузиазмом и легенду мою документировал. Так что проверку я пройду без труда. А в том, что «папаша» захочет меня к чему-то привлечь, я не сомневался еще при нашей первой встрече. Ближайший месяц обещал стать счастливым, если это слово уместно в моей ситуации. Я решил не раздражать высшие силы и не торопить, а тем более не провоцировать события.

Примерно через пару недель, договорившись с Рафи, я позвонил «папаше» и сообщил, что хотел бы встретиться с ним. Он довольно легко согласился, и мы решили увидеться через неделю в Вене.