Последняя мистификация Пушкина - Страница 114
И тут нелишне напомнить другой не менее известный, хотя и не учтенный в дуэльной истории факт, что брат Натальи Николаевны Дмитрий, как раз и занимался производством подобного рода бумаги и, в счет приданного сестры, снабжал ею поэта.
А.Н. Гончарова писала Дмитрию в июле 1836 года:
Пушкин просит прислать ему писчей бумаги разных сортов: почтовой с золотым обрезом и разныя и потом голандской белой, синей и всякой, так как его запасы совсем кончились. Он просит поскорей прислать[773].
К ноябрю заказ поэта был выполнен. Об этом говорит ранее приведенное письмо Е.Н. Гончаровой от 9 ноября:
Вот сударь мой братец какая бумага замечательная, и тебе бы надо для каждой из нас такой изготовить с такими же штемпелями, а также и меньшего формата для записок[774].
Выходит, дорогая почтовая бумага была в доме Пушкина! Вероятно, она произвела впечатление не только на сестру Натальи Николаевны. Возможно, поэт и сам на какое-то время был заворожен ослепительной белизной бумаги и сознательно использовал ее, чтобы «ослепить» друзей!
У поэта был скверный почерк. Ему не надо было специально коверкать его. Копии он переписывал печатными буквами - так было и понятнее и не сразу выдавало пушкинскую руку. Но сам документ, как уже говорилось, поэт составил так, что на спокойную голову легко угадывался автор.
Кроме того, надпись на конверте с дипломом он написал прописью: «Александру Сергеичу Пушкину». И запечатал его оригинальной печаткой с монограммой “АР”, которую, учитывая, что письмо написано по-французски, можно было прочитать как начальные буквы “Alexandre Pouchkine”.
Кроме того, на печати изображалась хижина - намек на африканское происхождение Пушкина; масонский циркуль - намек на заговорческий характер диплома. И «какая-то странная птица», которая щиплет плющ – «символ верности и семейного благополучия»[775].
Впрочем, не все в оттиске пропечаталось с достаточной ясность. После дуэли, когда вопрос об авторе анонимке выплыл на поверхность, Геккерн писал Дантесу, сидящему на гаупвахте:
Если ты хочешь говорить об анонимном письме, я тебе скажу, что оно было запечатано красным сургучом, сургуча мало и запечатано плохо. Печать довольно странная: сколько я помню, на одной печати имеется посредине следующей формы “А” со многими эмблемами вокруг “А”. Я не мог различить точно эти эмблемы, потому что, я повторяю, оно было плохо запечатано. Мне кажется, однако, что там были знамена, пушки, но я в этом не уверен. Мне кажется, так припоминаю, что это было с нескольких сторон, но я в этом также не уверен.[776]
Действительно, при желании отдельные детали печати можно было понимать по-разному. Л.А.Черейский считал, что:
При одном из двух сохранившихся до наших дней конвертов, в который был вложен пасквиль на имя Пушкина, остался сургучный оттиск печати с монограммой “АГ”, изображением пальмовой ветви и циркуля. Владелец печати, по мнению, - Андрей Павлович Гагарин.[777]
Удивительно не то, что исследователь особым образом прочитал монограмму, а то, что допустил саму мысль, будто на анонимном пасквиле может стоять чья-то именная печать, равносильная подписи. Но Черейский, хотя бы, попытался объяснить это явление. Большинство же исследователей просто «забывают» о нем. И таких неучтенных «мелочей» в дуэльной истории множество.
Например, способ, которым Пушкин пользовался, составляя мистификацию, был известен ему задолго до возникновения молодежной забавы с «дипломами рогоносцев». Еще в 1825 году поэт пересылал письма А.П.Керн в двойном конверте на имя П.А.Осиповой, соблюдая, таким образом, конфиденциальность переписки. Когда же условия шутки потребовали ограничить ее распространение дружеским кругом, Пушкин свободно воспользовался знакомым приемом.
Диплом был написан и подан, безусловно, искусно. Суть розыгрыша сводилась к тому, что друзья Пушкина должны были податься своим же собственным страхам и, сознавшись в них, благословить поэта на отъезд из столицы. В полном замешательстве, сойдясь вечером у поэта, они к нескрываемому удовольствию Пушкина, обнаружили бы, что над ними подшутили, а сам поэт, посмеявшись вдоволь, вероятно, заключил бы свои откровения грустным призывом: «В деревню! В деревню от греха подальше!».
Но случилось непредвиденное! Из озорства ли Пушкин показал Наталье Николаевне диплом: Смотри, женка, к чему приводит кокетство? Или она сама увидела в руках поэта конверт от Хитрово и полюбопытствовала? Но только реакция ее была совсем неожиданной.
Сыграли свою роль испуг и «первое впечатление». Муж был объявлен рогоносцем - значит, затрагивалась ее честь. И только один человек мог себе такое позволить - Дантес. И именно с ним накануне у Натальи Николаевны было свидание, о котором она не хотела бы говорить мужу.
Когда Соллогуб пришел к Пушкину, объяснение между супругами уже состоялось. О раскрытии розыгрыша не могло идти и речи. Поэт сам оказался в смешном положении - шутил над «венценосным благодетелем», а попал в разряд обыкновенных обманутых мужей.
Да, и друзья повели себя довольно странно. Большинство из них посчитали за лучшее не показывать диплом поэту, и в этом их решении тоже было тревожное предзнаменование. Выходило, что честь Натальи Николаевны, действительно, подвергалась сомнению.
В течение трех дней Пушкин обошел друзей и удостоверился, что все копии диплома были либо возвращены ему, либо уничтожены. В дальнейшем друзья сами увязали вызов Дантеса с появлением пасквиля. Пушкин сначала просто не возражал, а потом понял, что, подтолкнув к той же мысли царя, он хотя бы избавится от Геккернов. В письме к Бенкендорфу поэт попытался прямо донести на посланника.
Можно, конечно, говорить, что это не пушкинский поступок - и справедливо: ведь на самом деле поэт так не поступил – письмо было порвано. Есть огромная дистанция между замыслом и его воплощением. Злой ум предпочитает ее не замечать, находя в тайных искушениях человека свое оправдание. Но каково было положение Пушкина: ему предстоял поединок, и на чаше весов находилось будущее его детей! И оно напрямую зависело от благосклонности власти. Без вразумительного оправдания своих действий добиться последнего было бы невозможно. Вот почему в кармане сюртука смертельно раненного Пушкина нашли другой вариант письма к Бенкендорфу.
Но пока поэт был жив, он интуитивно или сознательно выбирал те решения, которые не искажали природы вещей, не подменяли их суть. Геккерны были виновны: они нанесли оскорбление семье Пушкина. Неважно в какой форме - повсеместным преследованием Натальи Николаевны или написанием диплома?! Их поведение было искусным, поскольку опиралось на хитроумную силу порока. Надо было направить их в собственную ловушку. Пушкин сделал все возможное, но переиграть целое общество, живущее по безнравственным законам, во главе с царственным лицедеем, было невозможно.