Последняя крепость - Страница 14

В его словах звучал подтекст, но Стивен не успел копнуть, вспыхнул экран на столе, появилась фигура вылезающего из машины Джона.

– Классная система? – спросил Дуглас. – Вообще-то она всех жителей города опознает безошибочно, но сейчас жду Джона, вот и докладывает… Смотри, какой сытый, сукин сын! Как думаешь, брешет, что сбросил пять килограммов на новом тренажере?

И снова Стивен не успел с ответом, звякнуло, Джон приблизился, открыл рот, но лишь слегка чертыхнулся: двери перед ним распахнулись.

Дуглас хохотнул злорадно в переговорное устройство:

– Твою харю знают все компьютеры! Теперь не скроешься к бабам.

Джон вошел быстрый, подтянутый, никакой громоздкости в крупной фигуре, быстро и с чувством пожал обоим руки. С неудовольствием покосился на экран, где так и застыло его лицо с удивленно выпученными глазами.

– Подделка, – буркнул он. – В суде буду все отрицать. А тебя, кстати, привлеку за искажение моего благородного облика.

– Что пьешь, – поинтересовался Дуглас традиционно, – ром, виски или коньяк?

Джон ответил лихо по-ковбойски:

– И джин тоже!

Дуглас быстро взбил и налил в высокий стакан молочный коктейль с размолотыми лесными ягодами. Джон с наслаждением сделал пару огромных глотков, отнял стакан от крупных красных губ, переводя дыхание.

– Чудесно…

– Да, – сказал Стивен, – не те теперь викинги…

Джон вскинул брови, не понял, а Дуглас засмеялся: на экраны вышел фильм о приключениях Эрика Рыжебородого, побывавшего в Америке задолго до Колумба, там все викинги как будто родные братья Джону, такие же рослые, голубоглазые, светлокожие, разве что Джон подстрижен коротко, а у его предков пшенично-светлые волосы роскошно падали на плечи.

– Те, – ответил он, погасив улыбку. – Джону тоже не сидится в его теплом кресле.

Он щелкнул пультом. Люди на экране в бронежилетах высшей защиты прыгают через стены пятиметровой высоты, руками рвут толстую проволоку, молниеносно стреляют по невидимым целям, потом изображение уменьшилось, фигурки измельчились и пропали, лагерь стал виден целиком: крохотный четырехугольник посреди пустыни.

Джон сразу прикипел взглядом к экрану. Стивен удивился, с какой завистью этот директор Управления содействия армии смотрит на молодых здоровых ребят, не шибко обремененных интеллектом, зато умеющих быстро и метко стрелять из всех видов оружия, управлять всеми видами транспорта, прыгать с мостов и балконов, ухитряясь стрелять на лету и, самое важное, попадать в цель.

– Это второй эшелон, – напомнил Дуглас. – Все-таки все зависит от тех, кто уже там.

– Большая часть, – согласился Стивен. – Но без этих ребят первый удар может оказаться напрасным.

– Ты-то будешь с первыми, – заметил Джон ревниво.

– Не завидуй, – засмеялся Дуглас. – Стивен не больно рвется в герои.

Джон отмахнулся:

– Как не завидовать? Последняя война на Земле!.. О ней будут писать, рассказывать, без конца снимать героические фильмы. О Стивене издадут штук пять книг в первый же год…

Стивен хмыкнул:

– Ну да, вот так сразу.

– А что? Смотри, чем дальше дата нашей высадки в Нормандии, тем она масштабнее и героичнее. И фильмов о ней все больше. Теперь уже не только наши сограждане, уже весь мир уверен, что это мы, в одиночку, выиграли Вторую мировую войну. Так что пять книг – это скромно, только в первый год, как я сказал. А через пять лет о тебе книг и воспоминаний будет уже десятка два. А вот меня разве что где в эпизоде упомянут…

Стивен покачал головой:

– Дуглас, что это у него за песня? К чему он?

Дуглас ответил лениво:

– Сам знаешь.

– Неужели…

– Верно, – подтвердил Дуглас со смешком. – На старости лет хочется побегать с автоматом в руках. Как рядовой! Несолидно, Джон, несолидно. С твоим весом…

– Нормальный вес, – ответил Джон обидчиво. – Девяносто восемь! При моем росте это норма.

– Не прикидывайся, я о твоем директорском весе.

– Вот-вот, – сказал Джон упрямо. – Для того чтобы подчиненные уважали меня еще больше, пусть узнают, что я, даже будучи директором, и даже в свои пятьдесят восемь лет, взял автомат и участвовал в последней битве на Земле!

Дуглас поморщился:

– Ну уж и битве… Так, крохотная операция. Но тебе в ней нельзя.

– У тебя есть право отбирать в первые группы, – напомнил Джон.

– И это пронюхал?

– Да уж такая у нас высшая секретность, – ответил Джон язвительно. – Любая уборщица знает все тайны.

– За тебя мне голову сорвут, – возразил Дуглас. – Если бы ты не был из семейства Морганов, да через женитьбу не оказался породнен с самими Дюпонами, я бы, возможно, с какими-то оговорками, взял бы…

– Трус, – сказал Джон с подчеркнутым презрением.

– Трус, – согласился Дуглас. – Это не с бандой террористов сойтись в одиночку! Твоя родня кого угодно в говне утопит. Нет уж, нет уж, лучше от тебя подальше.

Джон сказал сокрушенно:

– Так что же мне, разводиться? Линда в самом деле хорошая жена, хоть и богатая. И батя у нее ничего, несмотря на его семьдесят миллиардов. Дуглас, ну будь же другом!..

– Я тебе друг, – отрезал Дуглас, – потому останешься здесь.

– А ты?

– Я буду действовать… по обстоятельствам. Извини, но подбирать команды поручено мне, а я всегда стараюсь избегать возможности проколов. Вообще, если бы вся операция была поручена мне… не улыбайтесь, Израиль – крохотная страна! Там вполне можно обойтись силами одного нашего отдела. Так вот, если бы операция была поручена мне…

Он запнулся, некоторое время подбирал слова, но виновато улыбнулся и развел руками:

– Нет, не могу. Чувства и ум в противоречии. На самом деле, мы здесь свои, самые стоящие люди в Израиле как раз хасиды… ну, эти, наиболее ультраортодоксальные евреи, что ходят в черных шляпах, носят пейсы, соблюдают все дурацкие ритуалы. Они выглядят смешными, но именно они плоть и кровь Израиля, а все остальное… так, дурное мясо. Просто живущее, жрущее, срущее, размножающееся и озабоченное только поисками, как бы и где бы еще поразвлекаться, оттянуться, побалдеть.

Джон поморщился:

– Это ты в каких-то эмпиреях! А вот мне все жидовье, что встречается, – раскормленные свиньи и ничего больше. Какая там духовность? Все мысли только о том, как бы урвать кусок побольше. Эти ничем не брезгают. И никаких тормозов у них нет: нравственных и не было, а с властями договориться можно, когда знать, кому отстегнуть. А они знают.

Стивен поглядывал весело на одного, другого, предположил с той же шутливой веселостью:

– А нельзя ли жидовье вырезать на хрен, а тех хасидов – оставить?

Дуглас сказал с сожалением:

– Беда в том, что природа всегда держит пропорцию: на тысячу – талант, на миллион – гений. А если вырезать тупых да ленивых, то часть гениев и талантливых займет их место, природа пустоты не терпит. Потому, если логически точно, как если бы мы роботы, то у нас лишь два варианта: либо вырезать их всех, либо всех оставить, потому что, убирая дураков и подонков, тем самым, как уже сказал, умных и талантливых переводим на их места.

Стивен вскинул руки:

– Стоп-стоп, ловлю на слове. Мы не роботы, так что нельзя ли жидов под нож всех, а на их место поставить, к примеру, эскимосов?

Дуглас и Джон весело фыркали, но Дуглас, отсмеявшись, ответил серьезно:

– Можно. Только они должны поверить, что они – высшие существа, что мы грязь под их ногами, что они гении… и тогда они начнут изо всех сил учиться, развиваться, совершать открытия, изобретать… но мне как-то все равно, кто на меня смотрит сверху вниз и плюет на меня как на говорящее животное: евреи или эскимосы.

Джон подумал и сказал очень глубокомысленно:

– От эскимосов было бы обиднее!

– Наверное, – ответил Дуглас равнодушно, добавил твердым злым голосом: – Но для меня библия – наша Конституция, в которой сказано, что все люди рождаются равными. И на эту библию, нашу американскую библию, я и молюсь!.. И порву на тряпки всякого, что скажет, что он лучше другого уже потому, что дворянин, еврей или блондин!.. Другое дело, если он – профессор. Тут мне без разницы: еврей он, эскимос или монгол, я смиренно признаю, что профессор меня выше. Но не еврей, это понятно?