Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось - Страница 1

I

В этот поздний час пассажиров в электричке было мало. Сезон кончился, ездили теперь только местные и, пожалуй, еще те, кого звали совсем уж неотложные дела.

Сидя у окна, Ольга Зиедкалнс пыталась вязать, тщательно подсчитывая петли сложного узора; так она надеялась унять волнение. Но тревога не отступала, петли путались, узор нарушался. Вздохнув, она сложила вязанье и подняла глаза.

Сидевшая напротив модно одетая женщина читала, хотя при тусклом свете это казалось почти невозможным. Ольга следила за движением пальцев, перелистывающих страницы. Хотелось заговорить, облегчить душу, может быть, даже попросить совета. Но ей казалось неудобным беспокоить чужого человека.

Отвернувшись, Ольга стала смотреть в окно. Там была ночь; капли дождя разбивались о стекло и бессильно стекали, сырость, казалось, сочилась из всех щелей. По телу прошла дрожь. «А может быть, не надо ехать? Сойти на первой же остановке и вернуться в Ригу? И в самом деле, зачем она едет?»

Она заранее знала ответ: ради сына. Ради Ромуальда она готова пуститься не только в Пиекрастес, но хоть на край света… Интересно, что он делает сейчас? Занимается, наверное. Если только не пришла Дана. Милая девушка, но слишком уж легкомысленна. Отвлекает его от учебы…

Скоро Пиекрастес. С ним связаны и другие воспоминания: печально улыбавшееся лицо в окне вагона. Последняя встреча…

– Не грустите, – услышала она. – Мужчины того не стоят. – На Ольгу глядели понимающие, темные глаза. – Кажется, мы знакомы?

Где–то Ольга уже встречала эту женщину. Да, много лет назад. Четвертая палата. Эта лежала у стены. Тогда она была совсем молоденькой… Нить мыслей оборвалась.

– Извините, пожалуйста! – Ольга, преодолев робость, обратилась к соседке.

А о чем спрашивать, собственно? Что может посоветовать в таком деле чужой человек? Глупости. Решать надо самой…

– Извините, пожалуйста, – повторила она уже спокойно. – Вы не скажете, который час?

– Без семнадцати двенадцать.

– Спасибо, – Ольга взглянула на часы. – Мои спешат.

Да и некогда уже разговаривать. Через десять минут станция.

Ольга открыла сумочку, причесалась. Потуже стянула шарфик на шее, застегнула плащ.

За окном резко прогудел локомотив. Мимо с грохотом промчался встречный состав.

* * *

Щетки стеклоочистителя неторопливо скользили туда–сюда по лобовому стеклу машины; так, припав к земле, шевелит хвостом подстерегающая воробья кошка.

Водитель, наклонившись вперед, неотрывно смотрел в очищенный от капель сектор стекла.

В тусклом свете фонаря виднелось одинокое здание станции, обшитое тесом. Стена была зеленого цвета, но сейчас дождь и полумрак делали ее серо–желтой. На перроне не было ни души. Вокруг лежала тяжелая тишина.

Вдали возникло светлое пятнышко. Оно становилось все ярче, и вскоре прожектор поезда вырвал из мглы широкую площадь перед вокзалом. Машина осталась в темноте; ее скрывала стена складского помещения.

Поезд остановился у перрона. Несколько пассажиров, спасаясь от дождя, поспешили к вокзалу. Молодая парочка собралась было пересечь рельсы перед поездом, но свисток локомотива удержал их. На перроне осталась лишь одна женщина. Она растерянно оглядывалась и, казалось, не замечала дождя, хлеставшего по волосам, лицу, льющего за воротник. Наконец она, словно очнувшись, вынула из сумки складной зонтик, раскрыла его и, торопливо миновав станцию, зашагала по направлению к морю.

«Одна», – отметил водитель и повернул ключ зажигания.

Мотор заворчал. Машина с выключенными фарами медленно объехала склад и, выехав на дорогу, резко набрала скорость.

* * *

Сразу промокли ноги.

«Отвратительная погода, – подумала Ольга. – Надо было послушать сына и надеть сапоги».

Ее пробирала неудержимая дрожь. От холода или от волнения? Но идти предстояло недалеко, каких–нибудь двести метров.

Ольга оглянулась. Никого. Идти надо до первого дома, там свернуть вправо. В такой поздний час близ моря вряд ли повстречается кто–нибудь.

Освещенные окна станции остались позади. Впереди темнела дорога меж высоких сосен. Ольге стало страшно. Она ускорила шаг.

Внезапно сквозь монотонный шум дождя прорвался рев мотора. Ольга инстинктивно метнулась в сторону. Но не успела.

Мощный удар швырнул ее в воздух. Потом голова ударилась о булыжник, и все померкло навсегда.

II

Валдис Розниекс поглядел на часы и повернулся на другой бок. Нет, сон его прервал не будильник. «И часу не поспал», – сердито подумал он. Звонок повторился. Ну конечно – телефон. Злейший враг Валдиса стоял у самой постели. Инта мягко опустила ладонь на плечо мужа. Она еще не проснулась по–настоящему. Валдис всегда точно определял, спит она или нет.

– Спи, – прошептал он и снял трубку.

Голос Улдиса Стабиньша прозвучал, как и всегда, бодро и чересчур громко для ночной тишины.

– Мигом прыгай в брюки, да не забудь застегнуть пуговицы! – скомандовал он. – Мы сейчас подъедем.

– Что стряслось? – хмуро спросил Валдис. Шутки Улдиса ему никогда не нравились: они чаще бывали банальными, чем остроумными, и нередко звучали не к месту. Вот и сейчас шутка не рассмешила, скорее разозлила. – Где горит?

– Следы горят! – заявил Улдис. – Следы, понятно? Или еще дремлешь? Недалеко от станции Пиекрастес машина сбила женщину. Шофер скрылся. Шефу можешь не звонить, я ему все уже изложил.

Послышались короткие гудки: Улдис положил трубку.

«Черт бы взял Улдиса со всем его Пиекрастес!» – сердито сопя, Валдис стал набирать номер. Уж больно обнаглел Улдис. Дорожные происшествия должны расследовать милиция с автоинспекцией, а вовсе не прокуратура. Послать его подальше и уснуть.

Он опустил трубку. А если случай и вправду сложный? Так или иначе, потом придется разбираться с ним. А что упустишь на месте происшествия, потом не возместишь, веди следствие хоть год, хоть два. Как было, например, когда за мостом автобус налетел на мотоциклиста. Автоинспектор Заланс с дружинниками так все испортили, что потом пришлось расхлебывать кашу всем скопом, но и после этого в деле осталось много неясностей.

Инта зажгла ночник, откинула одеяло и встала с постели. Сквозь тонкий шелк ночной рубашки Валдис видел ее тело. И остро почувствовал, что не хочет никуда ехать, а остаться в теплой постели… Инта натянула цветастый халатик, не сказав ни слова, пригладила перед зеркалом волосы и вышла из комнаты.

Желание не покидать постель понемногу отступало под натиском недремлющего чувства долга. Розниекс вскочил, быстро оделся. Инта уже орудовала на кухне. Она давно знала, что делать в таких случаях. Стоя у стола, обжигаясь, Валдис глотал крепкий кофе. То был лучший способ войти в рабочее состояние. Он помедлил еще мгновение, прикидывая, не забыл ли впопыхах что–нибудь нужное. Потом на цыпочках подошел к детской. Так он делал всегда перед выездом. Детей приходилось чаще видеть спящими, чем бодрствующими.

Натянув плащ, он спустился по лестнице, спиной ощущая взгляд Инты. Вот она прощально кивнула; это он тоже почувствовал, не оглядываясь. Валдис поднял руку, беззаботно помахал. Слишком часто приходилось так прощаться среди ночи.

Дождь только что перестал. Капли, словно в нерешительности, еще держались на краю крыши, потом отрывались и тяжело падали, звонко разбиваясь об асфальт. Тело охватил неприятный озноб. Розниекс передернул плечами и сгорбился. За эту привычку сутулиться Инта постоянно корила: «Выглядишь, словно горилла, рядом стыдно идти. И Андрис стал уже подражать». Инта была права, но он каждый раз обижался: «Не нравится – иди передо мной или сзади!» – и все же приосанивался.

Широкими шагами следователь пересек улицу.

Дверца черной «Волги» была распахнута, из нее валил дым. Розниекс не курил и не переносил дыма, теперь вот придется лезть в прокуренную машину… Он заглянул внутрь: