Последняя глава (Книга 3) - Страница 28

- Разрешите мне накинуть на вас пальто.

- Знаете, Тони, я от этой пьесы не в восторге. Она переворачивает душу, а я вовсе не хочу, чтобы мою душу переворачивали.

- В первый раз она мне, конечно, больше понравилась.

- Спасибо!

- Все дело в том, что я рядом с вами и все-таки далеко. Лучше всего в пьесе те сцены, где изображается война.

- А мне, глядя на все это, расхотелось жить.

- В этом-то и заключается ирония.

- Герой точно сам над собой смеется. Даже мороз по коже подирает. Слишком похоже на всех нас.

- Лучше бы мы пошли в кино, там я мог бы хоть держать вашу руку.

- Дорнфорд смотрит на Динни так, словно она мадонна будущего, а ему хочется превратить ее в мадонну прошлого.

- Видимо, так оно и есть.

- У него приятное лицо. Интересно, понравится ли ему военный эпизод? "Ура! Флаг взвился!" {Припев английской матросской песни.}.

Динни сидела, закрыв глаза, чувствуя на щеках непросохшую влагу слез.

- Но она никогда бы не поступила так, - сказала она охрипшим голосом, не стала бы махать флагом и кричать "ура", никогда! Может быть, смешалась бы с толпой, но так - никогда!

- Ну, это сценический эффект. А жаль! Прекрасный акт, действительно очень хорошо сделано.

- А эти несчастные накрашенные девицы, которые становятся все несчастнее и все сильнее красятся, и потом эта "Типперери" {"Типперери" песенка английских солдат.}, которую они насвистывают! Война, должно быть, все-таки ужасная штука!

- Человек впадает как бы в экстаз.

- И долго он находится в таком состоянии?

- В известном смысле - все время. Вам это кажется отвратительным?

- Я никогда не берусь судить о том, что люди должны были бы чувствовать. Но, по рассказам брата, все примерно так и было.

- Это нельзя назвать жаждой "ринуться в бой", - продолжал Дорнфорд, - я ведь совсем не вояка по природе. Но говорить, что война - самое потрясающее из человеческих переживаний, уже стало штампом.

- Вы и теперь считаете это самым потрясающим?

- До сих пор считал". Но... я должен вам сказать, пока мы вдвоем... я люблю вас, Динни. Я ничего не знаю о вас, а вы - обо мне. Но это не важно. Я сразу полюбил вас, и мое чувство становится все глубже. Я не жду от вас ответа, я только хотел бы, чтобы вы иногда вспоминали о моей любви...

Клер пожала плечами.

- Неужели люди в самом деле вели себя так во время перемирия, Тони? Неужели люди...

- Что?

- Так себя вели?

- Я не знаю.

- Где же вы были?

- В Веллингтоне, только что поступил в школу. Отца убили на фронте.

- Мой тоже мог быть убит, и брат. Но все равно! Динни говорит, что мама плакала, когда объявили перемирие.

- Моя, наверное, тоже.

- Больше всего мне понравилась сцена между сыном и девушкой. Но в целом - пьеса слишком волнует. Давайте выйдем, я хочу покурить. Впрочем, нет, лучше не надо. Всегда рискуешь встретить знакомых.

- Черт!

- Видите, я пришла сюда с вами, и это уже много. А ведь я дала торжественное обещание целый год не подавать никакого повода... Не унывайте же! Мы будем видеться очень часто...

- "Величие, достоинство и мир", - пробормотала Динни, вставая, - и самое великое - это "достоинство".

- Оно всего труднее достигается.

- А эта женщина, которая пела в ночном клубе, и небо, все в рекламах... Огромное вам спасибо, мистер Дорнфорд! Я не скоро забуду эту пьесу.

- И то, что я сказал вам?

- Вы очень добры ко мне, мистер Дорнфорд, но алоэ цветет только раз в столетие.

- Я могу ждать. Для меня это был чудесный вечер.

- А где те двое?

- Мы их найдем в вестибюле.

- Как вы думаете, у Англии когда-нибудь были величие, достоинство и мир?

- Нет.

- Но "где-то есть зеленый холм, за городской стеной"... {Строка из религиозного гимна.}. Спасибо. Это пальто у меня уже три года.

- Оно прелестно.

- Вероятно, большинство этих людей отправятся сейчас в ночные клубы?

- Меньше пяти процентов.

- А мне хотелось бы сейчас подышать родным воздухом и посмотреть на звезды...

Клер отстранилась.

- Тони, нельзя!

- Почему?

- Мы и так были вместе целый вечер.

- Если бы только вы позволили проводить вас домой!

- Нельзя, милый. Пожмите мой мизинец и успокойтесь.

- Клер!

- Смотрите! Вон они идут впереди нас. А теперь исчезните! Пойдите в клуб, выпейте хорошего вина, и пусть вам ночью снятся лошади. Ну вот! Теперь доволен? Спокойной ночи, милый Тони!

- О боже! Спокойной ночи.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Время сравнивают с потоком, но между ними есть разница: время нельзя пересечь, оно течет вечно, серое и широкое, как мир, в нем нет ни брода, ни моста, и хотя философы утверждают, что оно может течь и вперед и назад, но календарь следует за ним только в одном направлении.

Итак, Ноябрь сменился декабрем, но после декабри не наступил ноябрь. Если не считать двух-трех морозных дней, погода стояла мягкая. Безработица уменьшилась, пассивное сальдо торгового баланса еще увеличилось; одного зайца убили, семерых проворонили. Газеты трепетали от бурь в стакане воды; значительная часть подоходного налога была выплачена, еще более значительная часть выплачена не была. Вопрос о том, почему благосостоянию страны пришел конец, продолжал стоять перед каждым; фунт поднимался, фунт падал, - словом, время продолжало течь, но загадка человеческого существования оставалась нерешенной.

Владельцы Кондафорда отказались от плана построить пекарню. Каждое пенни следовало вкладывать в свиней, птицу и картофель. Сэр Лоренс и Майкл были поглощены планом "С. П. К" и заразили Динни. Она и генерал целыми днями готовились к золотому веку, который должен настать, как только осуществится этот план. Юстэс Дорнфорд выразил свое согласие защищать его в парламенте. Были подготовлены цифры, доказывавшие, что через десять лет Англия благодаря постепенному сокращению ввоза указанных трех пищевых продуктов будет экономить на импорте до ста миллионов в год, причем стоимость жизни от этого не повысится. Защитники плана были убеждены, что при правильной организации, небольшом изменении в нравах англичан и увеличении отхода пшеничных отрубей успех можно считать обеспеченным. А тем временем генерал призанял денег под страхование своей жизни и уплатил налоги.