Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Страница 28
Фетишизация закона, который, по мнению реформаторов, должен ввести российское общество в лоно цивилизации, при олигархии лишь разрушает последние нравственные опоры, которые еще пока сдерживают общество от окончательного распада.
1919 г., Сибирь, министр юстиции, генерал-прокурор в правительстве Колчака Г. Гинс убеждает адмирала: «…мы должны писать хорошие законы, чтобы не провалиться». «Дело не в законах, а в людях, – отвечает Верховный правитель России. – мы состоим из недоброкачественного материала. Все гниет. я поражаюсь, до чего все испоганились. Что можно создать при таких условиях, если кругом либо воры, либо трусы, либо невежи?!…»[500]
Исчезновение коммунистической идеологии, в свою очередь, как это ни странно, привело не к более осознанному отношению к реальности, а наоборот к появлению множества находящихся за гранью откровенного невежества иллюзий: социальных, исторических, национальных, религиозных, политических и т. п., расколовших общество на десятки и сотни ничем не связанных друг с другом групп. Иллюзий, за которыми люди, зачастую не осознавая этого, прячутся, спасаясь от разрушительного воздействия окружающей их реальности.
Распространение и популяризация невежества имеет и чисто практический смысл. Невежественными людьми легче манипулировать, у них легче создавать «позитивные ожидания».
В сочетании с чрезмерным социальным неравенством и эгоизмом существующие иллюзии создают гремучую смесь, которая в случае экономического кризиса и ослабления государственной власти вырвется наружу. И тогда вновь призрак «бессмысленного и беспощадного» замаячит за тенью современной цивилизации.
В канун революции 1917 г. французский посол М. Палеолог описывает особенности союзной страны: «Социальный строй России проявляет симптомы грозного расстройства и распада. Один из самых грозных симптомов – это глубокий ров, та пропасть, которая отделяет высшие классы русского общества от масс. Никакой связи между этими двумя группами, их разделяют столетия…»[501].
Представление о том, о чем идет речь, может дать следующий пример: в результате социальных реформ в Великобритании в 1913 г. было введено страхование по безработице. Во Франции «правительству (с началом войны) пришлось наскоро создать организацию… по страхованию от безработицы. Оказание быстрой помощи диктовалось необходимостью сохранения социального мира. 20 августа 1914 г. правительство создало национальный фонд для безработных…»[502]. В России рабочим пришлось сначала свергнуть царя, а затем и Временное правительство, и лишь большевики, придя к власти, 11 декабря 1917 г. приняли «решение о страховании на случай безработицы»[503].
В 1920 г. в продолжавшемся споре со своими политическими оппонентами В. Ленин отмечал: «Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему вы этого несделали? Потому что ваша программа была пустой программой, была вздорным мечтанием»[504].
Конечно, против существующего положения вещей не может не выступать оппозиция и прежде всего либеральная. Либералы вправе гордиться своими достижениями, именно они в феврале 1917 г. положили конец Российской империи, а в 1991 г. Советскому Союзу. Что ж, без разрушения, как говорил Й. Шумпетер, нет созидания. И российские либералы вполне успешно справляются с первой частью, что касается второй, то тут возникают очевидные проблемы, которые создают ощущение, что российские либералы генетически неспособны к созидательной деятельности, что созидание вообще не является даже их целью. Либеральная оппозиция не дает ни одной созидательной идеи, ни одного проблеска мысли, кроме ностальгирования по временам «демократии и свободы» 1990-х гг. и вечных томлений по приходу иностранного капитала, который, мол, все сделает сам…
В России, как и в большинстве других стран, либеральные реформы проводились при помощи «шоковой терапии», в результате на месте вчерашнего авторитаризма буквально через «500 дней»[505] должно было появиться новое свободное, рыночное, демократическое общество. Однако в России «шоковая терапия» привела не к построению новой власти, а наоборот (так же, как и после февраля 1917 г.) к полному ее исчезновению, нет, конечно, символы ее присутствовали, но самой власти уже не существовало. Заря свободы и демократии превратилась в эпоху хаоса и анархии.
И этот результат, по словам 3. Бжезинского, был не случаен: «Поспешное насаждение демократии в отсутствие социально развитого и политически зрелого гражданского общества, скорее всего, послужит целям радикального популизма… Демократия для меньшинства без социальной справедливости для большинства была возможна в эпоху аристократизма, но в век массовогополитического пробуждения она уже не реальна. Сегодня одно без другого обречено на поражение»[506]. Более наглядно о последствиях грядущей «шоковой терапии» еще в конце 1980 г. предупреждал литературный герой Д. Гранина: «Вы представляете, что у нас будет, если вдруг демократия появится… Ведь это же засилье самых подонков демагогических… Прикончат, какие бы ни было разумные способы хозяйствования, разграбят все, что можно, а потом распродадут Россию по частям»[507].
Конечно, среди российских либералов есть и честные, и даже патриотичные люди, однако проблема в том, что многие из них почти не изменились с появления первых их представителей во времена Екатерины II[508]. И. Бунин, хорошо знавший своего брата либерала, в начале XX в. писал: «Длительным будничным трудом мы брезговали, белоручки были, в сущности, страшные. А отсюда, между прочим, и идеализм наш, в сущности, очень барский, наша вечная оппозиционность, критика всего и всех: критиковать-то гораздо легче, чем работать»[509]. Отсутствие собственных созидательных идей у российских либералов И. Бунин объяснял какой-то старой русской болезнью – «это томление, эта скука, эта разбалованность – вечная надежда, что придет какая-то лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает…»[510].
Впрочем, зачастую грань между либеральной оппозицией и властью весьма условна. Как заявляет сам А. Чубайс, один из духовных лидеров оппозиции: «Сегодня страна живет по нашей, «правой» идеологии»[511]. Создается ощущение, что власть и оппозиция отличаются друг от друга лишь оттенками, отражающими интересы и борьбу различных олигархических кланов за власть и влияние. Примером в данном случае могут служить планы по дальнейшему развитию неолиберальных реформ в России, о которых дает представление, например:
– «Стратегия – 2020» правительственная программа развития России, подготовленная либертарианцами 1990-х, предусматривающая «радикальное сокращение прямого участия государства в экономике»[512]. Начать предлагается с тотальной приватизации государственной собственности, в частности, в 2012-2017 гг. таких высокоприбыльных и высоколиквидных активов, как «Роснефть», «Зарубежнефть», «Транснефть», «Аэрофлот», «Уралвагонзавод», «РЖД», «Совкомфлот» и т.п. на общую сумму, по разным оценкам, 2-6 трлн руб.[513] Причем приватизация будет проводиться не за счет продажи долей, принадлежащих государству, а посредством дополнительных эмиссий акций. Вследствие этого, средства от приватизации достаются не бюджету, а самим корпорациям[514]. Нетрудно догадаться, у кого окажутся эти золотоносные активы. По крайней мере, имеющий в этом деле, наверное, наибольший в мировой истории опыт, А. Кох в подобной ситуации не сомневался: «в результате этого перераспределения богатств (приватизации) богатые опять станут богаче, потому что они купят собственность, которая будет приносить доход»[515]. Возможен и другой исход: активы могут достаться иностранным инвесторам, но это порождает лишь новую угрозу[516].