Последняя акция Лоренца - Страница 2

Как и Крум, Лусис в вещах Ларионовой и умершей Котельниковой решительно ничего, что могло бы привлечь внимание, не обнаружил. Обычный багаж женщин, отправляющихся в короткую туристскую поездку за рубеж, обычные, сделанные там на скромную валюту покупки и сувениры. Лусис приметил только, что в чемоданах Котельниковой и Ларионовой были платья разного фасона и цвета, но из одной и той же явно очень дорогой ткани, которая в СССР не производилась и не продавалась (это установили консультанты, специально приглашенные из министерства торговли). Платья были явно только что сшиты, их еще ни разу не надевали. Фирменных этикеток на платьях не имелось. Майор Лусис пригласил к себе Велту Меншикову — ведущего модельера знаменитого Рижского Дома моды. Только взглянув на вещи, Велта уверенно заявила, что платья сшиты на заказ в одном из лучших европейских салонов. Должны стоить больших денег там, на Западе... Нет, ошибки быть не может. Разве товарищ майор не видит эти линии?

Ничего особенного в таинственных линиях Лусис не узрел, но услышанное произвело на него впечатление. Сомневаться в авторитете Велты не приходилось — она была всесоюзной знаменитостью, о чем майор неоднократно слышал в определенном контексте от собственной жены. Взвесив некоторые соображения, он спросил Меншикову, у кого в той стране, где были в поездке Ларионова и Котельникова, могли быть сшиты платья. (Разумеется, фамилии этих женщин, равно как и повод, по которому вообще потребовалась консультация, не сообщил.)

Не задумываясь, Меншикова уверенно ответила:

— Там? Дукс, Дальберг иди Розенкранц. Больше некому.

Тут же Лусис получил краткую, но исчерпывающую характеристику названных владельцев салонов дамской моды, а также их адреса.

Опросить Юлию Николаевну Ларионову майор в этот день не сумел, так как женщина все еще находилась в забытьи.

За два часа, что самолет стоял в рижском порту, Крум вместе с дежурным инспектором уголовного розыска успела переговорить с несколькими туристами. Римма Вадимовна Маркина из Харькова, занимавшая кресло 14с рядом с Котельниковой и Ларионовой (это она подняла тревогу, когда тем стало плохо), твердо помнила, что никто из них ничего, кроме предложенных стюардессой конфеток, после старта в рот не брал. Оставшиеся конфетки, как и обертки от съеденных Котельниковой и Ларионовой, изъяли и подвергли химическому анализу. Никакого яда обнаружено не было. Впрочем, Крум на это всерьез и не рассчитывала.

Маркина сообщила также, что вроде бы видела своих соседок в аэропорту отправления в обществе переводчицы туристской фирмы «Евротур» госпожи Дарьи Нурдгрен, которая обслуживала группу в поездке по стране. Другие пассажиры подтвердили, что они также видели, как Ларионова и Котельникова о чем-то оживленно беседовали с Нурдгрен, которую, впрочем, все, кто был в группе, называли запросто Дарьей Егоровной — по просьбе ее самой. К разговору этому, к сожалению, никто не прислушался, так как в последние минуты перед посадкой в самолет каждый был занят своим делом. Однако, два пассажира настаивали на том, что видели, как Ларионова, Котельникова и Дарья Егоровна что-то пили в баре зала ожидания: не то кофе, не то какой-то прохладительный напиток. Это уже была хотя и слабая, но зацепка. Экспертиза следов алкоголя в крови обеих женщин не обнаружила, кофеин же в незначительном количестве присутствовал. Значит, они пили в баре действительно кофе. Можно было быть уверенным также, что использованная посуда в баре давно прошла через мойку-автомат и теперь уже не отличима от десятков других чашек.

Управление «Интуриста» немедленно оповестило обо всем случившемся фирму «Евротур», с которой было связано взаимным обслуживанием туристов много лет. Директор-распорядитель «Евротура» господин Рольф Окс был потрясен и глубоко расстроен. Кроме того, он понимал, какой удар мог быть нанесен престижу старой, уважаемой фирмы в результате трагического инцидента. Директор-распорядитель принес «Интуристу» глубокие соболезнования от имени правления фирмы и себя лично по поводу гибели госпожи Котельниковой и тяжелой болезни госпожи Ларионовой.

В отчете о работе фирмы с группой, в которую входили Котельникова и Ларионова (копия-ксерокс была немедленно переслана «Интуристу» директором-распорядителем «Евротура»), ничего примечательного не оказалось. Обычная поездка по обычному маршруту — столица, еще два города, замки, музеи, памятники, природные достопримечательности, снова столица. Одни и те же отели и рестораны, стандартное меню и программа развлечений. Никто из туристов ни на что не жаловался, врача ни к кому не приглашали. Походной аптечкой в автобусе также никто не пользовался.

Гид-переводчик Дарья Нурдгрен не является постоянным сотрудником фирмы «Евротур», сообщил далее господин Окс, ее привлекают к работе лишь летом, когда бывает наплыв иностранцев. Фирма «Евротур» знает госпожу Нурдгрен много лет и считает ее человеком, заслуживающим полного доверия. Свои обязанности гида-переводчика госпожа Нурдгрен всегда выполняла исключительно добросовестно и корректно, никаких претензий в отношении ее никогда не поступало. Она владеет несколькими языками, в том числе и русским, который является ее родным языком.

Директор-распорядитель Рольф Окс заключал пространный телекс выражением искренней надежды, что горестное событие не отразится на дальнейших деловых отношениях между фирмой «Евротур» и «Интуристом». Он заверял «Интурист», что возможные расходы после соответствующего заключения страховых обществ обеих стран будут незамедлительно оплачены.

Представитель «Интуриста» Юрий Иванович Козлов, как выяснилось, хорошо знал госпожу Нурдгрен — не раз встречался с нею на протяжении трех лет своего пребывания в этой стране, тоже называл ее Дарьей Егоровной. Он подтвердил все, что сообщил в своем телексе директор-распорядитель «Евротура».

Фирма по своей инициативе устроила встречу Козлова с Нурдгрен. Дарья Егоровна была совершенно ошеломлена трагической историей. Она рассказала, что, как обычно, загодя приехала в аэропорт со всей группой. Госпожу Котельникову и госпожу Ларионову она, конечно, знала, но ничем из числа других туристов не выделяла. Называла, разумеется, по имени-отчеству. Но это уже особенность чисто профессиональной памяти: ей достаточно один раз прочитать список группы туристов, чтобы запомнить все имена-фамилии и не путать. Потом забудет, но до конца работы с данной группой не ошибется ни разу, Дарья Егоровна подтвердила, что в прощальной суете они втроем действительно выпили по чашечке кофе в «эспрессо». Платила она, потому что у туристок, естественно, денег уже не было ни копейки. Она так и выразилась по-русски: ни копейки.

...На следующий день майор Лусис смог наконец опросить пришедшую в себя Ларионову. Юлия Николаевна была еще очень слаба, и врачи разрешили майору говорить с ней не более десяти минут, причем категорически запретили даже упоминать о смерти Котельниковой.

В одноместной палате усиленной терапии Эвалд Густавович увидел очень красивую, яркую блондинку, выглядевшую еще весьма молодо (именно молодо, а не моложаво) даже сейчас, в критическом состоянии. У Юлии Николаевны, когда она пришла в сознание, ничего не болело, она только чувствовала странную легкость и слабость во всем теле. Ничего из того, что произошло за минувшие сутки, она не помнила — полный провал. Последнее воспоминание — ей стало как-то нехорошо в самолете. Кажется, закружилась голова, кажется, она с кем-то говорила. Нет, болей вроде бы не было, А что было? И где она?

В серых глазах Юлии Николаевны мелькнул испуг. Она попыталась встать, ей мягко помешали, уговорили лежать, попросили не волноваться. Какая-то женщина в хрустящем белом халате (это была заведующая отделением доктор Спаре, не спавшая уже более суток) по-русски, но с акцентом сказала ей, что в полете она заболела, самолету пришлось из-за этого приземлиться в Риге, где она сейчас и находится в лучшей больнице.

Больная бессильно сомкнула веки.

— Вам придется немного подождать, — сказала доктор Спаре Лусису, тоже облаченному в накрахмаленный белый халат и такую же шапочку. — Сейчас она должна чуть-чуть отдохнуть, осознать, что с ней произошло.