Последний волк - Страница 37
– Твоя взяла, – хрипел Смотритель, с трудом восстанавливая дыхание и с ужасом глядя на раздробленную кисть, вокруг которой быстро растекалась лужа крови. – Эй, Мария, так ведь тебя, кажется, зовут, быстро перевяжи меня. Не бойся, здесь уже все кончилось. Быстрее!
Тут он встретился глазами с Волком и страх волной, от враз закоченевших ступней, покатился по нему, залил липким и влажным промежность и вылился в хриплый вой: «Ты не сделаешь этого!» Волк долго глотал кровь, пока бьющий толчками фонтанчик в пасти не иссяк, потом подошел к Урке, свернувшемуся вокруг разорванной ноги и от потери крови почти не дышавшему. Тот посмотрел затуманивающимся взглядом на Волка и покорно подставил шею.
Дед умирал, прижав руку к развороченному выстрелом боку и навалившись на нее всем телом, как будто надеясь остановить кровь. Волк подошел к нему и посмотрел на него долгим грустным взглядом.
– Ты идешь в Долину Смерти, старик, – неожиданно услышал Дед угасающим, навсегда сливающимся с природой сознанием, – ты прожил славную жизнь, увидел взрослыми детей своих детей и погиб в битве. Немногим так везет.
– Ты прав, ты нашел нужные слова. Спасибо тебе, – сказал он, смотря на Марию, горестно застывшую в дверях, – за Марию спасибо.
– Прощай, старик, мне было хорошо с тобой.
Следователи появились ближе к полудню. Мария, отложив тяжелый лом, которым она долбила промерзшую землю, посмотрела на тяжело переваливающийся джип и скорбно кивнула Волку: «Тебе пора, сейчас здесь такое начнется…»
Волк еще раз прислушался, вопросительно посмотрел на Марию: «Все в порядке?» – не уловил в ее облике никакого страха, только горечь, обдумал ее совет и, коротко кинув: «Прощай!» – потрусил к лесу.
Мария долго смотрела ему вслед, прислушиваясь к усиливающемуся скрипу машины.
– Даже не обернулся! – подумала она, но без обиды.
Следователи были мужиками молодыми, хваткими и балагуристыми. Соскочив с джипа, они на минуту замерли, явно восхищенные статью Марии, а затем, едва ли не похлопывая ее пониже спины, предложили проводить к месту предполагаемого, по их словам, преступления. «Почудилось девушке! Чего не придумаешь, сидючи в этакой глуши!» – читалось на их лицах. Но они притихли, войдя в дом, сразу наткнувшись взглядом на Деда, прибранного, с горящей свечкой в сложенных на груди руках, лежащего в чистом, чуть сероватом исподнем на обеденном столе.
– Господи помилуй, – выкинул из подсознания один из следователей, постарше, и, нашарив взглядом темную икону в правом, рядом с покойником углу, перекрестился.
– Да-с, расслабились на природе, – произнес тот, что помоложе, – ну что ж, рассказывайте.
– Зашли как-то трое. Какие? Что их описывать, сами увидите, – следователи в изумлении тряхнули головами, – с оружием, вон оно в углу все свалено. Не с добром пришли, сразу было понятно, да и с оружием у нас тут, в заповеднике, так не разгуливают. Дедушку застрелили, – слезы непроизвольно потекли у нее из глаз, – ничего, я сейчас успокоюсь. Он хотел свою винтовку схватить, да видно не успел. Что со мной? Да ничего, испугалась только сильно. А с этими? Да вы сюда ступайте, – сказала им Мария, – так вам понятней будет, – и отвела их на ледник.
– Вы их что, собаками затравили? – спросил потрясенный следователь, разглядывая вынесенные из ледника и сложенные рядком трупы, и встревоженно оглянулся вокруг.
– Нет, это все Волчок. Он их зарезал.
– Кто такой?
– Волк, самый настоящий, у нас тут жил с начала зимы.
– Один против троих да с таким арсеналом, – с сомнением протянул младший из следователей.
– Гражданка, хватит нам сказки рассказывать, – строго сказал старший, – волков давно нет, только такие и остались, – кивнул он на лежащие тела.
– Зачем же вы так нехорошо о волках? – обиделась Мария.
– Смотрите, – закричал младший и ткнул пальцем в сторону леса, – ну зверь!
Волк сидел не просто на пригорке, он выбрал еще и слежавшийся высокий сугроб, он сидел на задних лапах, уперев вертикально передние, расправив плечи и гордо подняв голову, немного развернув ее от приезжих.
– Этот мог, – прошептал третий, врач, – как топором по глоткам прошелся, первый раз в моей практике.
– Эх, сейчас бы винтарь, снять его, – возбужденно воскликнул младший.
– Да как вы можете! – Мария бросилась между следователями и Волком, как будто те и вправду начали целиться. – Не из-за того, что меня спас, что люблю я его, в конце концов, он же – Последний!
– А вы откуда знаете? – поинтересовался старший.
– Я сама его выкормила, из соски.
– И где же?
– В столице, в зоопарке, – устало сказала Мария.
– Чего только не намечтают девушки, особенно в таком медвежьем углу, – подумал старший, но вслух сказал, – ладно, суду все ясно, пройдемте в дом.
Вечером, после долгих формальностей, старший протянул Марии протокол и запись ее показаний: «Надеюсь, этого хватит, постараемся не дергать вас в город.» Врач отдал Марии свидетельство о смерти Деда: «Можете хоронить. Давайте мы вас в город подбросим, там и похороните. Машина большая, ужмемся.»
– Да нет, спасибо. Я уж здесь, рядом с бабушкой и мамой.
– Как же одна?
– Ничего, я сильная.
Мария вышла их проводить и, пока младший следователь и врач разбирались в машине, старший задумчиво, тщательно подбирая слова, проговорил:
– Все не так просто. Он, – следователь мотнул головой в сторону Волка, по-прежнему изваянием возвышавшегося на том же месте, – конечно, молодец, и тебя защитил, и бандитов порезал, но он нарушил закон, нет-нет, не человеческий, природный, Божий. Ведь ты посмотри, у животных, живущих рядом с человеком, я не имею ввиду змей, рыб, ты понимаешь, так вот, на этих животных наложен запрет – никогда не убивать сознательно человека, запрет на вкус человеческой крови. И они этот закон в большинстве своем блюли, медведи, тигры, те же волки уходили от столкновения с человеком, даже когда были заведомо сильнее, даже понимая, что от человека исходит много бед. Но иногда, редко, к счастью, появлялись звери-людоеды. Раз нарушив запрет, они уже не могли остановиться. И они уже не разбирались, кто прав, кто виноват, кто хороший, кто плохой, все для них были добычей, желанной добычей. Боюсь, что и этот не остановится. Мне бы, по-хорошему, надо было всех оповестить, потом облава и – конец. Но что-то мне запали в душу твои слова о Последнем. Не могу. Рука не поднимется. Пусть живет. Эй, долго вы там копаться будете, темнеет уже, – раздраженно крикнул он.
– Ну что, прощай, Мария, – переминались следователи возле машины, – не страшно здесь одной оставаться?
– Мне теперь ничего не страшно.
– С таким-то защитником! – младший, хохотнув, кивнул в сторону Волка.
– Нет, он уйдет, я думаю, как вы уедете, так и уйдет. Не для того же он рожден, чтобы всю жизнь просидеть сторожем у бабьей юбки.
– А для чего же? – поинтересовался врач.
– Не знаю. Да и он сам, наверно, не знает.
– А сама чем заниматься будешь?
– Обратно в столицу уеду. Мне институт закончить надо. А дальше – как получится.
Машина, засветив фары, медленно отъехала от дома. Мария, проследив их выезд на дорогу, вернулась в дом, постояла немного у дверей и потом решительно задвинула засов.
Фары на мгновение вырвали из сумерек Волка. Он встал, развернулся и большими прыжками помчался в лес, прочь от дороги, прочь от дома, прочь от людей.