Последний трофей Ганнибала - Страница 12

Рим был ввергнут Никомедом в пучину бесконечных развлечений. Среди публики особенно выделялись своим гордым видом, заносчивым поведением и богатством одеяний преторианцы. Император буквально обрушил на них водопад монаршей милости. Солдаты ели с драгоценных блюд, доспехи их были покрыты золотом, все, от последнего рядового до префекта, оделись в пурпурные плащи-палудаменты и были названы "друзьями принцепса".

Устраивая для них пиры, Никомед вел себя так, чтобы не слишком отличаться от вновь приобретенных "друзей". Он упивался до смерти, сквернословил, рассказывал сальные истории, выблевывал съеденное, освобождая желудок для того, чтобы вновь набить его деликатесами, подаваемыми щедрой рукой с императорских кухонь, он занимался развратом, не гнушаясь и противоестественных связей. Часто эти оргии заканчивались тем, что собутыльники, сами едва держащиеся на ногах, тащили принцепса в спальню, горланя похабные песни. Иногда, не желая сдерживаться, они бросали державную ношу и, осквернив понравившиеся углы своей мочой, волокли сраженного насмерть Бахусом Никомеда дальше.

Не забывал император и о нуждах народа. Здесь примером ему служили деяния великих предшественников: Калигулы, Нерона, Гелиогабала. [1] Со всех концов Империи в столицу свозились разнообразные звери для участия в бестиариях [2], каждый из городов Италии обязан был выставить полностью экипированный отряд гладиаторов, отправить его в Рим и полностью содержать.

На потребу пресытившимся бездельникам было сооружено несколько временных цирков, окружавших рукотворные озера, на которых разыгрывались морские сражения.

Однажды император, пожелавший быть ближе к простым римским гражданам, в поте лица своего добывающим хлеб насущный, загнал на корабли большую часть двора и устроил показательный бой. Начало сражения было вялым. Отъевшиеся челядинцы старались всячески уклониться от столкновения, пока, наконец, принцепс не приказал рабам, находившимся на каждом корабле в качестве надзирателей, подстегнуть храбрость "подлых дармоедов" бичами. Невольники, которым было обещано повышение до "друзей принцепса", с удовольствием принялись за работу и дело пошло веселей. Через некоторое время участников сражения охватило ожесточение и разразилось нешуточное побоище. Никомед, стоя на специально возведенном у кромки озера помосте, командовал подчиненным ему флотом. Указывая длинной суковатой палкой, он заставлял капитанов пентер [3], совершать бессмысленные эволюции, разрушавшие строй и вносившие сумятицу. Впадая в бешенство, ругал на чем свет стоит тупиц, не понимающих простых команд и постоянно прикладывался к чаше с крепким греческим вином.

Ужасающий гул повис над озером. Всякое столкновение судов, удачный выстрел из катапульты, падение людей в воду, взятие на абордаж вражеского корабля встречалось неистовым ревом зрителей.

Над всем этим хаосом возвышалась мрачная фигура Никомеда, исступленно размахивающего палкой.

Внезапно камень, неудачно пущенный с какого-то корабля, проломил опорные стойки, и помост рухнул вместе с императором. Крик ужаса пронесся над трибунами. Охрана, бросившаяся спасать августа, увидела Никомеда, лежащего без сознания, среди обломков досок, остатков еды, в одеждах, залитых вином. Подоспевшие дворцовые слуги подняли принцепса и перенесли его в императорскую ложу, где придворные врачи принялись оказывать первую помощь венценосному пациенту.

Это происшествие послужило знаком к завершению боя. Яростное ослепление противников пошло на убыль, корабли стали расходиться, подбирая из воды счастливчиков, не успевших утонуть. Народ был в восторге. Император отделался несколькими ушибами и огромной шишкой на лбу, видимым результатом удара массивным серебряным подносом.

Второй префект претория Евсевий, по совместительству начальник имперской тайной службы, просил высочайшего дозволения начать следствие с целью выявления и примерного наказания злоумышленников, злонамеренно воспользовавшихся устроенными играми для покушения на благословенную особу императора.

Никомед, воодушевленный собственным героизмом, отказал ему в этом. Более того, не желая оставлять право на объективное суждение о деяниях прошедших поколений отдаленным потомкам, он решил сам взяться за эту неблагодарную работу. Считая свое поведение во время сражения беспримерным проявлением отваги, он наградил себя золотым кованым копьем, густо усыпанным драгоценными камнями.

Знак отличия был вручен ему на Форуме престарелым Гранием Лентулом, героем дунайских и парфянских походов, при огромном стечении народа, ожидавшего обычных в таких случаях подарков. После торжественного награждения Никомед, сопровождаемый толпой, прошествовал в сенат, где произнес пространную речь.

Красочно описав подробности совершенного им подвига, он скромно просил сохранить память о сём замечательном событии, добавив к триумфальным званиям Счастливого и Благочестивого, Отца нации, Защитника Республики, Ревнителя законов, Покровителя Искусств титулы Усмирителя морских стихий, Избранника Божественной Удачи.

Сенаторы, рыдая от умиления, единодушно приняли соответствующее постановление. Римляне рукоплескали Никомеду, Никомед осыпал римлян золотом.

Верность купленная, в отличие от искреннего чувства признательности, должна всегда подкрепляться материальными благами, без наличия которых она быстро переходит в равнодушие, а то и презрение. От наемника невозможно требовать беспрекословного исполнения долга, он служит до тех пор, пока доволен тем, сколько и когда ему платят за службу, и всегда готов к предательству. Помня об этом, Никомед не скупился, и вскоре, растратив собственные средства, вынужден был залезть в государственную казну. Здесь его ожидало жестокое разочарование, ибо Витрувий не отличался бережливостью, а Никомед, будучи советником и ближайшим другом покойного императора, предпочитал обогащать самого себя.

Казна была почти пуста, а на те деньги, которые в ней еще оставались, можно было сформировать и недолго содержать только один легион. В ближайшем будущем августа ждала нерадостная перспектива серьезных объяснений с привыкшими к дармовщине преторианцами. А если к раздосадованным гвардейцам, возмущенным отсрочкой выплаты жалованья, примкнет оскорбленный в лучших чувствах римский плебс, лишенный привычных развлечений, то смерть от меча неверного солдата будет просто счастьем. Ведь в истории Рима иногда бывало и так, что свергнутые принцепсы, перед тем как умереть, подвергались длительным мучениям и унизительным издевательствам.

Никомед не стал долго думать, решив одним ударом убить двух зайцев разом.

Однажды, ранним утром, самые богатые граждане Рима были разбужены громким стуком и отборной руганью преторианцев. Городской эдил, сопровождавший гвардейцев, зачитывал ничего не понимающим богачам распоряжение дворцовой канцелярии об их аресте и конфискации принадлежащего им имущества. Солдаты хватали ничего не понимающих патрициев [4] и волокли в повозки.

Всех арестованных свезли в преторий и заперли в грязном сыром подвале. Три дня несчастные просидели в темнице, питаясь черствым хлебом и сырой водой, после чего их по одному стали уводить из подвала. Остававшиеся в застенке патриции окончательно пали духом и только жалобно стенали, проклиная судьбу, причитали о погубленной жизни и клялись в безграничной любви к императору.