Последний Тёмный (СИ) - Страница 5

— Что же, — сказал он, — Склонность этого юноши к тёмным искусствам несомненна. Весьма опасный, и редкий дар. Жалко, если он окончательно пропадёт из-за чрезмерно осторожных и пугливых братьев по вере. Вы, юноша, достойны большего. Вы не хотели бы более серьёзно изучать магическое искусство, Лукреций?

Такого предложения ни Лавель, ни Лука не ожидали. Они растерянно переглянулись.

— Но ведь тёмные искусства запрещены, — прямо сказал Лука то, о чём подумал Лавель.

— Я думаю, мы сможем обойти этот запрет, — по губам Его Преосвященства скользнула змеиная улыбка. — Церкви об особенностях дара Лукреция знать совсем не обязательно, а с магической Коллегией я как-нибудь разберусь. У меня есть там знакомый, который мне многим обязан…

Ждать обещанной встречи с магом из Коллегии пришлось ровно неделю, хотя, по словам Бромеля, нахождение необученного тёмного мага в миру было похоже на подожжённую пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент. Но обстоятельства отношений между Церковью и Коллегией не позволило назначить встречу раньше — слишком уж подозрительно бы выглядел маг, по-дружески заглядывающий к епископу. А тут это совпало с праздником святой Вефелии.

Вефелия Добрая была не только известной ревнительницей за веру, но и первой, кто признал в магах не исчадий ада, не имеющих души, а таких же, пусть и заблудших, но всё же чад Церкви, которых лишь стоило направить на истинный путь. То есть если до её миссионерской деятельности религиозные фанатики просто топили и сжигали проклятых колдунов, то после просветительной деятельности Вефелии они ещё их и пытали, чтобы очистить их душу и помочь попасть в рай. Понятное дело, что к Вефелии Доброй маги после этого не испытывали особо тёплых чувств, давая ей достаточно обидные прозвища. Но века шли, и отношения между Церковью и магами постепенно улучшались, а после истребления чернокнижников и вовсе стали мирными. Церкви нужен был символ добрососедских отношений, и они недолго думая, вспомнили о Вефелии. И маги, скрипя зубами и не имея иной альтернативы, согласились. И теперь, в праздник святой Вефелии, высшие церковные чины молились за благоденствие магов, а маги неохотно посещали праздничную службу. А затем, вечером, устраивали для горожан магические представления о жизни тех или иных святых. Хотя истории о святой Вефелии они всё же упрямо игнорировали.

В выходной день Лукреций и Лавель вновь посетили службу. И, к большому неудовольствию Луки, отстояли её полностью, отслушав не только обычные псалмы, но и праздничные песнопения и вдохновляющую проповедь Бромеля о магах, которые храбро сражаясь с искусом всевластия волшбы, стремились к свету и боролись с тьмой внутри себя. Слова о свете, после того, что Лука видел в кабинете отца Доминика, показались ему несколько двуличными, но когда он заикнулся об этом Лавелю, тот обиженно надулся, и сказал, что тот не способен понять всю тонкость и изящество мыслей Его Святейшества.

Маг, которому должны были представить Луку, тоже был здесь. Лавель узнал его сразу по типичной для колдуна небрежной и нелепой манере одеваться. Хотя почтенный седобородый член Коллегии и старался выглядеть представительно, одев на службу самые свои дорогие одежды, выглядел он аляповато и смешно. Зелёный сюртук, на котором красовалось застарелое жирное пятно и красная шёлковая рубашка плохо сочетались с друг другом, а бархатные чёрные штаны, в которых магу явно было жарко и берет с петушином пером, вместо привычного колпака или шапочки, делали его похожим на молодящегося франта. Сам маг как будто не замечал смешки за своей спиной, а косые взгляды молодых барышень явно принимал за комплимент, горделиво поглядывая по сторонам.

— Он точно маг? — недоверчиво прошептал Лука, во все глаза глядя на странного человека. — Он что, слеп или безумен?

— Многие сомневаются в здравом уме магов, — согласился семинарист. — Но можешь не беспокоиться. Тебя так никто одеваться заставлять не будет. Это видимо его праздничная одежда, обычно колдуны одеваются гораздо, э-э-э, практичнее и скромнее.

Когда Лука уже думал, что проповедь Бромеля будет длиться бесконечно, он наконец замолчал. Маг, до этого смирно сидевший на скамейке и клюющий носом, вскочил, и начал хлопать ему, но поняв, что все остальные не спешили к нему присоединиться, смутился и сел. Отец Доминик послал ему разъярённый взгляд, и пробормотав напутственное благословение, закончил службу.

Юноши, дождавшись, пока в храме опустеет (маг, видимо забывшись, тоже порывался уйти, но был вовремя остановлен епископом), направились вслед за Бромелем в его кабинет и уже там познакомились с представителем Коллегии. Ортега Литран, магистр и профессор алхимии оказался, ни много ни мало, секретарём Коллегии, отвечающим за всю документацию внутри Коллегии. И что бы не имел Бромель на столь важного человека, этого оказалось достаточно, чтобы почтенный маг держался с епископом любезно и чуть ли подобострастно, хотя обычно маги были теми ещё гордецами.

— Ну и кто из вас тот самый магический уникум? — бодро сказал Литран, с любопытством глядя на Лукреция и Лавеля.

Те переглянулись — очевидно, епископ не сообщил магу, в чём состоит «уникальность» Луки.

— Наверное, ты, — сказал маг, указав пухлым пальцем на семинариста. — Узнаю, узнаю это возвышенный и вдохновенный взгляд, свойственное тем, кто умеет в своём уме и чувствах выходить за пределы этого бренного мира, чтобы созерцать все тайны Вселенной. Истинный маг, говорю я вам, даже без всяких испытаний!

— Нет, — возразил Лукреций, — это мой брат, он станет священником. Вам наверное нужен я, магистр Литран.

Ортега Литран взглянул на темноволосого мальчишку, и улыбка его увяла.

— А, ну да, по возрасту ты больше подходишь. Обычно дар прощупывается как раз лет в отрочестве.

Про «возвышенный и вдохновенный взгляд» маг ничего не сказал, видимо, за его отсутствием. На мир Лука смотрел явно с недоверием и скепсисом, столь несвойственным столь юным особам.

— Ну давай, посмотрим, что там с тобой, раз уж мой дорогой друг, отец Доминик, просит.

Процедура была проста и немного неприятна. Магистр подошёл к Луке и попросив его сесть, возложил свои ладони на его макушку и шепча странные, царапающие слух слова заклинания, от которых у Луки щекотало в носу, а в голове становилось пусто и звонко.

А затем, совершенно неожиданно, Литран отскочил от мальчишки и, издав краткий возглас, упал без чувств.

— Наверное, его стоило его всё-таки предупредить, — раздосадовано покачал головой епископ. — Но кто же знал, что он окажется столь чувствителен?

Когда маг пришёл в себя, он взглянул на Луку уже совсем другими взглядом — восхищённым, и в тоже время немного опасливым, как будто увидел перед собой красивую, но всё же ядовитую змею.

— Вы знаете, отец Доминик, — сказал он, — я лишь однажды, будучи совсем молодым, имел возможность соприкоснуться с тёмным колдовством, но это ощущение я никогда не забуду. Мальчик же обладает тёмным даром?

Бромель подтвердил, и маг, почесав в затылке и походив вокруг да около, наконец задал волнующий его вопрос.

— Если вы уже знали о том, кто он есть, то зачем тогда пригласили меня, тем более, хм, неофициально? Согласно папскому указу от 1485 года все маги, обладающие тёмным даром или практикующие чернокнижие, подпадают под церковную юрисдикцию и выходят из-под власти Коллегии. Хотя, на мой взгляд, это несправедливое и нерациональное отношение к почти вымершему магическому искусству, уж простите меня за мои слова, отец Доминик. Дар этого мальчика нужно исследовать и сохранить хотя бы для науки, а вместо этого он сгинет вместе с мальчиком в каменных казематах.

Заметив пристальный взгляд обсуждаемого им «чернокнижника», Литран расстроенно развёл руками:

— Извините, юноша, но ничем вам помочь не могу. Не в моих силах.

Бромель успокаивающе положил руку на плечо дёрнувшегося Лавеля, и сказал:

— Вы не поняли меня, магистр. Я не хочу выдавать этого, безусловно, талантливого юношу. Я тоже как и вы, хотел бы ему самого лучшего, — несколько исказил он слова мага, радеющего только о пропадающей возможности изучить носителя тёмной магии. — Потому я считаю, что нет необходимости выдавать его церковному суду. Мне бы хотелось, чтобы мальчик получил возможность учиться в школе Орхана.