Последний штрафбат Гитлера. Гибель богов - Страница 6

В общем, расчувствовался Юрген так, что чуть слезу не пустил. Такого с ним отродясь не было. Разве что в детстве. Точно, всплакнул, помнится, когда из родной Ивановки уезжали, когда с сестрой прощался, с родственниками, с соседями. А после этого – ни разу. Жизнь к слезам не располагала, жесткая была жизнь, и он стал жестким. Вот только в последнее время что-то помягчал. Он этого не замечал, пока не услышал случайно, как Целлер сказал Брейтгаупту: наш-то помягчал. А тот ответил ему многозначительным молчанием. Стал присматриваться к себе: действительно помягчал. Подумал: оттого, наверно, что два с половиной месяца в настоящем бою не были. Вот и расслабился. Как же это приятно – расслабиться. Он еще крепче обнял Эльзу и присоединился к хору:

Это было обычное утро. Впереди был обычный день, на фронте не бывает праздников и выходных. Голова была ватная. То ли от плохой польской самогонки, то ли от ее количества. Ведь Отто принес целую канистру, он ее выменял на канистру керосина. Или он канистры перепутал? С него станется.

Юрген подтянул руку к глазам, посмотрел на часы. Без десяти шесть. Подъем! Он откинул одеяло, вскочил с кровати, встряхнулся всем телом. За спиной что-то сонно пробормотала Эльза, заворочалась, натягивая одеяло. Пусть еще поспит. Полчасика.

Он натянул штаны и, голый по пояс, выскочил из дома, пробежался до блиндажа, где спали солдаты его отделения. Граматке прошедшей ночью, когда Юрген скомандовал отбой и приказал отправляться в блиндаж, попробовал что-то вякнуть, не иначе как спьяну, но Брейтгаупт его мгновенно урезонил своим обычным: береженого Бог бережет. Все, что говорил Брейтгаупт, всегда быстро доходило до людей, даже до таких, как Граматке. Тот повернулся и послушно побрел вместе со всеми вслед за Брейтгауптом.

Юрген спустился по ступенькам, толкнул внутрь дверь блиндажа и тут же отшатнулся: ну и дух! Он вытащил свисток из кармана, выдал длинную трель. В голове зазвенело. Солдаты заворочались, стали медленно подниматься, поминая Бога, черта и его, фельдфебеля Юргена Вольфа. Слова были разные, но все недобрые. Юрген пропускал их мимо ушей.

– Раздеться до пояса! – скомандовал он.

Градус высказываний поднялся до прямых проклятий. Впрочем, их было плохо слышно из-под свитеров, фуфаек и маек, которые солдаты стягивали через головы. Ведь они спали одетыми, укрывшись одеялами и шинелями. Действительно прохладно, подумал Юрген, глядя на покрытые изморозью стены, и передернул мышцами.

– За мной! – крикнул он, вышел из блиндажа и, резко двигая руками, побежал по дорожке, выискивая место почище. За ним топали сапогами солдаты. – Стой! Умываться!

Юрген первым захватил ладонями горсть пушистого снега и принялся растирать им лицо, потом грудь. Так они умывались. Можно было, конечно, послать кого-нибудь (Граматке, Цойфер – немедленно всплыли фамилии) на Вислу, чтобы набрали в ведра воды из проруби, но он же не изверг. Вот обер-фельдфебель Гешке из третьей роты – изувер и самодур. Он уже троих военнослужащих на утреннем умывании потерял: двоих подстрелили, а один провалился под лед и утонул. Впрочем, Клинк сказал, что его свои же утопили, он был стукачом.

Спину обожгло холодом. Брейтгаупт, кто же еще! Тут рвануло так, что показалось, будто кожа с мышцами отрываются от костей.

– Что ж ты наст-то ковырнул! – проскрипел Юрген сквозь сжатые зубы. – Снегом же надо, нежнее! Вот так!

Юрген зачерпнул очередную порцию снега и резко повернулся к Брейтгаупту, но тот уже отскочил в сторону, принял боксерскую стойку, довольно ухмылялся. Юрген огляделся по сторонам. Рядом, согнувшись вдвое, стоял Целлер, похлопывал себе руками под мышками. Юрген вывалил ему снег на спину, – не пропадать же добру, принялся яростно растирать. Целлер завопил. «Помягчал, говоришь», – шепнул ему на ухо Юрген и толкнул лицом в сугроб. И тут же уткнулся рядом, мордой в снег, получив пинок в зад.

– Какая сука!.. – закричал он, вскакивая.

Солдаты стояли стеной, гогоча во всю глотку, и тянули к нему руки с выставленными большими пальцами. И Брейтгаупт туда же!

Юрген тоже рассмеялся, задорно и весело. Похмельная муть ушла из головы, кровь быстро заструилась по жилам – хорошо! Он протянул руку Целлеру, помог подняться.

– За мной! – скомандовал он и побежал по дорожке.

Эльза уже встала, по дому плыл запах кофе, для аромата в нем недоставало настоящего кофе. Юрген строго посмотрел на подругу. Не любил он этого – кофе по утрам, индивидуального кофе. То, что он проводил – иногда! – ночь с Эльзой, не отменяло главного: он был командиром отделения, там были его товарищи, и он не считал себя вправе и не хотел иметь перед ними никаких преимуществ. Он и питался с ними из одного котла, а Эльза – вместе с доктором и санитарами.

– Я на всех сварила! – поспешно сказала Эльза и показала на большой чайник.

Да, кофе у них было предостаточно. В отличие от Юргена Эльза не возражала против маленьких преимуществ и вовсю пользовалась ими. Да и как отказать этим милым мальчикам, которые несут ей в подарок то одно, то другое, и все от чистого сердца, ничего не ожидая взамен, кроме ее ласкового слова, взгляда и легкого поцелуя в щеку, иногда. Недавно Клинк приволок целый мешок кофе. С эсэсовского склада, сказал он, гадом буду! Он же не последнее взял, так ведь, Зепп, сказала Эльза, пристраивая мешок за печкой. Клинк ответил Юргену кристально честным взглядом. И почему-то притронулся рукой к щеке.

– Молодец, – сказал Юрген, – пойду отнесу парням, им горячий кофе сейчас в самый раз будет.

– Я сама отнесу. Садись лучше бриться. Я тебе полотенце нагрела.

Она принесла слегка влажное горячее полотенце, приложила к лицу Юргена, потом споро расставила все принадлежности для бритья на небольшом столике возле умывальника.

«Черт, как же быстро растет щетина на морозе!» – думал Юрген, яростно скобля обветренную задубевшую физиономию. Не помогал ни горячий компресс, ни отличная сталь «Золингена». Эту опасную бритву Юрген взял больше года назад из ранца убитого офицера, тому она была больше не нужна. А Юргену – очень даже. У их тогдашнего командира роты обер-лейтенанта Росселя был пунктик на бритье и ему не было никакого дела до того, что интенданты вечно забывали привезти лезвия для станков: они, вероятно, считали, что штрафникам лезвия ни к чему, «перышками» побреются. После третьего захода Юрген наконец удовлетворенно провел средним пальцем по гладкой щеке – теперь можно и к начальству!

У подполковника Фрике сидел обер-лейтенант Вортенберг, можно было подумать, что они не расставались со вчерашнего вечера. Они вели бесконечный офицерский разговор, все о войне, как будто не было других тем. Последние десять дней разговор крутился вокруг наступления в Арденнах. Вначале он питался бодрыми реляциями, потом – слухами.

– Я вчера встретил Христиана Айсмана, моего однокашника по училищу, – сказал Вортенберг, ответив на приветствие Юргена, – он вернулся из госпиталя. По дороге он заехал за предписанием в штаб 9-й армии, где встретил еще одного нашего старого знакомого, Людвига Кляйнхейстеркампа, тот служит адъютантом в штабе, дядя устроил. Так вот Людвиг говорил за верное, что американская 1-я армия окружена и взята в плен благодаря применению нервно-паралитического газа.

– Слухи! – отмахнулся Фрике. – Ни на чем не основанные слухи! Или основанные на информации англичан или тех же американцев. Тогда это клевета! Германия верна принятым международным обязательствам и конвенциям! У нас нет отравляющих газов, тем более этих, как вы сказали?