Последний секрет - Страница 3
Мужчина просит высадить его на Монмартре, у дома, по которому хлещет мокрый ветер. Он проверяет адрес, бежит вверх по лестнице, минуя этаж за этажом, останавливается на площадке перед дверью. Из-за нее доносится звук, похожий на стук тяжелого мяча, и синкопированная музыка.
Он нажимает на звонок, рядом с которым надпись на табличке: «Лукреция Немрод». Музыка почти сразу стихает. Он слышит шаги, лязг отпираемых замков.
В щели появляется потное лицо молодой женщины.
– Исидор Каценберг?..
Она недоуменно таращит глаза. С его ботинок уже натекла целая лужа.
– Добрый вечер, Лукреция. Можно войти?
Она, не снимая цепочку, смотрит на гостя, словно не может поверить в такой поздний визит.
– Можно войти? – повторяет он.
– Что вы здесь делаете?
Вылитая мышка!
– Разве мы на «вы»? Кажется, в прошлый раз мы говорили друг другу «ты».
– С прошлого раза, как вы выражаетесь, минуло три года. С тех пор от вас не было ни слуху ни духу. Мы опять друг другу чужие. Отсюда обращение на «вы». С чем вы пришли?
– С предложением работы.
Она все еще сомневается, но в конце концов снимает с двери цепочку и приглашает позднего гостя в квартиру.
Она запирает дверь, он вешает на крючок мокрый плащ.
Исидор Каценберг с интересом разглядывает квартиру. Его всегда забавляло разнообразие интересов молодой научной журналистки. Стены завешаны афишами кинофильмов, по большей части американских и китайских триллеров. Посередине гостиной, рядом со столиком, заваленным женскими журналами, свисает с потолка подвесная боксерская груша.
Он опускается в кресло.
– Вы очень удивили меня своим появлением!
– У меня остались чудесные впечатления о нашем совместном расследовании происхождения человечества.
Лукреция качает головой:
– Понятно. Я тоже все помню.
В ее памяти мелькают эпизоды экспедиции в Танзанию, по следам первобытного человека. Она более внимательно разглядывает Исидора: метр девяносто пять, сто с лишним килограмм веса, неуклюжий великан. Хотя, кажется, немного постройневший.
Его что-то беспокоит, иначе он бы не заставил себя ехать сюда.
Он снимает тонкие позолоченные очки и тоже в нее вглядывается. Длинные рыжие волосы волнами, стянутые черной бархатной лентой, изумрудно-зеленые миндалевидные глаза, ямочки на щеках, острый подбородок. Мимолетная красота, излюбленный предмет вдохновения Леонардо да Винчи. На его вкус, она хорошенькая. Не красавица, но хорошенькая. Наверное, это возраст. Три года прошло! Тогда ей было двадцать пять, теперь целых двадцать восемь.
Она изменилась. Из сорванца в юбке превратилась в девушку. Но до женщины ей еще далеко.
На ней китайский жакет с воротником, как у кителя; шея закрыта, плечи на виду. На спине вальяжно разлегся рыжий тигр.
– Что за работу вы предлагаете?
Исидор Каценберг что-то ищет глазами. Обнаружив видеомагнитофон, он встает, вставляет кассету, которую все это время не выпускал из рук, и нажимает на кнопку «пуск».
Они вместе смотрят репортаж о гибели Финчера из последнего выпуска новостей.
После конца записи на экране появляется дождь помех, напоминающий ненастье за окном.
– Вы потревожили меня в час ночи, чтобы развлечь на сон грядущий новостями?
– По-моему, «смерть от любви» – это нонсенс.
– Узнаю вас, дорогой Исидор! Вы по-прежнему неромантичны.
– Наоборот! Я утверждаю, что любовь не убивает, а спасает.
Девушка размышляет:
– Вообще-то это очень красивая смерть – «от любви». Хотелось бы и мне однажды погубить мужчину удовольствием. Безупречное преступление в хорошем смысле слова…
– По-моему, это не просто преступление, а самое настоящее убийство.
– Какая разница?
– Убивают преднамеренно.
Он громко чихает.
– Простудились? – участливо спрашивает она. – Это все дождь. Я напою вас бергамотовым чаем с медом.
Он трясет мокрой головой, забрызгивая все вокруг.
– Что наводит вас на подозрение, что это преднамеренное убийство?
– Доктор Сэмюэл Финчер – не первый погибший от любви. В 1899 году президента Французской Республики Феликса Фора нашли мертвым в доме терпимости. Болтают, что полицейские, явившись на вызов, спросили у мадам: «Все кончено?» – «Наши девушки не распространяются об интимных деталях», – последовал гордый ответ.
Лукреция даже не улыбается:
– Куда вы клоните?
– Полиция утаила истинную причину. В рапорте говорилось, что президент скончался от сердечного приступа. Правда выплыла наружу гораздо позже. То, что Феликс Фор пал жертвой своей похоти, помешало нормальному расследованию. Смерть в пароксизме страсти в публичном доме – разве это не смешно? Никому не хотелось расследовать это дело всерьез.
– Никому, кроме вас.
– Из чистого любопытства я, будучи студентом, выбрал этот эпизод темой курсовой работы. Я собрал документы, свидетельские показания. И раскопал мотив: Феликс Фор собирался развернуть антикоррупционную кампанию в святая святых – в собственной секретной службе.
Лукреция Немрод наливает две чашки ароматного чая.
– Если я не ошибаюсь, Наташа Андерсен уже созналась в убийстве.
При попытке сделать слишком большой глоток Исидор обжигает язык и вынужден дуть в чашку для остужения.
– Она ДУМАЕТ, что убила его.
Вспомнив о манерах, Исидор Каценберг просит ложечку и принимается остервенело болтать ею в чае, считая, что так его можно охладить.
– Увидите, теперь у нее не будет отбоя от кавалеров.
– Мазохизм? – предполагает Лукреция, без всякого затруднения попивая обжигающий напиток.
– Любопытство. Влечение к сочетанию Эроса, бога любви, и Танатоса, бога смерти. Восхищение архетипом самки богомола, символом жестокосердной женщины. Видели, как это насекомое в разгар любовного слияния убивает мужскую особь, отрывая ей голову? Завораживающая картина, напоминающая о чем-то глубоко в нас сидящем…
– Страх любви?
– Скорее любовь, ассоциируемая со смертью.
Она одним глотком допивает неостывший чай.
– Чего вы ждете от меня, Исидор?
– Хочется еще поработать в паре с вами. Мы бы расследовали убийство доктора Сэмюэла Финчера. По-моему, плодотворное направление – свойства мозга.
Лукреция Немрод садится по-турецки в глубине дивана и ставит на стол пустую чашку.
– Мозг?.. – переспрашивает она задумчиво.
– Да, мозг. Это ключ к разгадке. Разве жертва – не лучший в мире мозг в буквальном смысле слова? И вот еще что… Смотрите.
Он берет пульт, перематывает пленку и находит то место в речи чемпиона, где он говорит: «Своей победой я обязан тайной пружине…»
Исидор Каценберг тоже ставит свою чашку – она осталась почти полной – и нажимает на «паузу».
– Замечаете, как у него горят глаза, когда он произносит слова «мотивация» и «стимул»? Разве не удивительно? Может, он дает нам подсказку? Стимул… Можно, я задам этот вопрос вам, Лукреция: что мотивирует в жизни вас?
Она молчит.
– Вы мне поможете? – спрашивает он.
Она относит чашку гостя в раковину.
– Нет.
Она срывает с вешалки мокрую шляпу Исидора и мокрый плащ, возвращается к видеомагнитофону и вынимает кассету.
– Я не верю, что это преднамеренное убийство. Несчастный случай, только и всего. Сердечный приступ, следствие перенапряжения и стресса на состязании. Что касается мозговых нарушений, то ими страдаете вы сами. У этого недуга есть название – мифомания. Не беда, это лечится. Достаточно перестать всюду видеть фантастику и смириться с реальностью. Ну, и под конец – спасибо, что навестили.
Он медленно встает, удивленный и разочарованный.
Внезапно она застывает, как в столбняке, с прижатой к щеке ладонью.
– Что-то случилось?
Вместо ответа она хватается за челюсть обеими руками.
– Скорее несите аспирин… – бормочет она.
Исидор бросается в ванную, шарит там в шкафчике с лекарствами, находит белый пузырек с таблетками, вытряхивает одну и несет в комнату вместе со стаканом воды. Она жадно глотает лекарство.