Последний поход «Новика» - Страница 9

– Согласен с вами, ваше высокоблагородие! – улыбнулся тот. – Ведь здесь нет опасности переворота шлюпки при резкой переброске паруса с борта на борт при свежем ветре.

Лицо мичмана словно окаменело от показавшейся ему дерзости гардемарина. Однако командир вроде как и не заметил ее. Он только теперь уже откровенно улыбнулся.

– И вы готовы самостоятельно выполнить поворот?

– А что мне еще остается делать, ваше высокоблагородие? Назвался груздем – полезай в кузов…

Вахтенный офицер слегка охнул.

– Ну что же, гардемарин, выполняйте поворот!

– Есть выполнить поворот! – без тени сомнения ответил тот.

Андрей вынул пробку из переговорной трубы со штурманской рубкой и дунул в нее.

– Подпоручик Игумнов слушает вас!

– Определите, Семен Кондратьевич, курс на остров Рисири[38].

– Норд-ост, – не задумываясь, ответил штурман, видимо, уже заранее определив его. – Это, случайно, не вы, Андрей Петрович? – с некоторым сомнением спросил он.

– Я, Семен Кондратьевич, – улыбнулся Андрей, а затем уже серьезно пояснил: – По приказу командира несу совместную вахту с мичманом Небольсиным.

– Рад за вас, Андрей Петрович, и успехов!

– Спасибо за доброе пожелание, Семен Кондратьевич!

Он воткнул пробку в переговорную трубу и громко, хорошо поставленным командным голосом подал команду:

– К повороту!

– Есть к повороту! – бодро ответил унтер-офицер вахтенной смены, хотя в его голосе чувствовалось некоторое смятение.

Почему это команду отдает гардемарин, а не вахтенный офицер?! Но приказ есть приказ, тем более что на мостике находится сам командир! А уж это старый служака знал совершенно точно.

– Поворот через фордевинд![39]

Раздались трели боцманской дудки, и матросы разбежались к фалам.

– Лево руля! Курс – норд-ост!

– Есть лево руля! Курс – норд-ост! – ответил рулевой.

После выполнения поворота чуть-чуть заполоскалась задняя шкаторина[40] фока[41].

– Выбрать шкоты[42] втугую! – тут же отдал команду Андрей и после ее выполнения все паруса послушно наполнились ветром.

– На румбе – норд-ост! – доложил рулевой.

– Так держать!

– Есть так держать!

И Андрей с радостью почувствовал, что будто гора свалилась с его плеч – неожиданное испытание выдержано.

– Господин капитан 1-го ранга, поворот выполнен! – доложил гардемарин, еле сдерживая бившую через край радость.

Командир почти торжественным голосом произнес:

– Если бы вы, Андрей Петрович, были офицером, то я бы непременно пригласил вас в свою каюту отметить бокалом шампанского впервые выполненный вами самостоятельный поворот на трехмачтовом корабле! Однако, увы… А посему предлагаю отложить эту процедуру до производства вас в мичманы. Возражения есть?

– Никак нет, ваше высокоблагородие! – просиял гардемарин.

– Во всяком случае, разрешаю вам, Андрей Петрович, теперь во всех случаях обращаться ко мне по имени и отчеству.

– Есть обращаться к вам по имени и отчеству! – просиял он, будучи твердо уверен, что уже сегодня вся команда будет знать об этом – «матросский» телеграф работал без сбоев.

Макаров крепко пожал руку гардемарину, и, не удержавшись, обнял его. А затем произнес:

– Так держать!

– Есть так держать! – с повлажневшими от счастья глазами ответил Андрей на напутствие командира.

Вахтенный офицер стоял рядом, смущенно переступая с ноги на ногу…

После ужина в кают-компании, когда вестовые убрали посуду и столовые приборы, со своего места во главе стола поднялся старший офицер.

– Господа офицеры! Разрешите от имени нашего командира и от себя лично поздравить гардемарина Чуркина с первой совместной вахтой в качестве дублера мичмана Небольсина.

Андрей, смущенный словами старшего офицера, встал со своего места.

– Вы все, за исключением штурманов и механиков, безусловно, помните свои первые совместные вахты на мостике во время прохождения стажировки на кораблях после окончания Морского корпуса.

Строевые офицеры дружно закивали головами.

– Так вот представьте себе, – продолжил он, – что этот юный гардемарин во время первой совместной вахты самостоятельно в присутствии командира выполнил поворот через фордевинд, самый трудный, как вы знаете, поворот судна! И выполнил его достаточно успешно без чьей-либо помощи.

Раздались возгласы удивления и восхищения. Все повернули головы в сторону Андрея.

– А посему Степан Осипович просил передать вам, что он уверен в вашей дальнейшей успешной службе на флоте.

– Спасибо вам, ваше высокоблагородие, и их высокоблагородию господину командиру за добрые пожелания! – дрогнувшим голосом произнес Андрей.

– Так дело не пойдет! – с напускной строгостью сказал старший офицер. – С сегодняшнего дня разрешаю вам, господин гардемарин, обращаться ко мне и ко всем офицерам «Витязя» по имени и отчеству. Тем более что наш командир уже разрешил вам это делать по отношению к себе. Не так ли, Андрей Петрович?

– Так точно, Андрей Андреевич!

Офицеры многозначительно переглянулись.

– Что же касается гардемарина Черняховского, – тот встал со своего места, – то это же разрешение распространится и на него после того, как он самостоятельно выполнит поворот судна, – примирительно заключил старший офицер. – А вы, Владимир Владимирович, как его наставник, доло́жите мне об этом.

– Есть доложить, Андрей Андреевич! – встал мичман Шаховской.

На горизонте показалась заснеженная вершина пика острова Рисири. Его белоснежный конус увеличивался на глазах, как бы вырастая из воды. Впечатляющее зрелище!

Затем севернее показался и гористый остров Ребун. И «Витязь» взял курс на пролив между ними. Теперь он, идя под парусами, все чаще стал ложиться в дрейф для взятия проб воды и грунта.

Еще до прихода во Владивосток доктор Шидловский серьезно заболел, и Макаров был вынужден списать его на берег для отправки на лечение в Петербург. И теперь всеми гидрографическими работами стал руководить старший штурман поручик Розанов.

На переходе от мыса Поворотного до острова Рисири Андрей со своей группой регулярно, через каждые четыре часа, брал пробы воды батометром[43]. Теперь же пришла очередь поработать и группе Алексея – глубины уже позволяли брать пробы грунта щипцами, одолженными у телеграфистов, которыми он был весьма доволен.

Взяв очередную пробу воды, Андрей поднялся на мостик.

– Прошу разрешения, Аркадий Константинович, продолжить совместную вахту!

– Добро, Андрей Петрович! Как успехи на гидрологическом фронте? – с долей ревности спросил тот, так как ему пока доверяли лишь замерять температуру воздуха во время его вахт.

– Нормальные, Аркадий Константинович, – улыбнулся Андрей, уловив нотки ревности в голосе своего наставника. – На ста метрах глубины температура, как и прежде, остается довольно низкой – около четырех градусов выше нуля по Цельсию.

– Ненамного отличается от температуры воздуха, – заметил мичман, похлопывая ладонями рук, одетых в перчатки. – Вы сейчас несколько разогрелись при работе на полуюте, а здесь, на мостике, обдуваемом насквозь всеми ветрами, очень холодно.

– Думаю, станет еще холоднее, когда подойдем к проливу Лаперуза.

– Живы будем – не помрем! – отшутился вахтенный офицер.

– Вот он каков, знаменитый Камень Опасности! – показал Алексей на не очень высокую одинокую скалу, окруженную небольшой группой голых, лишенных растительности камней, возвышавшуюся почти посередине пролива Лаперуза.

– Да уж, Алеша, примечательный островок! И не низок, не высок, – согласился Андрей, прибежавший к другу на полубак в перерыве между взятием проб воды. – В ясную погоду он весь на виду. А в частые туманы, характерные для этих мест? Поэтому во избежание столкновения с ним на кораблях выставлялись матросы, обязанностью которых было прислушиваться к реву сивучей[44], поселившихся на этих камнях.