Последний поход «Новика» - Страница 10
– И сколько же кораблей мореходов покоится на морском дне подле него?
– Одному Богу известно, Алеша…
Алексей вздохнул и, подув на закоченевшие от холода пальцы, принялся разбирать содержимое щипцов, которые достали со дна пролива перед самым приходом Андрея на полубак. И он с интересом стал наблюдать за действиями Алексея.
Так называемые щипцы на самом деле представляли собой два полушария, соединенные пружинками. Когда лот[45] с этими щипцами достигал дна, те захватывали в себя окружающий их грунт, и полушария тут же смыкались. Просто и в то же время надежно.
– Смотри, Андрюша, грунт, как видишь, – ил, – сказал Алексей, разъединив полушария. – Однако обрати внимание вот на эти разноцветные живые организмы.
В серой массе придонного ила действительно шевелились какие-то разноцветные червячки.
– Вот только жаль, что после помещения их в формалин они обесцвечиваются, – сокрушался Алексей.
– Не унывай! В Петербургской академии наук ученые разберутся, что к чему. – И Андрей заторопился: – Паруса поставлены в положение леве́нтик[46], так что предстоит очередная остановка для взятия проб. Успехов тебе, Алеша!
– И тебе того же, Андрюша! – пожелал он, наблюдая, как друг легко сбегает по трапу с полубака.
– Прямо по курсу у горизонта – полоса тумана, ваше благородие! – доложил сигнальщик.
Мичман Небольсин приложил к правому глазу зрительную трубу[47].
– Ну и глазаст же ты, Егоркин! Благодарю за службу!
– Рад стараться! – бодро ответил польщенный вниманием вахтенного офицера матрос.
– Только этого, Андрей Петрович, нам и не хватало! – сокрушенно вздохнул Небольсин. – Будем теперь блуждать в тумане, как слепые котята.
– Это же дальневосточные воды, Аркадий Константинович, и туманы здесь не редки даже в это время года.
– Так-то оно так… – снова вздохнул тот и, видимо, приняв решение, скомандовал: – Нестеренко, доложи старшему офицеру, что входим в полосу тумана!
– Есть! – с готовностью ответил вахтенный вестовой и метнулся с мостика выполнять приказ вахтенного офицера.
Старший офицер поднялся на мостик и взглянул в сторону приближающегося тумана.
– Ваши предложения, Аркадий Константинович?
– Думаю, что в тумане удобнее будет идти под парами. Ведь мы приближаемся к острову Тюлений[48]. А в проливе, отделяющем его от полуострова Терпения, Степан Осипович как раз и хотел провести замеры течения ввиду его неопределенности.
– Правильно думаете, Аркадий Константинович. Действуйте!
Небольсин дал указание в машинное отделение поднять в котлах пары и предупредил штурманов о приближении тумана. На мостик сразу же поднялся младший штурман с секстаном[49], чтобы успеть уточнить местоположение корабля по еще видимому солнцу.
Когда машинисты доложили, что корвет находится под парами, мичман отдал команду:
– Взять паруса на ги́товы![50]
Раздались трели боцманских дудок, и матросы вахтенной смены рассыпались по мачтам, подвязывая паруса к реям.
Затем он перевел стрелку машинного телеграфа в сектор «малый ход», и под кормой послушно забурлил гребной винт.
– Штурман, каково расстояние до острова Тюлений? – спросил мичман в переговорную трубу.
– Около семи миль, Аркадий Константинович! – доложил младший штурман.
– Спасибо, Семен Кондратьевич!
И только после этого вахтенный офицер доложил старшему офицеру:
– Господин капитан 2-го ранга, корвет идет под парами малым ходом курсом норд-норд-ост! Примерно через час будет у острова Тюлений!
«Витязь» вошел в полосу тумана. Он был настолько густым, что не видно было не только полубака, но и еле угадывались очертания первой дымовой трубы, расположенной за мостиком. Андрей, конечно, знал из рассказов отца о гибельных дальневосточных туманах. Сколько же они попортили крови русским мореходам за более чем столетие пребывания их в этих водах! Но только теперь смог в полной мере ощутить их воздействие на психику человека.
Избавиться от ощущения, что они на своем корвете как бы растворились в серой и бесплотной массе, окутавшей застывшую поверхность моря, было чрезвычайно трудно. Возникло сосущее под ложечкой ощущение, что они брошены и находятся одни во всем мире, и так будет продолжаться целую вечность. И только мерные «вздохи» машины, работавшей на малых оборотах гребного винта, да бурление воды под кормой свидетельствовали о реалиях существующего мира.
Но рядом находился опытный моряк, старший офицер. Теперь вся надежда на него, на его знания, опыт и умение.
Он же еще раз затребовал у штурмана данные о расстоянии до острова Тюлений и дал ему указание докладывать об изменении расстояния через каждые пять кабельтовых[51]. Затем приказал сделать замер глубины. Однако опущенный за борт лот так и не достиг дна при длине лотлиня в двести метров. Поэтому старший офицер приказал делать замеры глубины через каждые десять минут.
– Сейчас, Аркадий Константинович, подойдем к северо-западной оконечности острова и станем на якорь. Когда туман рассеется, приступим к определению направления и скорости течения в проливе между этим островом и полуостровом Терпения, – пояснил старший офицер.
– Глубина сто двадцать метров! – доложил матрос вахтенной смены, производивший замер глубины.
– Замерять глубину через каждую минуту! – приказал капитан 2-го ранга.
А по переговорной трубе младший штурман доложил:
– В соответствии с прокладкой курса корабля по счислению[52] остров Тюлений находится в пяти кабельтовых по правому борту!
– Глубина двадцать пять метров! – тут же раздался тревожный голос матроса.
– Стоп машина! Полный назад! – приказал старший офицер.
Под кормой бешено забурлила вода, однако махина корвета весом в три с половиной тысячи тонн продолжала по инерции двигаться вперед.
От удара все, кто находился на мостике, подались вперед и ухватились за планширь его ограждения. Скрип металла корпуса корабля о грунт резанул души моряков. Затем все стихло, и только гребной винт под кормой продолжал натуженно бурлить воду, тщетно пытаясь стащить корабль задним ходом на чистую воду.
– Приехали! – подавленно произнес старший офицер, а затем вложил всю свою истерзанную несчастьем душу в витиеватую тираду из ненормативной флотской лексики.
– Стоп машина! – приказал он, облегчив душу. – Даже она не может сейчас выручить нас…
На верхнюю палубу, слегка наклоненную в сторону кормы, высыпала вся команда. Слышались тревожные приглушенные голоса.
– Боцман, проверить на течь форпик[53] и носовую часть трюма! – приказал старший офицер.
– Есть! – с готовностью ответил старый служака, и Андрею послышалась радость в его голосе: порядок есть порядок!
– Вестовой, доложите командиру о посадке на мель!
– Отставить! – совсем рядом послышался голос командира. – Я уже здесь, Андрей Андреевич!
Старший офицер, отведя командира в сторонку, кратко доложил о случившемся и в заключение попросил: – Вахтенного офицера, Степан Осипович, прошу не винить. Это моя вина. Я и буду отвечать за посадку корвета на мель!
– Что вы заладили, Андрей Андреевич, моя вина, моя вина… Неужели вам, старшему офицеру, надо объяснять, что за все, что произошло с кораблем, отвечает только его командир. – Капитан 2-го ранга, тяжко вздохнув, смущенно опустил глаза. – Вот так-то, Андрей Андреевич… А сейчас надо снимать корвет с мели. Это самое главное. А с причиной его посадки будем разбираться, когда рассеется туман.